То есть это толщина пленки масла в кастрюле с водой. Так вот эта пленк
а ландшафта и служит для человека экраном, на который проецируется весь
остальной природный мир, вся Вселенная. Она дана человеку Ц за редчайши
ми исключениями Ц именно в ландшафте. Весь остальной природный мир дан
человеку, постольку, поскольку этот природный мир находит отражение в ла
ндшафте. Я полагаю, что в ландшафте культурном.
Но, несмотря на такую, казалось бы, гигантскую значимость ландшафта и кул
ьтурного ландшафта, наука о ландшафте стала формироваться очень поздно.
И здесь мы видим прямую аналогию с культурой. Культура существовала всег
да, о культуре мыслили почти бесконечно, а когда стала возникать культур
ология? То есть культура как научный предмет была открыта очень недавно.
Но по крайней мере это открытие заметили. Я полагаю, что культурный ландш
афт был открыт тоже совсем недавно. Но видимо, в культуре еще не заметили,
что существует культурный ландшафт. Хотя, кстати говоря, в современной к
ультуре основное значение термина «культурный ландшафт» очень экзотич
еское.
Есть такой популярный журнал «Дизайн ландшафта». Если его внимательно п
росматривать или общаться, соответственно, с современными ландшафтным
и архитекторами, то становится понятно, что культурным ландшафтом назыв
ают пространство между стенами особняка и забором вокруг участка. Вот эт
о называется ландшафтом, а то, что делается с этим участком, называется ла
ндшафтными работами. И я думаю, что сколько бы, скажем, у вас не выступали м
ои коллеги, именно такое представление о культурном ландшафте будет дом
инировать.
Но строго говоря, нам ведь нет до этого дела, правда? Мы выстроили свой нау
чный предмет и потихонечку, помаленечку, небольшими силами в нем работае
м. Сколько человек изучают культурный ландшафт в нашей стране? Ну, может б
ыть, несколько десятков географов. Добавим сюда, скажем, ландшафтных арх
итекторов, добавим сюда какое-то очень небольшое количество культуроло
гов. Значит Ц самое большее Ц порядка тысячи человек на 17 миллионов квад
ратных километров (площадь России). То есть получается, один исследовате
ль культурного ландшафта на треть Московской области, поскольку ее площ
адь примерно 50 тысяч квадратных километров. Для географа естественно та
к считать. А как еще? Тогда как сколько приходится физиков на одну элемент
арную частицу? Частиц всего тысяча, а счет физиков перевалил за сотню тыс
яч. Там счет обратный, там больше тысячи физиков на одну несчастную кроше
чную элементарную частицу. А тут такой большой культурный ландшафт.
А.Г. Чем, по-вашему, вызван такой дисбаланс?
В.К. Я могу отделаться общей фразой, что пространство вообще на
ходится на периферии современной культуры. Современная культура хроно
центрична, она работает со временем, она вырастает из времени, она считае
т время. Это, во-первых. Во-вторых, тут есть такая парадоксальная вещь. Сама
культура, и в частности государство, и особенно государство бюрократиче
ское, чрезвычайно сильно выражает себя в пространстве. И в этом смысле со
временное общество и современное государство беспрерывно работает с п
ространством, и оно не нуждается в критике Ц и даже просто взгляде Ц со с
тороны.
В этом смысле география современному обществу, причем обществу любому, п
рактически ведь не нужна; общество само знает Ц вернее, считает, что знае
т Ц все, что ему нужно. География занимает свое место в системе наук по од
ной-единственной причине Ц только потому, что по традиции география яв
ляется школьным предметом. Это видно хотя бы по тому, скажем, сколь мало ге
ографов привлекались к профессиональным работам, когда распадался и ра
спускался Советский Союз. Мы видим огромную плеяду экономистов, большую
плеяду правоведов, которые пришли во власть, принесли профессиональные
представления и начали проводить какие-то акции, неважно Ц удачные или
неудачные.
В то же время стремительно перестраивалось все пространство Северной Е
вразии, частью которого был распад Советского Союза. И я рискну сказать, ч
то географы не привлекались, а если и привлекались, то только для обслужи
вания уже принятых решений. Грубо говоря, в 1989 или в 1990 году никто не спросил
географов, распадется ли Советский Союз, тогда как профессионалы Ц немн
огие, правда, Ц понимали, что процесс зашел так далеко, что его уже даже бе
ссмысленно останавливать. В 1989-1990 году, на мой взгляд, уже было понятно, что п
роисходит и что произойдет. Хотя бы потому, что Советский Союз был очень ч
еткой пространственной конструкцией. И эта конструкция была более или м
енее известна профессионалам Ц немногим профессионалам, но известна. Н
о мы, по-моему, немножко уклонились от темы культурного ландшафта.
