– Апатичный? – в моей характеристике я бы поставил это определение на последнее место.– Мужчины, у которых нет дома – или пожившие в одиночестве – ходят с Пенджей, Песчаный Тигр. Им все равно, куда идти, лишь бы найти работу, женщину и вино, – он улыбнулся. – Боги благословили тебя необычным ростом, силой и реакцией, у тебя врожденный талант… Зачем такому одаренному человеку попусту тратить силу? Но нет, он просто отмахивается от насекомых вместо того, чтобы раздавить их и узнать, на что он способен… и если он предпочтет давить их, он него не будет спасения.Он замолчал, а я смотрел на него, сбитый с толку его выводами и умением судить о людях так легко и говорить с такой уверенностью.Я лежал неподвижно, помня о веревках.– Оставь ее в покое.– Нет, – он сделал шаг ко мне. – Ты понял, о чем я сейчас говорил? Ты из тех, кого нельзя купить. Ты – аномалия, Песчаный Тигр. Ты отличаешься от всех танцоров мечей, потому что они охотно продают себя, не понимая, что это тоже рабство, только другого сорта.Я подавил в себе злобу и постарался говорить спокойно.– Значит я тоже войду в твою коллекцию?– Нет. Танцоров мечей можно купить десяток за медяшку… конечно, может быть, ты стоишь и подороже, но не настолько, чтобы я захотел пополнить тобой мою коллекцию. Нет, – задумчиво повторил он. – Если бы мне понадобился танцор меча, я взял бы Аббу Бенсира.Я рявкнул не задумываясь:– Аббу Бенсира!– Я собираю все самое уникальное, Песчаный Тигр. Вот в чем дело. Ты очень хорошо танцуешь – седьмой ранг, кажется? – но Аббу… Аббу есть Аббу. Аббу Бенсир.Знаю, знаю. Глупо было хотя бы думать о ревности в моем положении, но я чувствовал себя задетым. Слова Умира больно ударили по самолюбию. Потому что хотя и без того плохо быть скрученным и брошенным в вонючий сарай из-за своей расхлябанности, еще хуже слышать, что ты не стоишь своего главного противника.Я мрачно покосился на него.– Слышал о Чоса Деи?Он слабо улыбнулся. Брови изогнулись в веселом недоумении.– Чоса Деи – Южная легенда. Конечно слышал.Я ухмыльнулся.– Он тоже собирал. Хотя в основном магию.– Значит мы очень похожи, волшебник из легенды и я, – рассмеялся Умир. – Мне пришлось овладеть частью магии.Всего лишь ЧАСТЬЮ, отметил я. Мне это почему-то показалось важным.– Так что дальше, танзир? Ты оставишь меня здесь на съедение крысам или придумал что-то поинтереснее?– Я думаю только о женщине, – он улыбнулся, заметив, что мои мускулы непроизвольно напряглись в попытке порвать веревки. – Я бы на твоем месте не старался так освободиться, Песчаный Тигр. Тебя связывает не веревка, а магия.Я окаменел.– Магия?– Руническое заклинание, если быть точным, – он пожал плечами. – У меня есть гримор.– Гри… что?– Гри-мор, – произнес он. – Коллеция магических заклинаний и родственного с ними колдовства. Она называется Книга Удре-Ната, Книга Поглощенной Души, – танзир улыбнулся. – Моя душа еще при мне… но уже заложена, – одна рука скрылась под бурнусом и появилась обратно с куском серо-коричневого шнура. – Примерно вот так, видишь? – он тихо произнес одно слово и шнур засиял. Это был тот самый омерзительный желто-зеленый свет, который шел из-за моей спины. – Вот. Руническое заклинание. Книга Удре-Ната полна таких мелочей и вещей посерьезнее, – он подошел поближе, немного наклонился и покачал сияющим шнуром перед моим лицом. – Видишь руны? Их сотни, все они сплетены в единую нить и их связь разорвать невозможно. Они крепче веревки. Вот что держит тебя, Песчаный Тигр. Горло, руки, ноги, – он махнул рукой. – Ты можешь мастерски владеть мечом, но тебе не удастся освободиться от магии.Похолодев от ужаса, я смотрел на короткий шнурок, свисающий с пальцев Умира. Приглушенный свет пульсировал; переплетенные руны образовывали причудливую живую веревку толщиной с женский мизинец.Он спрятал шнурок.– Я бы не стал так дергаться, – посоветовал он. – Такая веревка, завязанная узлом, при каждой попытке растянуть ее только сильнее сжимается. Если попытаешься развязаться, очень может быть, что петля на твоем горле затянется, а мне бы этого очень не хотелось.