Закрыв крышку, люди герцога отнесли его в церковь монахов-целестинцев, где, согласно завещанию, Людовик Орлеанский должен был быть похоронен.
Многочисленные королевские стражники заняли в церкви свои места, потому что все опасались нападения Иоанна Бесстрашного. Но последний, напротив, прибыл со слезами на глазах и преклонил колени перед гробом, поставленным в центральном проходе. Всем было слышно, как он произнес:
— Никогда еще во французском королевстве не совершалось столь чудовищного и злодейского преступления.
К нему присоединился герцог Беррийский, потрясенный до глубины души.
Луи де Вивре дрожал в ледяной церкви. Он с ужасом смотрел на Иоанна Бесстрашного, молившегося у тела своего заклятого врага. Лицо герцога Бургундского, как всегда, напоминало хитрую лисью мордочку. Мало кто мог превзойти его в дерзости и цинизме. Ведь это именно он отдал убийцам приказ! Это мог быть только он…
Внезапно стражники, невзирая на то, что находились в священном месте, начали невнятно перешептываться: из гроба закапала кровь. Согласно народному поверью, тело убитого начинает кровоточить, стоит только убийце приблизиться к нему. Несомненно, Иоанну Бесстрашному было известно об этом поверье, потому что он живо вскочил и устроился в самом дальнем углу церкви.
Подобная реакция была равносильна признанию, но в любом случае истина должна была стать известна довольно скоро. Для этого следовало довериться прево Гильому де Тигонвилю, которому подчинялась парижская полиция. Людовик Орлеанский сам назначил его на эту должность.
В десять утра начались похороны. Церемония была быстрой, какой-то скомканной. Не явился ни один из членов королевской семьи: Карл VI — потому что находился во власти слабоумия; его дети, без сомнения, — из соображений безопасности. Изабо тоже не было, она отдыхала в своем дворце Барбет. Луи был потрясен ее отсутствием. Даже будучи больной, она обязана была прийти попрощаться с умершим, потому что он погиб из-за того, что хотел увидеться с ней. И — кто знает? — может быть, Изабо его любила…
Никого из членов семейства герцога Орлеанского не было тоже. Валентина и ее семья находились сейчас в Шато-Тьерри, их, разумеется, просто не успели известить.
Во время чтения отпустительной молитвы по обычаю — поскольку речь шла о знатном лице — над гробом держали покрывало из черного крепа. Эту обязанность возложили на четверых человек самого высокого происхождения из присутствующих на похоронах: то были король Сицилии и герцоги Беррийский, Бургундский и Бурбонский. Иоанн Бесстрашный, выполняя свой почетный долг, вел себя легко и непринужденно, лицо его было опечаленным и сосредоточенным, словно он только что потерял близкого друга.
Но Луи де Вивре не обращал на него никакого внимания. В этот самый миг он увидел нечто, от чего из груди его вырвался приглушенный крик: в церкви в полном составе присутствовало английское посольство! Неуклюже топтался граф Дембридж с недовольным, угрюмым видом, страшно раздосадованный неприятной обязанностью находиться здесь. Луи преследовал его взглядом и чувствовал, как в висках все сильнее стучит кровь.
Все изменилось! До этого момента убить Дембриджа означало бы совершить непростительную ошибку, ибо вина Вивре рикошетом пала бы на герцога Орлеанского и дала бы козырь в руки противной стороны. Но теперь, когда герцог мертв, плоды своего поступка будет пожинать только он один, Луи де Вивре. Больше никто.
Несмотря на печальное событие, несмотря на священное место, где все они сейчас находились, Луи не смог удержаться от хищной улыбки. Разумеется, он убьет графа Дембриджа! Чем он рискует? Что его схватят и обезглавят как убийцу? Проклянут как клятвопреступника? Что ж, Луи готов пойти на этот риск. Ни топор палача, ни пламя ада не заставят его отступить.
Удача была на его стороне. Вся полиция Парижа пустится сейчас на поиски убийцы герцога. Разве можно найти момент более походящий, чтобы совершить безнаказанное убийство? Что касается Бога… Если Всевышний сочтет грехом то, что на земле стало одним чудовищем меньше, — что ж, тем хуже для Всевышнего!
***
Расследование началось сразу же после похорон. Как и предполагал Луи, Гильом де Тигонвиль привлек к этой работе всех своих людей. Первым делом он распорядился о том, чтобы парижские ворота этим утром 24 ноября оставались закрытыми. Он нисколько не сомневался, что убийца все еще находится в городе.
Собственно говоря, расследование и не понадобилось, настолько простым оказалось дело. Когда убийцы закричали: «Пожар!», на них из окон смотрели горожане. Были свидетели, которым удалось восстановить весь их путь. Негодяи укрылись во дворце Артуа, резиденции Иоанна Бесстрашного.