А.Г. Да нет, не уклонились, потому что очень странно слышать это
в стране, которая когда-то занимала одну шестую, сейчас, наверное, одну се
дьмую часть суши. В стране, которая самая большая по территории, в стране,
которая самая северная по территории, и самая холодная Ц если не самая с
еверная, то самая холодная. Казалось бы, что здесь-то географ должен быть
царем и богом. Это отсутствие традиций или?…
В.К. Строго говоря, я не очень понимаю, в чем тут дело. Во-первых, н
е приходится говорить о традиции, география очень молодая. Хотя мы, геогр
афы, занимаемся примерно теми же вещами, которыми занимался Страбон, мы и
зучаем те различия мест, которые признаются культурно значимыми. В этом
смысле география ничем не изменилась. А академическая география очень м
олодая, ей нет двух столетий.
До революции, конечно, она занимала гораздо большее место, но в основном, п
осредством Императорского Географического общества, которое само было
очень видным научно и общественно. Но что интересно, география тогда обс
луживала внешнюю экспансию, все эти замечательные, выдающиеся в професс
иональном отношении экспедиции, вроде экспедиций Пржевальского, котор
ый был блестящим генштабистом, кстати говоря. Я видел собственноручно со
ставленные им карты. И очень интересно, что он характеризует территорию
нынешнего Китая с точки зрения возможности прохождения войск. Он говори
т Ц «безводная местность, нет колодцев, враждебные племена должны быть
истреблены передовыми отрядами; потом там территория, где есть песчаные
бури». То есть он рассматривал весь материал ландшафта с одной как бы точ
ки зрения.
А что касается внутреннего устройства государства российского, геогра
фы никогда не занимали никакого места. И я, кстати говоря, не уверен, что дл
я науки это плохо.
А.Г. Вернемся к ландшафту. Как вы отслеживаете, формулируете, мо
жет быть, обратную зависимость человека от ландшафта? Не от культурного
ландшафта, а от того, который стал культурным.
В.К. Здесь я бы хотел констатировать такую вещь, что традиционн
о существовал географический детерминизм, который настаивал на непрел
ожной зависимости духа народов и нравов, законов Ц от местности, от клим
ата. Кстати, мы живем на той территории, которую люди античности сочли бы н
епригодной не просто для жизни, а для осмысленной жизни Ц слишком холод
но.
Тем не менее, я все-таки по образованию экономико-географ, то есть изучаю
территориальную, пространственную структуры человеческой деятельнос
ти, а равно и культурный ландшафт в натуре по мере довольно многочисленн
ых путешествий по России. Я вижу, что эта зависимость носит характер, во-п
ервых, гораздо более сложный, здесь нет прямого вывода. И, во-вторых, гораз
до более опосредованный.
Это видно хотя бы из того, что по разные стороны культурных и политически
х границ, один и тот же ландшафт окультуривается совершенно различным об
разом. И особенно хорошо это видно в так называемых трофейных регионах в
роде Карельского перешейка, Южного Сахалина или Восточной Пруссии. Ведь
природный ландшафт и вообще природная основа культурного ландшафта не
изменились за 50 или за 70 лет. И эти житницы рухнули Ц Карельский перешеек б
ыл житницей Финляндии, а восточно-прусское сельское хозяйство было гора
здо более продуктивным, чем сельское хозяйство Украины просто за счет бо
льшей окультуренности. Сейчас эти территории представляют собой прост
о руины. Просто руины. Казалось бы, все-таки бывшие советские граждане при
надлежат примерно к тому же типу культуры, они тоже пользуются дорогами,
строят города, владеют письменностью, тем не менее, мы видим на месте этих
некогда цветущих культурных ландшафтов руины. Что здесь говорить? Что ру
сские сформировались в Сибири и принесли какой-то сибирский культурный
ландшафт в Восточную Пруссию? Признаков этого тоже нет.
