Большую часть прошлой ночи он пытался восстановить обрывки того напряженного, неловкого разговора, в конце которого он даже пожалел горшечника. Видит Бог, это и в первый раз далось ему нелегко. Но то, что придется выдержать все это опять, да еще с полным хладнокровием...
– Привет, – бросила она. Все тем же лучшим похоронным тоном.
– Привет, – ответил он.
– Ну и что? – продолжала Софи, всячески изображая, что смотрит на часы. – Мы-то пришли вовремя.
Пол вспомнил, что надо кивнуть.
– Он ведь сказал в шесть, да? – Да.
– Так я и думал. Конечно, он мог иметь в виду шесть вечера.
– Нет, он сказал в шесть утра.
– Да, мне тоже послышалось, что он так сказал.
Пока, заверил он самого себя, все в порядке. Разумеется, это был легкий кусок, а не тот, второй, позорный, от которого хочется провалиться сквозь землю. Все болезненные моменты еще впереди, и начнутся они со следующей же его репликой, а именно...
– Как жизнь? – неловко спросил он. – О, вообще.
– Нормально. Я думала, ты со мной не разговариваешь.
Тут он иссяк. Он помнил, что эти ее слова застали его врасплох, и он запаниковал, но ни за что на свете не мог бы вспомнить, что, собственно, сказал. Прошла секунда, за ней другая, которые стремительно превращались в Мгновение, и один Бог знает, к какому результату это приведет. Придется придумать что-нибудь наспех, но никакой сколько-нибудь разумный ответ в голову не шел. Наконец от отчаяния у него вырвалось:
– О! Я думал, это ты со мной не разговариваешь. Огромная ошибка.
– А, – вырвалось у нее, и она покраснела.
Это было Мгновение. Хуже того, у него возникло ужасное ощущение, что, вполне возможно, это как раз одна из тех вещей, о которых вещал мистер Червеубивец («Вот черт, – подумал он, – я уже дважды прослушал эту дурацкую лекцию, ну почему бы мне ради разнообразия не выслушать было внимательно?»). Мина Последствий. А в таком случае...
– А! – повторила она. – А, ладно. С чего ты взял?
– Ну... – Мысленным взором он почти видел, как ветер уносит клочья временного потока. – Ну, с тех пор как ты подружилась с – как его зовут – Шазом, я, наверное, предположил...
– А!
Треклятые Мгновения теперь уже сыпались дождем, их можно было сгребать лопатой, подшивать и продавать на ярмарке, как календари.
– На самом деле все совсем не так, – тем временем говорила она. – Я хочу сказать, мы встречаемся, и, пожалуй, у нас правда есть отношения, ну вроде того, но это не... – Она помедлила, нахмурив брови. – На самом деле у нас сейчас ну... вроде как по-настоящему тяжелый период, я даже подумываю, не порвать ли с ним.
И снова, хотя уже по другим причинам, Пол не закричал во всю глотку «У-рр-аа!» и не сплясал джигу, даже не расплылся в улыбке. Вместо этого он съежился и стал ждать, когда спецэффект унесет его на вечные муки среди фанерных каньонов.
– На самом деле, – говорила Софи, – все сейчас чертовски неприятно. Он сильно изменился, правда изменился. Последнее время он только и говорит, что про все эти шоу да выступления, которые у него запланированы, можно подумать, это действительно важно. А хуже всего то, что в конечном итоге его интересуют только деньги.
Этот кусок Пол узнал, и, наверное, ему следовало бы испытать облегчение, но ничего подобного. Слова остались более или менее те же, но сказано это было совсем по-другому. Он даже видел, как появилась трещина. Достаточно крохотного колышка, который мягко задвинут пальцем, и горшечник отойдет в прошлое. Альтернативная история. Другой временной поток.
– Да будет тебе, – услышал он собственный хриплый голос. – Тебе не кажется, что ты малость несправедлива?
Софи поглядела на него проницательно, будто тоже почувствовала, что он отказался от утвержденного сценария и теперь позорно импровизировал.
– Это ты о чем? – ворчливо вопросила она.
– Ну... – Да, если подумать, черт побери, о чем он? Да ни о чем. – Ну, совершенно очевидно, что карьера для него очень важна. И если у него начинает получаться, тебе следовало бы радоваться.
«Чудесно, – подумал он, – теперь я еще больше напортачил. Вот тут-то она по-настоящему на него разозлится. И на меня в придачу».
– Конечно-конечно, – откликнулась Софи. – Значит, я должна его поддерживать и не путаться под ногами, молчать, пока со мной не заговорят, точно... Точно добрая женушка. – Она затрясла головой так яростно – просто чудо, что голова не отвалилась. – Это не...
– Я не это имел в виду, – отчаянно прервал ее Пол. – Я совсем не о том говорил. – («А о чем же, мистер Умник?») – Я хотел сказать, – продолжал он, – что ведь именно это тебе в нем так понравилось, именно это делает его таким хорошим горшечником.