Их личности тоже вскоре были установлены: ими оказались всем известные подручные герцога Бургундского, прибывшие в столицу несколькими днями раньше. Многие парижане видели их в тавернах. Королевский камердинер Тома Куртез был их сообщником, потому что во дворце Сент-Поль он больше не появлялся.
В этот самый момент Луи де Вивре был готов осуществить свою месть.
Сразу после похорон он последовал за графом Дембриджем. Тот торопливым шагом отправился к дому по набережным Сены. Он ступил на мост Менял и вошел в один из домов, возведенных прямо на мосту. Луи последовал за ним: он знал эти места. Здесь жила Лисица Фелиза.
Лисица Фелиза была очень дорогой проституткой, великолепным созданием природы. Своим именем она была обязана роскошной рыжей шевелюре, напоминающей огненный мех животного. Кроме того, Фелиза была одной из осведомительниц Луи. Она была особенно дорога ему, поскольку принимала исключительно богатых клиентов и могла сообщить много интересных сведений об умонастроении высшего общества.
Луи де Вивре терпеливо дождался ухода графа, который покинул этот дом около полуночи. Только тогда Луи вошел.
Лисица Фелиза, казалось, была не слишком удивлена его появлением.
— Что я могу сделать для вас, монсеньор?
— Этот клиент еще вернется?
— Да, вечером. Он просто отвратителен, но так хорошо платит!
— Вот тебе сто экю, если позволишь мне убить его.
— Вы с ума сошли!
— Тебе не придется ничего делать. Просто не закрывай дверь. Я сам совершу убийство и возьму на себя весь грех.
— Но я стану сообщницей. Этого достаточно, чтобы отправить меня на виселицу!
— Никто ничего не узнает. Вся полиция занимается убийством герцога Орлеанского.
Фелиза встряхнула длинными, роскошными голосами.
— Сожалею, монсеньор, но это слишком рискованно. Дела мои идут хорошо. Я не хочу потерять все ради ста экю.
Тогда Луи решил действовать по-другому. Он словно стал меньше ростом. Он больше не был важным господином, который снизошел до разговора с простой девкой, или шпионом, отдающим приказания своему агенту. Он унижался, умолял. Бесцветным голосом он поведал всю правду. Он рассказал этой шлюхе о смерти своей жены, о чем еще не рассказывал никому на свете, даже своему отцу…
Лисица Фелиза слушала с возрастающим волнением. Ей в жизни не приходилось слышать истории страшней, чем судьба несчастной Маргариты Дембридж. Когда Луи замолчал, она склонила голову и просто произнесла:
— Приходите вечером.
Вечером 24 ноября Луи де Вивре вернулся на мост Менял. Фелиза сдержала слово: дверь не была закрыта на ключ. На поясе у Луи висел кинжал. Впервые в жизни он собирался воспользоваться оружием.
Он поднялся на второй этаж, состоящий из единственной комнаты, той самой, где Фелиза принимала клиентов. Обстановка была роскошной: сарацинские ковры и медвежьи шкуры на полу, стены обтянуты бархатом. Комната была освещена серебряными канделябрами.
Луи отпрянул: молодая женщина лежала на постели одна. Она что, решила посмеяться над ним? Но Фелиза тотчас приложила палец к губам, указывая на дверь в глубине комнаты. Луи направился туда.
Как и во всех домах на мосту, в этом имелась уборная — комнатка, прилепленная навесом на заднем фасаде. В центре ее имелось отверстие, нависающее прямо над Сеной. Дембридж находился именно там. Голый, он сидел на насесте и справлял нужду. Его одутловатое лицо перекосилось, когда он увидел своего врага с кинжалом в руке.
— Монсеньор… ваша клятва!.. Вы собираетесь… Ради Бога, монсеньор!
Луи рассмеялся ему в лицо.
— Не двигайтесь! Только не двигайтесь! Так и оставайтесь! Вам очень идет эта поза!
Граф Дембридж воскликнул:
— Сжальтесь!
Это были его последние слова. Одним ударом Луи де Вивре пронзил ему сердце. Затем отодвинул деревянный ящик, на котором восседал Дембридж, и принялся отламывать от пола две планки, что заняло у него совсем немного времени. Убийца подтолкнул обмякшее тело к отверстию и протолкнул его туда ногой. Раздался громкий всплеск. Все было кончено.
Не имея возможности вернуться во дворец Сент-Поль, который на ночь запирался и охранялся, Луи остался здесь, в этом самом доме. Он отдал Лисице Фелизе сто экю и устроился прямо на полу на втором этаже. Он не смыкал глаз уже два дня. Едва оказавшись на полу, он тотчас же погрузился в глубокий сон.
***
Утром во вторник 25 ноября, когда Луи возвращался во дворец Сент-Поль, Тигонвиль в сопровождении команды лучников стучался в дверь особняка Артуа. Когда привратник спросил его, кого он ищет, тот ответил:
— Человека, который должен кое-что знать о смерти монсеньора Орлеанского.
