и поразительно, до чего люди были уверены в своей правоте, осуждая чужие провинности. Такая сторона жизни, которую Эбигейл и Сэм могли наблюдать, была неизвестна людям вроде Сары Черчилл, потому что они бывали только при дворе да в своих загородных домах.
Однажды девушка и молодой человек стали свидетелями того, какая участь постигла знахаря, чьи пилюли не оказали обещанного действия: его раздели, бросили в сточную канаву, а следом швырнули одежду. Когда они уходили, Сэмюэл заметил, что человеческой натуре присуще стремление к власти.
– Ты видела их лица? – спросил он. – Каждый радовался, что может быть судьей несчастному знахарю. Разница между этими людьми и теми, кто правит страной, очень невелика.
Эбигейл кивнула. У них были настолько общие взгляды, что слова им подчас не требовались.
– Я слышал, – продолжал Сэмюэл, – что дочь Мальборо Анна тайно обвенчалась с сыном графа Сандерленда Чарльзом Спенсером.
– Вот как? – сказала Эбигейл. – Я знала, что леди Мальборо стремится к этому союзу, но не думала, что граф согласится на него.
– Леди Мальборо, а не он, решает, что должно совершаться в этом доме… и не только в этом.
– Интересно, с охотой ли Анна пошла замуж. Она мягче своих сестер, но тем не менее с характером, и думаю, нелегко заставить ее сделать что-то вопреки своему желанию.
– Брак держится пока в тайне, однако говорят, граф Сандерленд очень стремился к союзу с Черчиллами и обещал быть наставником сына во всех делах.
– Но ведь Чарльз Спенсер уже не раз осуждал образ жизни отца. Так что, похоже, граф не очень преуспеет в наставничестве.
– Готов поклясться, что там, где граф Сандерленд окажется бессилен, преуспеет леди Мальборо. Только Спенсер – виг, а граф Мальборо – тори. Интересно, какие у них сложатся отношения. Но суть дела ясна. Они ждут, чтобы Вильгельм умер и корона досталась Анне. Тогда правителями станут Мальборо, Спенсеры и Годолфины.
– За этим очень интересно наблюдать… будто сидишь в театре.
– Мы тоже, Эбигейл, в определенном смысле актеры. Как бы там ни было, мы находимся на сцене.
– Роли очень незначительные… не влияющие на ход спектакля, – с улыбкой сказала девушка. – Я ведь даже толком не понимаю всех этих разговоров о тори и вигах.
– Надо знать людей, которые правят ими.
– По-моему, леди Мальборо склоняется к вигам, а граф – убежденный тори.
– Чарльз Спенсер тоже виг, и он породнился с Мальборо. Будет грызня, вот увидишь.
– Не понимаю, почему эти партии конфликтуют.
– Это естественно, взгляды у них противоположные. Виги стоят на стороне Вильгельма, так как видят в нем конституционного монарха; тори – за тот образ правления, что существовал при Стюартах, уверенных в божественном праве королей. К чему привела Карла Первого эта уверенность, мы видели. Карл Второй был гораздо умнее. Он делал все, что хотел, за спинами министров, но веры в свое божественное право не терял. Затем пришел Яков; он хотел навязать католичество народу, который не желал этого, и ты знаешь, что произошло с ним.
– Какой ты умный, Сэм.
– Эти факты всем хорошо известны.
– А Вильгельма с Марией называют правителями-вигами.
– Да, и Вильгельм постоянно помнит об этом. Потому-то и не чувствует себя в безопасности.
– Как думаешь, когда принцесса станет королевой, будет она такой же, как ее отец и дядя?
– Не знаю. Потому-то и надо наблюдать за вигами и тори. Думаю, многое будет зависеть от того, какая партия выиграет на выборах.
– Странно, что граф Мальборо поддерживает тори.
– Да, но супруга его склоняется к вигам. Она не желает абсолютной монархии. Ей нужен правитель, которым станут руководить не парламент, а Черчиллы. Нам придется пристально следить за ее игрой.
