В комнате, освещенной множеством свечей, Франсуа смог, наконец, как следует разглядеть ее. Розе де Флёрен шел уже шестой десяток, но она казалась еще красивее, чем в тот последний раз, когда он видел ее с сыном. Заботы по делам благотворительности, которой она занималась беспрестанно, убавили ей дородности, но сохранилась в неприкосновенности та милая полнота, что составляла ее очарование. По-прежнему пышными были ее белокурые волосы. На груди она носила свое драгоценное украшение — розу из золота, серебра и эмали, инкрустированную бриллиантами и рубинами.
Франсуа поведал ей о предсказании, согласно которому он обречен прожить сто лет. Потеряв всех близких, он решил, что оставшийся путь они с Розой пройдут вместе. Теперь же, когда оказалось, что и это невозможно, он желал запереться вместе с нею и ждать минуты, когда им придется расстаться навсегда.
Убедить Розу оказалось непросто.
— Но кто вам сказал, что этому предсказанию можно верить? Даже если оно и верно, вы разве не знаете, что проказа проявляется не сразу и убивает не всегда? Вы подвергаете себя опасности прожить до ста лет… с этим.
— Я согласен подвергнуться такой опасности.
Они долго молчали. Роза подошла к окну, за которым когда-то цвел розовый куст Уарда.
— О смерти сына я узнала от посланника маршала де Сансера. Он рассказал мне, какое мужество вы проявили, заслоняя его собственным телом. Но есть одна вещь, о которой он мне не сообщил. Мой сын — знал? Вы успели открыть ему правду?
— Да, Роза. Он испытал невыразимую радость. Он умер счастливым. Последними его словами были: «Отец, я хочу пить…»
Впервые Роза де Флёрен улыбнулась. Она подняла руку и сильно сжала брошь на груди.
— Почему вы сами не приехали, чтобы поведать мне об этом? Это стало бы для меня таким облегчением, таким утешением!
— Жизнь распорядилась иначе. Меня призвал лев. Мне даже довелось быть пленником у сарацин.
Франсуа присел на кровать, Роза опустилась рядом. Между ними вновь, почти безотчетно, возникла тесная связь, как будто они расстались всего несколько дней назад.
— Что вы привезли оттуда? Розовый куст?
— Нет, один порошок, он усмиряет боль и вызывает мечтания. У вас есть вино?
Роза де Флёрен взяла кувшин и наполнила кубок. Франсуа достал черный мешочек и всыпал в вино щепотку белого порошка.
— Достаточно совсем малой крупинки.
Отпив половину, он протянул кубок подруге. Роза спросила:
— А теперь что делать?
— Ничего. Ждать…
Не двигаясь, они сидели друг подле друга. Постепенно питье начало действовать, но боль, вместо того чтобы утихнуть, стала еще сильнее. Роза разрыдалась.
— Вы знаете лепрозорий Эрменонвиля?
— Не думайте об этом, умоляю вас.
— Там огромная пустыня белого песка, где не живет ни одной живой души. Именно на этом месте и был построен лепрозорий. Своими серыми стенами он навевает ужас.
У Франсуа перед глазами вновь возникло скорбное пространство, от одного вида которого на пути к лесу Мана сжималось его сердце. Нечто подобное он заметил в тот день, когда король потерял рассудок.
— В лепрозории три крыла. Левое — для вновь прибывших женщин, правое — для мужчин, тоже оказавшихся там недавно. У них ранняя стадия болезни. На них даже можно смотреть без особого отвращения. При помощи одежды им удается скрыть некоторые изуродованные части тела. Но есть еще и центральное крыло. Там находятся больные на последней стадии, мужчины и женщины вперемешку, потому что различать их уже не имеет смысла: у них нет носов, ушей, ничего… Там я и закончу свои дни, Франсуа!
Франсуа взял ее за руку.
— Ваши глаза не изменятся. Давайте посмотрим друг другу в глаза. Это единственная из принадлежащих нам частей тела, которая не изменится и не состарится.
Роза постепенно успокаивалась. После нескольких минут тишины она вдруг прислушалась.
— Разве вы не слышите, как поют крестьяне?
— Слышу. Они вернулись. Найдите какой-нибудь музыкальный инструмент.
В комнате нашлась лютня. Роза стала играть. Франсуа достал книгу четверостиший и, опуская стихи, в которых говорилось о смерти, стал читать те, в которых воспевались любовь и вино.
Роза вдруг перестала играть. Он тоже замолчал. Вдруг она коротко рассмеялась.
— Где вы посадили розовый куст Уарда? Под окном вашей брачной спальни?
— Нет. На могиле моего оруженосца.
— Того, кого я видела здесь?
— Да. Даже сейчас я помню его лучше, чем других. Может, я любил его больше вас, больше собственной жены?
— Он, без сомнения, был вашим вторым «я».
Лицо Розы исказилось. Покой вновь уступил место тревоге.
— Я боюсь процедуры отчуждения почти так же, как и лепрозория. Вы ведь знаете, как это происходит, правда?