Так что хотя я географ, мне за это платят деньги, за то, что я усматриваю свя
зь между природными различиями и культурными практиками, какое-то место
в обществе я тоже получаю Ц я вижу, что эта связь носит какой-то гораздо б
олее сложный, гораздо более опосредованный характер. Взять, скажем, еще п
ример западных районов Ленинградской области и восточных районов Эсто
нии. Тот же самый природный ландшафт. Но совершенно по-разному строится е
го культурное проживание. И, кстати говоря, сейчас совершенно по-разному
складывается судьба этих ландшафтов. Один культурный ландшафт Ц ландш
афт Эстонии входит сейчас в пору расцвета, там удалось навести порядок з
а 15 лет, просто-напросто почистить. Хотя бы удалось почистить мусор, там бы
ло много мусора. А периферия Ленинградской области зарастает лесом, как
почти вся Центральная Россия. Если сойти с дорог, она же лесом зарастает, я
не знаю, дошел ли этот факт до сведения наших соотечественников. Растут м
олодые леса. Еще немного Ц и леса, которые выросли во время перестройки, м
ожно будет рубить. Происходят чрезвычайно интересные и важные процессы.
Но с одной стороны, наше общество очень увлечено идеями географического
детерминизма, скандальными книжками, вроде прошумевшей не так давно «По
чему Россия не Америка» (полно на эту тему также и академических писаний),
а с другой Ц очень мало интересуется реальностью пространства России, е
е специфичным культурным ландшафтом и процессами в нем.
Постулирование жестких зависимостей между природной средой, природной
основой ландшафта и человеческой деятельностью сопровождается доволь
но сильным безразличием к реальным процессам в пространстве, явным неже
ланием с ними считаться и принимать пространственные закономерности. С
кажем, десятки миллионов людей искренне считают, что распад Советского С
оюза был случайностью, результатом заговора, тогда как это был вполне за
кономерный процесс. Если это был закономерный процесс, то невозможна ник
акая реставрация. Мы понимаем, что сейчас на улице лето, Ц и мы не можем ве
рнуться сейчас в зиму; вернуть СССР так же возможно, как сменить время год
а. Я боюсь, что наше общество склонно следовать каким-то примитивным идея
м географического детерминизма, но не очень склонно разбираться с реаль
ным устройством нашего культурного ландшафта.
И в этом смысле я не согласен с подавляющим большинством гуманитариев, к
оторые, выезжая куда-то из Москвы, начинают видеть в России только молодо
й лес на месте полей, только помойки, только свалки. Этим дело не исчерпыва
ется, культурный ландшафт России очень интересно и сложно организован. Э
то не какая-то случайность, это вполне закономерное сочетание явлений. И
вот с этим интересным явлением происходят некоторые, довольно любопытн
ые и очень закономерные процессы, очень закономерные процессы.
Скажите мне, сколько было нашумевших книг, которые писали бы об этом насу
щном? Я что-то таких не знаю, и дело не в том, что географы не готовы их писат
ь. По-моему, это проблема не писателей (ну, может, не совсем писателей), а чит
ателей. То есть это очередной парадокс. Россия Ц самое обильное простра
нство, страна, как вы справедливо заметили, не шестая, так седьмая (но если
посчитаем океан, то намного меньше), но все равно страна, очень богатая про
странством, страна, которая черпает из этого пространства огромные ресу
рсы, но страна, которая, к сожалению, плохо знает, плохо понимает свое прос
транство, и, к сожалению, не очень озабочена тем, что она плохо знает и плох
о понимает это пространство.
А.Г. А что мы плохо знаем и плохо понимаем?
В.К. Например, когда сравнивают нашу страну с Соединенными Штат
ами, географически это сравнение очень сомнительное. Но оно самое массов
ое, самое данное в культуре. Когда не знают, где находится какая-то вещь, го
ворят, что она находится в культуре. И в культуре есть такое сравнение. Но
дело же отнюдь не только в том, что Соединенные Штаты лежат гораздо южнее,
чем Советский Союз.
А.Г. И целиком поместились бы на европейской части России.
В.К. Конечно. Дело в другой структуре пространства. Кстати гово
ря, то, о чем я скажу еще несколько фраз, уже приводит нас к теме морфологии
культурного ландшафта. Например, воспользуюсь тем образом, который позв
оляет пробить моих нерадивых студентов. Я им говорю следующее: представь
те себе, что вы перенесли столицу Соединенных Штатов в Нью-Йорк, потом пер
енесли в Нью-Йорк Ниагарский водопад, а как же? Потом перенесли в Нью-Йорк
Голливуд, Силиконовую долину и так далее, и так далее. Они, конечно, смеютс
я, понимая, что это совершенно невозможно.
Но именно такое пространство, в котором все ведущие центры сосредоточен
ы в одном городе, пространство моноцентричное, как мы пишем в своих малот
иражных научных работах, Ц это пространство наше российское и наше сов
етское. В этом смысле США, которые не могут являться эталоном, Ц простран
ство полицентричное, не говоря уже о том, что чрезвычайно полицентричным
в Соединенных Штатах является производство национальной элиты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30