– Почему? – прохрипел я. – Зачем я тебе?– Не мне. Сабре.Каждый мускул замерз.– Ты мне не нужен, – сказал он, – а она давно тебя ищет. Ну и поскольку я никогда не откажусь заработать, я с радостью избавлюсь от тебя, получив за это деньги и благодарность Сабры. Кто знает, может и она мне когда-нибудь пригодится.– Она женщина, – сказал я в надежде переубедить его. – Ты будешь помогать женщине-танзиру?– Я буду помогать кому угодно, лишь бы получить желаемое, – он пожал плечами. – Я прагматист, Песчаный Тигр… сегодня Сабра правит домейном своего отца, а завтра все может измениться. В конце концов все меняется, – он расправил складки тяжелых рукавов. – Они уже должны были забрать женщину – Дел? – он кивнул. – Так что я ухожу, – он повернулся к лампе и задул ее. В перламутровом сиянии, связывающем меня, я едва видел его лицо.– Сабра прибудет из Искандара через день или два, так что все это время можешь крутиться как хочешь. А если вздумаешь кричать, вспомни, что ты в моем домейне. Я обещал людям вернуть поселению былое величие – и посоветовал им не вмешивались в мои дела.Я дернулся, но тут же застыл, почувствовав, что рунические узы сжались сильнее.– Подожди…Он подошел к двери, положил руку на щеколду и обернулся.– Я не убийца, не борджуни и не насильник. Я наслаждаюсь, рассматривая свою коллекцию. Может тебе станет легче, если ты узнаешь, что я не собираюсь причинять вред женщине.И на том спасибо. Но когда дверь за ним закрылась, я подумал, что он мог и соврать.Он мог врать обо всем. 28 От рунических уз шло тошнотворное желто-зеленое сияние. Я лежал в полутьме и думал можно ли проверить узлы на крепость и при этом не задушить себя. Умир Безжалостный знал, что делал: обвязав магической веревкой мои лодыжки и запястья, он накинул одну петлю на горло, чтобы каждое движение рук или ног туже затягивало ее.Да поглотят его аиды. Хотя, он, кажется, и сам говорил, что рискует душой, владея Книгой Удре-Ната или как там в аиды он еще ее называл. Я мрачно уставился в темноту. Всю мою жизнь стараясь держаться подальше от магии, я видимо отказывался от очень полезных для жизни знаний. Оказалось, что весь Юг был просто усеян всякими магическими вещичками, грим-чем-то, колдунами с больным самолюбием, афритами… Аиды, пусть люди говорят что хотят, я-то знаю, что все это ловкие трюки и чушь.Только «чушь» Умира хорошо выполняла свою работу, не позволяя мне даже пошевелиться.Я лежал очень спокойно и внимательно изучал последствия своей невнимательности. Почки болели по-прежнему и я уже не сомневался, что еще пару дней они не позволят мне о себе забыть; несколько синяков, ссадин; пара больших и очень чувствительных кровоподтеков; болезненная припухлость на голове.И еще что-то неприятно давило на спину. Я задумался и понял: они оставили мне меч. За спиной, в ножнах и перевязи.Сначала я даже удивился такому промаху, а потом спросил сам себя: а почему бы нет? Со связанными руками добраться до меча я не мог, а, насколько мне было известно, Сабра интересовалась яватмой не меньше чем мной.А может кто-то пытался отобрать у меня Самиэля, но меч оттолкнул его?Если коснуться яватмы не зная ее имени, она может повести себя довольно вспыльчиво. Яватма умеет себя защитить. И еще она может призывать на помощь магию.Магия.Я задумчиво облизнул губы. Разве я не воспользовался силой магии всего несколько часов назад, чтобы вылечить колено и восстановить изуродованные руки?Разве я не подчинил Чоса Деи – ну ладно, часть его – своей воле?Я поежился. Веревка больно врезалась в горло, запястья, лодыжки.Я лежал в пыльной полутемной комнате и покрывался потом при каждой попытке сглотнуть так, что петля не затянулась туже. Мне нужно было найти способ уничтожить магическую стражу Умира.Только перед глазами все время стояла Дел, которая выпила слишком много акиви – неважно опьянела она после этого или нет – а потом получила удар в челюсть совсем не мягким кулаком, и одна никак не могла справиться со всеми людьми Умира.