Франсуа уверил ее, что нет.
— Вот и прекрасно! Лучше не знать.
Внезапно Роза сорвала с себя одежду и бросилась на Франсуа. Подхваченный и опрокинутый этим ураганом, он тоже кое-как разделся и закричал от радости. Он вновь обрел Розу, пылкую, необузданную Розу, его первое поражение. Розу, которая когда-то открыла ему восторги тела.
Как и в первый раз, она не дала ему ни мгновения передышки, захватив его всего целиком и не отпуская… Франсуа не знал любовной близости со времени своего отъезда из Хамы, а было это 15 августа 1386 года, больше шести лет назад. Роза оставалась в одиночестве еще дольше.
За первым порывом последовал второй, третий, они бросались друг к другу, забыв о своем возрасте, забыв обо всем, что ожидало их обоих.
Так прошло много дней. Они сами не могли бы сказать, сколько именно, потому что потеряли счет времени. Отдыхая между любовными атаками, Роза играла на лютне, он читал четверостишия, они жгли благовония, пили и ели.
***
Любовники яростно наслаждались мгновениями, которые украли у самого Господа. Их больше не было во Флёрене, их не было и на земле. Им казалось, будто башня превратилась в корабль, который плывет по небесным волнам… Но вот однажды вечером раздался стук в ворота, и искаженный от волнения голос Перрена Белло объявил:
— Монсеньор епископ со своей свитой!
Все обрушилось в единый миг. Велев Франсуа оставаться в комнате, Роза спустилась вниз открывать. Епископ Бове был толстым и розовощеким. Он выдавил из себя приветливую улыбку, которая не могла скрыть лицемерия и притворства. Он протянул руку. Роза преклонила колено и поцеловала его перстень.
— Мне не хотелось оставлять вас одну в такой день, как сегодня, дочь моя.
— А какой сегодня день?
— Сегодня Рождество! Какими бы ни оказались результаты освидетельствования, я совершу для вас богослужение. Вы давно уже не присутствовали на мессе?
— Не знаю, монсеньор.
Епископ Бове не мог скрыть неодобрительной гримасы. Он указал на свою многочисленную свиту.
— Это мои певцы и музыканты. С вашего позволения они займут места в часовне.
Он отдал приказ, и его люди ушли. С епископом осталось только четверо. Он представил их хозяйке.
— Отец Роже и отец Филипп — мои капелланы, они будут свидетелями. Господин Ланнуа, нотариус, сделает соответствующую запись, если, к несчастью, в этом будет необходимость. А это — мессир Руссель, врач. Где желаете вы пройти медицинское освидетельствование?
Роза де Флёрен встряхнула головой, и ее длинные белокурые волосы взметнулись.
— Прямо здесь. Следуйте за мной!
Она поднялась по лестнице, и все пятеро затопали за ней. В комнате они нос к носу столкнулись с Франсуа. Епископ отпрянул.
— Кто вы такой?
Роза ответила вместо него:
— Это — сир де Вивре, благородный рыцарь, который не побоялся рискнуть жизнью, дабы доставить мне утешение.
— Утешение во грехе?
— Вы узнаете об этом, когда станете причащать меня. Франсуа хотел было удалиться, но Роза удержала его.
— Останьтесь, прошу вас. Мне необходимо ваше присутствие.
Он повиновался, не в силах скрыть удивление и восхищение: Роза, такая боязливая и легко теряющаяся при малейших неприятностях, на пороге наивысшего испытания выказывала твердость и незаурядное мужество.
Епископ уселся и велел врачу незамедлительно приступить к осмотру.
Тот приблизился, и некоторое время молча разглядывал пациентку. На ее лице явственно проступали три коричневатых пятна. Он попросил ее закатать рукав платья и обнажить руку — на ней виднелись похожие пятна. Франсуа с изумлением рассматривал следы болезни: в течение долгих дней и ночей он ласкал и целовал тело Розы, но ничего подобного не замечал…
Наконец врач заговорил:
— Я почти убежден, что это — та самая болезнь. Но чтобы убедиться в данном выводе окончательно, мне следует проделать одну процедуру. Пятна проказы не обладают чувствительностью. Я сделаю несколько уколов.
Порывшись в кожаной сумке, он достал оттуда черный платок и тонкую иглу.
— Простите, мадам, придется завязать вам глаза. Некоторые вскрикивают, даже если ничего не чувствуют, чтобы затруднить постановку диагноза.
— Это излишне, я не имею намерения вас обманывать.
— Таково правило, мадам. Иначе освидетельствование не будет признано.
Роза ничего не ответила и позволила завязать себе глаза. Врач уколол иглой в запястье, в чистый, без пятен, участок кожи. Роза вскрикнула и инстинктивно отдернула руку. Затем он уколол по разу в три пятна на руке — тело никак не отреагировало, Роза не издала ни звука. Врач снял повязку с ее глаз.
— Увы, мы имеем дело именно с проказой.