– Художником-керамистом.
– Верно. И это тоже. Поэтому я просто хочу сказать, что если он не будет верен себе, то потеряет веру в свое призвание и все такое... Он ведь тогда уже не будет тем человеком, который тебе... э... действительно нравится, а станет кем-то другим. Я хочу сказать, если он вдруг решит перестать быть гор... художником-керамистом только потому, что это отнимает у него так много времени, и возьмется за что-нибудь, что он... Ну, не знаю, найдет себе работу в библиотеке или на стройке, или еще где-нибудь. Он станет тогда кем-то совершенно другим, и...
Тут она сжалилась и перебила:
– Понимаю, о чем ты. (Пол был счастлив, что хотя бы один из них понимает.) Иными словами, ты считаешь, что это я эгоистка, раз пытаюсь превратить его в кого-то, кем он не является, только потому, что хочу, чтобы он был таким, каким я хочу его видеть, вместо того, чтобы хотеть, чтобы он оставался прежним, тем, который мне понравился?
Пол сделал глубокий вдох.
– Да, – сказал он. – А!
Только Пол начал отчаиваться, как появился мистер Уэлс, и хотя бы у него хватило обычной вежливости придерживаться сценария. Как только они сели в микроавтобус, поле для отклонений от Истинного Пути, по всей видимости, сузилось, хотя Пол с некоторой долей отвращения заметил, что на сей раз Софи продолжала читать «Обливную глазурь против Франко» еще минут двадцать. Со временем он почувствовал, как у него слипаются глаза, и поэтому их закрыл, и заснул, но если сон и повторился, то, проснувшись, Пол этого не помнил. Тяги использовать переносную дверь не было и в помине. Он только поудобнее устроился в кресле и попытался думать о хорошем, в чем его ожидал полный провал.
Наверное, он снова заснул, потому что, когда они прибыли, Софи разбудила его, легонько хлопнув по колену. Подскочив, он едва не ударился головой о крышу микроавтобуса.
– Приехали, – возвестил мистер Уэлс. – Так вот, мне следовало бы коротко ввести вас в курс дела, но, наверное, это вылетело у меня из головы. Невелика важность, ничего трудного тут нет. Просто ведите себя тихо и делайте то, что я вам скажу. Уверен, вы справитесь.
Из микроавтобуса они вылезли в чистом поле. В некотором отдалении стоял большой белый шатер. Кругом бегали дети, десятки детей, а серьезного вида мужчины в костюмах стояли небольшими группками, попивая вино и ведя важные разговоры, пока обеспокоенные мамаши в широкополых шляпах старались помешать своим чадам причинить ущерб себе и другим.
– Детский праздник, – объяснил вполголоса мистер Уэлс, пока они шли к шатру.
Софи нахмурилась.
– Что мы тут делаем? – спросила она.
– Представление с чудесами, – ответил мистер Уэлс. Софи застыла как вкопанная.
– Представления с чудесами? Вы хотите сказать, фокусы и все такое?
Вид у мистера Уэлса сделался раздраженный.
– Ну, разумеется. Этим я и занимаюсь, я же кудесник. – О!
Тут мистера Уэлса перехватил очень крупный мужчина в сером двубортном костюме – надо думать, хозяин – и стал трясти ему руку, точно накачивал насосом воду. Любезно улыбнувшись, мистер Уэлс представил Пола и Софи как своих ассистентов, после чего хозяин указал на шатер поменьше, где они могут переодеться. «Погодите-ка», – пронеслось в голове у Пола, но потом он сообразил, что это только логично. Представление с чудесами. Магия. Кролики из шляпы, голубки из белых шелковых носовых платков, ваша карта – семерка треф. Судя по всему, ничего большего в магии и нет.
– Ваши костюмы, – сказал мистер Уэлс, когда они подошли к шатру для переодеваний, – вот в этом чемодане.
При слове «костюмы» Софи наградила его таким взглядом, который счистил бы наслоения ракушечника с днища нефтяного танкера, но если она предвидела что-то с люрексом и длинными рейтузами в обтяжку, то волновалась она попусту. Костюмами оказались два длинных серых балахона, в каких мог бы ходить монах из исторического фильма. Поверх повседневной одежды эти балахоны наделись без труда. У балахона мистера Уэлса имелся глубокий, таинственного вида капюшон, благодаря которому он стал походить на злобненького старшего брата императора Палпатина, а еще он достал из сумки самую настоящую, черную с белым наконечником волшебную палочку. В остальном их багаж состоял из реквизита: сцепленных латунных колец, квадратных кусков белого шелка, странной формы шкатулок с пружинками, которые следовало закрепить ремнями под мышкой, разноцветных ярких стеклянных шариков, несколько колод игральных карт, связки чего-то, напоминающего веник, и четырех настоящих острых японских катан. Сам чемодан раскладывался в эдакую комбинацию козел и сундука – посредством нескольких опровергающих логику складных филенок на петлях. Все оборудование они втроем перенесли в главный шатер, в котором было пусто, если не считать нескольких скучающих мужчин, которые расставляли стулья. В одном углу располагалась сцена с микрофоном и несколькими складными ширмами.