На пороге появился сам Иоанн Бесстрашный. Он запретил им входить в дом. Прево не мог ослушаться и вернулся во дворец Сент-Поль, чтобы получить необходимые указания.
Герцог Бургундский направился туда же. Более того, он опередил прево. Должен был состояться регентский совет. Иоанн попросил аудиенции у герцога Беррийского, которая была ему дана, и сделал такое признание:
— По наущению дьявола я совершил это преступление руками Рауле д'Актонвиля и его сообщников.
Старый герцог был потрясен и долго не мог произнести ни слова. Иоанн Бесстрашный выбежал из дворца. Он вскочил на лошадь и бросился к особняку Артуа за своими людьми. В их сопровождении он прорвался через ворота Сен-Дени и во весь опор ускакал из Парижа.
Весть распространилась быстрее молнии. Сотни людей герцога Орлеанского бросились преследовать беглецов. Луи де Вивре не последовал за ними. Это было дело солдат. Чем он мог помочь им? Впрочем, далеко гнаться не пришлось. Проскочив мост через Уазу, Иоанн Бесстрашный разрушил за собой переправу, и растерянные люди короля вернулись ни с чем.
Все это время Луи бесцельно слонялся по дворцу. Смерть герцога Орлеанского, хотя ее и можно было предвидеть заранее, застала его врасплох. Луи нечем было занять себя. Вскоре битва возобновится, ибо гражданская война неминуема, но в ближайшем будущем Луи решительно нечего было делать. Оставалось только думать о себе самом.
Сама собой в памяти всплыла сцена встречи с отцом. Он вновь увидел Франсуа среди мертвецов, в золотом шлеме под яркой луной, услышал его предсказания. Первая часть пророчества уже сбылась: следуя за изувеченным телом своего господина и держа в руке его отрубленную кисть, Луи де Вивре стал черной птицей ценой слез. Он осуществил свою часть Деяния, свою черную ступень. Теперь ему предстояло превратиться в белую птицу — ценой лжи.
Луи не очень отчетливо понимал, что это означает, но ложь — это не то, что могло застать его врасплох. Она была неотъемлемой частью шпионажа. С тех пор как он выбрал такую жизнь, ему слишком много приходилось лгать. Что касается сил зла, о которых говорил ему старый алхимик, они вырвались на свободу в ночь святого Клемана, и чтобы сразиться с ними, лишним из троих поколений Вивре не окажется никто: ни его отец, ни он сам, ни его сын Шарль.
Последняя мысль поразила Луи. В прошлый Великий четверг он начал разыскивать детей своего отца и Маго д'Аркей. И не нашел их. Он не нашел никого, кто когда-либо их видел. Они исчезли из дворца Сент-Поль в тот самый день…
Глава 11
ПОЖИРАЮЩИЙ ОГОНЬ
Бланш и Мелани, старшим из детей Маго д'Аркей и Франсуа де Вивре, исполнилось уже по тринадцать лет, но их невозможно было принять за близняшек, настолько разными они казались и внешне, и по возрасту. Мелани была уже очаровательной женщиной, с наметившейся грудью, длинными темными волосами и фиолетовыми глазами. Бланш, напротив, казалась еще совсем ребенком, с хорошенькими светлыми кудряшками, пухленькими щечками и ручками.
Что касается младшего, одиннадцатилетнего Адама, трудно было представить себе более красивого мальчика. Он был изящен, прекрасно сложен, с ангельским личиком, голубыми глазами и светлыми вьющимися волосами.
Все трое воспитывались вместе с отпрысками простых слуг во дворце Сент-Поль, поэтому вечером в Великий четверг 1407 года просто онемели от удивления, увидев, как к ним направляется величественная дама в блестящем зеленом платье, отделанном драгоценностями и жемчугом. Она произнесла одно лишь слово:
— Идемте!
Следуя за ней, дети прошли через весь дворец и оказались в комнате, где сидела еще одна знатная дама, темноволосая, с матовой кожей и в еще более богатом платье. Было ей лет сорок, она уже начинала полнеть, что придавало ей пышный, цветущий вид.
Вошедшая с детьми женщина почтительно поклонилась:
— Вот они, ваше величество.
«Ваше величество»! Дети бросились на колени. Перед ними стояла сама королева Франции! Они находились в апартаментах самой королевы Франции! Они дрожали так сильно, что Изабо не могла не заметить этого. Она ободряюще улыбнулась.
— Не бойтесь. Вот ваша мать.
Мелани, Бланш и Адам испытали новое потрясение, еще более сильное, чем предыдущее. В самом деле, в комнате находилась третья женщина, которую они сразу не заметили, ослепленные присутствием королевы.
Это была нищенка, одетая в лохмотья, которые когда-то были приличным платьем. Но очевидная бедность никак не отразилась на ее внешности. Видно было, что это необыкновенно красивая женщина. Жалкое обличье нищенки придавало ее красоте дикое, неистовое очарование. Она была высокой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93