Я заснул, а проснувшись в неудобном положении от неожиданности дернулся и веревка тут же затянулась еще сильнее. Теперь она действительно врезалась в горло. Я откинул голову назад, пытаясь добиться хоть немного слабины, ударился макушкой о рукоять меча и выругался, шипя от отвращения, отчаяния, ярости.– Тупица, – хрипло прошептал я. – Твоему шодо не следовало бы давать тебе и…Но я не закончил. Именно сейчас мне совсем не хотелось думать о своем шодо. Он умер двенадцать лет назад, но до сих пор я по привычке отдавал на его суд каждый свой поступок, стараясь сам себе в этом не признаваться. Как и в том, что я стал танцевать неряшливо, решая исход каждого танца своими врожденными преимуществами – физическим превосходством и быстротой– а не тонкой техникой, которой шодо семь лет старался обучить меня.А ведь Умир был прав.Аиды. Надо попробовать.Закрыть глаза. Подумать о магии. О силе. О том, что мне сейчас нужнее всего.Подумать о Дел, о том, что если я не освобожусь, Умир может связать ее руническими веревками и затащить в логово, такое же неприступное как Гора Дракона, и скрыть ее за охраной, через которую я не прорвусь, какую бы силу я не призывал, потому что у него есть грим-что-то.Я представил себя со стороны – оставленного лежать в вонючей комнате, деревянные перегородки который были изъедены крысами, с удавкой на горле, едва позволявшей дышать, без еды и воды и даже возможности облегчиться…(…чего мне делать совсем не хотелось. Я заранее представлял, какая это будет боль. А все из-за того, что кто-то из людей Умира – а скорее всего этих кто-то было несколько – врезал мне ногой в неприятной близости от почек…) …пока мстительная дочь Аладара не приедет в Кууми, возвращаясь в свой домейн из Искандара через Харкихал, и не затащит меня в логово такое же неприступное как…Аиды.– Тебе поможет только магия, – мрачно прошептал я. – И давай поторопись.Но с магией торопиться нельзя. Особенно если где-то внутри вас скрывается злобный волшебник – или хотя бы часть его.Недостающая часть оставалась в мече.Я подумал о рунах, об их тошнотворном сиянии, о том, как их развязать.Часть рунической веревки Умир унес с собой под бурнусом. Она была обыкновенным шнурком, темной ленточкой. До тех пор, пока он не произнес одно слово.Что, в аиды, он сказал?Я задумался. Старался вспомнить, пока не заболела голова и пот не залил глаза. Вот тогда судороги начали сводить шею, руки и ноги и я понял, что, невзирая на петлю сжимающую горло, двигаться мне придется, потому что иначе очень скоро боль станет невыносимой.Умир Безжалостный. Который сказал, что Сабра может приехать через пару ДНЕЙ.Который говорил, что не хочет меня убивать. И который не мог не знать, что за два дня я в любом случае умру, дернусь я во сне или судороги сведут мышцы, и тогда петля затянется.И я задохнусь.А значит если я сам что-то не придумаю – и как можно быстрее – я буду мертв по «естественным причинам» задолго до приезда Сабры.Магия. Я зарыл глаза и подумал о ней, стараясь расслабиться.И уснул.
Я проснулся как от толчка, задохнулся и выплюнул слово. Сам не понимая что говорю, просто повторив услышанные один раз от Умира звуки. Странное слово, похожее на постоянно ускользающую спину жеребца, когда он козлит и брыкается. Но я вспомнил его и я его произнес…И ничего не случилось.И…Нет. Кое-что случилось. Сияние усилилось.А я добивался совсем не этого.Я попытался снова, меняя интонацию.Ничего.Еще раз. И узлы сжалась.– Нет… – в отчаянии я еще сильнее прижал голову к мечу, пытаясь вырвать из горла впившуюся веревку. Спина болела, ноги сводило, почки полыхали огнем.– Развязать… – прохрипел я, – не завязать… развязать…Я снова вспомнил слово, оно засветилось у меня в голове, и попытался еще раз.Но теперь я произнес его наоборот.Свет померк. Давление не уменьшилось, но и не усилилось.Пока и этого было достаточно.Я снова сказал слово – наоборот.Ничего.– Развязать… – пробормотал я. И представил, как развязываются узлы.Ничего.Я от души выругался и сосредоточился. Представил рунические веревки, которые не мог видеть и никогда не видел, не считая короткого взгляда, брошенного на обрывок в руке Умира.Он свисал с тонких пальцев: путаница сияющих рун, переплетенных как нити в поводах Салсет.Я уже видел его перед собой.– Думай…Есть. Перед моими глазами застыли линии, узоры, узлы. Я подумал о своих собственных линиях и узорах, вырезанных на коже и заметных даже сквозь двухдневную щетину; потом об узорах, которые я рисовал в песке и пыли перед старым хустафой – переплетение узлов, линии скручиваются по две, по три, по четыре, потом расходятся, снова переплетаются и завязываются, потом к ним присоединяются другие…Я дышал так тяжело, что с пола поднялось облако пыли и глаза начали слезиться. Соленые капли стекали по щекам, рисуя узоры на грязной коже и я вспомнил первую встречу с Мехметом – пыль на его лице, запекшийся песок, жажда, истощение. Мехмет, в чьем акетни жил хустафа, бросающий песок, который однажды бросил его для меня и назвал меня джихади.Или не назвал?Дрожь сотрясла все тело. Я понял, что сейчас задохнусь, но веревка не затянулась. Хотя и легче еще не стало.Кожа чесалась и ныла, а я ничего не мог поделать.– …не думай… об этом…Но я думал. Потому что руки и ноги заледенели и от холода заболели суставы. Мне даже показалось, что это Северные морозы забрались на Юг и накрыли меня своим дыханием.Желудок сжался, кислый комок медленно пополз к горлу.Аиды, только не сейчас!Я выругался в пыльное облако. Меня бросало то в жар, то в холод, как при лихорадке.Аиды, сейчас не время…Комок уже подбирался к горлу.Сейчас мне нужна магия, а это…Магия.От которой всегда болят кости, чешется кожа, выворачивается желудок.Аиды, может она работает!С новыми силами – забыв обо всех болячках – я снова вернулся к попытке снять заклятие уз Умира.Я задыхался, покрывался потом, скрипел зубами, думал о рунах:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46