Много времени ушло на установку всевозможных приспособлений. Мистер Уэлс не слишком хорошо умел объяснить, чего он от них хочет, что было весьма прискорбно, учитывая, что ни один из них понятия не имел, где что должно стоять и как оно должно работать. Едва они успели закончить, как в шатер начали сбегаться дети.
В обществе детишек Полу всегда было не по себе, а эти оказались даже хуже других. Они болтали, корчили рожи, швырялись чем попало: повсюду летала шрапнель из булочек с сосисками и пирогов, причем довольно много снарядов не попадало в цель и каким-то образом оказывалось на сцене. Однако буйство этой своры как будто ничуть не досаждало мистеру Уэлсу, перед собравшимися он предстал точно римский император, принимающий парад гладиаторов, а когда он дважды легонько стукнул палочкой по сундуку, все немедленно умолкли, сели прямее и с ожидании воззрились на него. Представление началось.
Пол и ребенком не особенно любил представления фокусников, никак не мог понять, в чем тут смысл, поскольку было ослепительно очевидно (во всяком случае, для него), как выполняется тот или иной трюк. Может, так было потому, что присутствовать ему доводилось только на выступлениях крохоборов. Но мистер Уэлс принадлежал к совсем иному разряду. Чувство собственного достоинства не позволило ему тратить силы на бессмысленно веселую болтовню: он и слова не произнес, только ворчал иногда вполголоса, когда просил Пола или Софи что-нибудь подержать или передать тот или иной предмет. Стараясь по ходу представления исполнять приказы, не сорвав всего действа по невежеству или неаккуратности, Пол начал понимать, что мистер Уэлс действительно кудесник. Впрочем, этого и следовало ожидать. Совершенно очевидно, что пригласившие его люди до омерзения богаты, настолько, что могут себе позволить нанимать самых лучших, а именно таким и казался мистер Уэлс. Пол поймал себя на том, что следит за шоу с восхищением, ведь на сей раз он понятия не имел, как мистеру Уэлсу удаются его поразительные трюки. Если бы он не видел заранее всех причиндалов, то вполне поверил бы, что все действительно делается при помощи сверхъестественной силы (хотя зачем кому-то, кто и впрямь наделен таинственными сверхчеловеческими способностями, растрачивать их на превращение мышей-песчанок в роликовые коньки или на вытаскивание флагов всех стран Единой Европы из намертво закрытой коробки для печенья?).
Полу не пришлось слишком долго ждать, чтобы выяснить, для чего тут катаны. Ему приказали залезть в сундук (честно говоря, пространство внутри было огромное: в одном только переднем отделении можно было припарковать небольшой грузовик) и сидеть тихо. Крышка закрылась, и Пол остался сидеть на четвереньках в темноте, чувствуя, что у него вот-вот начнут неметь ноги. Через минуту он ощутил, как что-то щекочет ему шею, потом то же ощущение возникло в пояснице. Из-за мучительного покалывания в ногах он не мог извернуться и посмотреть, что там, но мгновение спустя, подняв глаза к крышке сундука, с ужасом увидел, как прямо на него опускается острие меча. В последний момент, прямо перед тем, как вонзиться ему между глаз, острие как будто стало прозрачным, потом невидимым и, наконец, словно бы исчезло совсем. Судя по приглушенному грому аплодисментов снаружи, дети, во всяком случае, этому порадовались.
Потом он услышал, как мистер Уэлс приказывает ему задом выползти из сундука, и послушался. Неприятные ощущения в ногах несколько стихли, и Пол оказался на корточках за одной из складных ширм. А там приложил все усилия, чтобы застыть и не шевелиться.
– И в завершение представления, – говорил мистер Уэлс, – я распилю надвое даму. Для этого мне понадобится доброволец из нашей публики. Быть может, вы, мисс? Да, вы, в первом ряду.
Стараясь не шуметь, Пол извернулся, чтобы в небольшую щелку в ширме посмотреть, что происходит. Блондинка лет двадцати в стильном черном деловом костюме с неправомерно короткой юбкой вставала со своего места в первом ряду, где сидела справа от хозяина. Что-то подсказало Полу, что она его личная ассистентка и что на эту должность ее взяли не только за умение подшивать документы и отвечать на телефонные звонки. Она как будто не слишком обрадовалась, что ее выбрали добровольцем. Если уж на то пошло, она бросала жгучие взгляды то своему боссу, то мистеру Уэлсу. Тем не менее она покорно приблизилась к сундуку, который эволюционировал в некую разновидность зависшего в трех футах над сценой гроба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46