Епископ Бове испустил вздох, приличествующий случаю.
— Наберитесь мужества, дочь моя. Господь с вами, он любит вас и не оставит страждущих.
— Мужества мне не занимать, монсеньор.
— Тем лучше. Нотариус, соблаговолите исполнить свою обязанность.
Нотариус сел за стол и разложил перед собой множество листочков. Внизу одного из них он начертал несколько строк — несомненно, записал результат освидетельствования. Когда он заговорил, голос его оказался неожиданно высоким.
— Я должен зачитать опись имущества, которое Роза, владелица замка и сеньории Флёрен, завещает сегодня Церкви. Затем она подпишет документ, а за нею поставят подпись два свидетеля.
Началось скучное перечисление: замок и его угодья, прочие строения, фермы, мельницы, городские дома в Шантийи и Компьене, поля, луга, леса, всевозможные налоги и пошлины — за рыбную ловлю, охоту, проезд по мостам и через брод; стада, домашние животные, затем — мебель и личные вещи. Наконец нотариус объявил:
— А также брошь в виде розы из золота, серебра и эмали, инкрустированная бриллиантами и рубинами.
Роза прервала его:
— Вычеркните ее.
Брошь была одним из самых ценных предметов наследства. Она стоила крупной фермы и сотни голов скота. Епископ Бове так и подскочил от удивления.
— Вы же не собираетесь взять этот предмет к прокаженным!
— Не собираюсь, монсеньор. Я завещаю мою розу присутствующему здесь господину де Вивре.
— Что же этот рыцарь будет с ней делать? Ведь это женское украшение!
— Если он не захочет носить его, пусть отдаст какой-нибудь женщине по своему выбору. В любом случае мою розу я завещаю ему. Зачеркните последнюю строчку, нотариус.
Епископ побледнел от гнева.
— Знайте же, дочь моя, подобный поступок будет стоить вам лишнего года в чистилище.
— Это ничего не меняет. Вычеркните.
Франсуа, который от удивления потерял было дар речи, наконец вмешался:
— О таком даре и речи быть не может. Я отказываюсь!
Но Роза взяла перо из рук нотариуса, и сама провела длинную линию. На губах ее играла слабая улыбка.
— Слишком поздно, Франсуа.
Чтение описи еще какое-то время продолжалось, затем Роза подписала документ, а вслед за ней и оба капеллана.
Роза де Флёрен обратилась к епископу Бове:
— Монсеньор, прошу вас принять у меня исповедь.
Насупившись, тот кивнул. Ему определенно не понравилась история с брошью. Роза приблизилась к Франсуа и попросила его подождать в часовне. Он удалился, а вслед за ним ушли нотариус, врач и оба капеллана. Поскольку было Рождество, Франсуа приготовился слушать Рождественскую мессу.
Он занял место в первом ряду. Некоторое время спустя появился епископ, облаченный в белые одеяния, приличествующие праздничному дню. Роза запаздывала. Без сомнения, она тщательно приводила себя в порядок, одеваясь к мессе, которая должна была стать ее последней радостью на земле.
Роза появилась, когда вечерня уже началась. Одета она была великолепно. На ней было белое, расшитое золотом платье. Свою прическу она украсила жемчугом. На груди яркими огнями сияла роза.
Она заняла место рядом с Франсуа, и месса началась. Божественная музыка и нежные голоса возносили к небесам весть о рождении Господа. Но Франсуа и Розу, сидящих рядом, снедала тревога. Они молились так истово, как только были способны. И когда, по окончании службы, они поднялись, тела были влажными, а в горле стоял комок.
По выходе из часовни епископ обратился к Розе:
— В Рождество второй мессы быть не может. Мы отслужим ее завтра. Какое время вас устроит?
— Когда прозвонят приму. Чем раньше, тем лучше. Вам покажут вашу комнату, а также помещения для ваших людей.
Епископ удалился в сопровождении свиты, и Франсуа задал вопрос, страшась услышать ответ, о котором догадывался.
— Что это за вторая месса?
— Отпевание. Такова процедура отчуждения.
Чтобы говорить спокойно, Розе приходилось прилагать немало усилий.
— Прежде чем прокаженного удалят от мира, он должен присутствовать на собственной заупокойной службе. Он становится в центральном проходе, на том месте, где обычно находится гроб, между четырьмя зажженными свечами.
Не в силах произнести ни слова, Франсуа молча обнял ее. Роза осторожно высвободилась.
— Теперь нам пора проститься, Франсуа.
— Побудем еще вместе. Не станем расставаться до самого конца!
— Нет. Я уже причастилась и не могу больше грешить. Перрен Белло проводит вас в вашу комнату. Я выбрала ту, которую вы занимали тогда, когда приехали сюда с нашим сыном.
Роза де Флёрен сняла брошь и протянула возлюбленному.
— Вы решитесь носить ее, хотя это и женское украшение?
— Я отказываюсь, но не из-за этого. Помните, что сказал вам епископ?
Роза улыбнулась.
— О чистилище?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93