Нам придется пристально следить! Значит, у них с Сэмом небольшой заговор? Актеры играют, а они смотрят из-за кулис. Где-то в глубине сознания у Эбигейл таилась мысль о том, что когда-нибудь она и Сэмюэл выйдут на эту сцену. Но их ролей зрители не оценят; они останутся в тени; хотя, возможно, будут от этого не менее влиятельны.
Что за мысли для горничной! Однако Эбигейл уже не считала себя заурядной горничной.
Ей захотелось побольше узнать о вигах и тори, чтобы стало понятно все, о чем говорит Сэмюэл.
– Тори? – произнес он. – Название, конечно, необычное. Это слово пришло из Ирландии. Появилось оно во времена Кромвеля, обозначало людей, которые оставались бесправными на своей земле, но не эмигрировали в Коннаут, как им было приказано. Наши тори, разумеется, не имеют с ними ничего общего. Это просто название партии, которая противостоит отношению вигов к государству и церкви. Они стоят за старый порядок вещей, и многие из них, конечно же, якобиты.
– А виги? – спросила девушка.
– Так сперва называли жителей юго-западной Шотландии, боровшихся против Реставрации. Потом это название досталось тем, кто отстаивал Билль об изгнании, не позволяющий Якову Второму занимать трон и предотвращающий риск возвращения страны в католичество. Это партия коммерсантов и землевладельцев с либеральными взглядами, а тори стоят за старый образ жизни.
– Сэм, как много ты знаешь.
Они улыбнулись друг другу. Мэшем находил спокойную сосредоточенность Эбигейл, ее скромность, желание побольше узнать в высшей степени привлекательными. Она была такой же спокойной и рассудительной, как и он. Встречи обоим доставляли радость, и дружба их крепла.
В Сент-Джеймский дворец пришла трагедия.
Герцогу Глостеру исполнилось одиннадцать лет, и по этому случаю были устроены празднества.
Принцесса пребывала в хорошем расположении духа. Сара как всегда была слегка раздражена ее неумеренной привязанностью к сыну. Анна, чувствуя это, послала за Эбигейл Хилл. Поведение девушки очень успокаивало: горничная соглашалась с принцессой, выслушивала монологи о совершенствах мальчика и раскрывала рот лишь для того, чтобы выразить изумление и восхищение его поступками. Принцессе тогда именно это и требовалось, хотя самое большое удовольствие ей доставляли блестящие и зачастую жесткие разговоры Сары Черчилл. С Сарой приходилось слушать, с Эбигейл говорить. Обычно Анна предпочитала первое; но бывали случаи, когда ей хотелось поговорить самой, и тут она радовалась обществу маленькой кроткой горничной.
– Мой мальчик осматривал утром свои войска. Видела ты его? Моя бедная Хилл, надо позаботиться, чтобы ты почаще выходила из дома. Он был так взволнован приобретением новой пушки. Новой, Хилл, полученной от короля. Конечно, даже Вильгельм не может устоять перед его обаянием. Я знаю, это удивляет всех. Знаешь, Хилл, мой мальчик вызвался воевать со своим войском за него во Фландрии.
– Неужели, мадам? Какой замечательный ребенок!
– Хилл, ты совершенно права. «Я буду рад погибнуть на службе вашему величеству». Так он писал королю. О Господи…
– Вашему высочеству холодно?
Эбигейл укрыла Анну шалью.
– Спасибо, Хилл. Я вся дрожу, когда слышу слово «смерть» в связи с моим мальчиком. Если лишусь его, то, наверно, не переживу этого.
– Ваше высочество, когда я видела его в последний раз, он выглядел здоровым.
– Правда, Хилл? Ты наблюдательная девушка. Да, мне кажется, его здоровье с возрастом улучшается. Но я лишилась стольких детей. Иногда мне отчаянно хочется еще одного ребенка. Вот потому…
– Ваше высочество – любящая мать.
– А кто мог бы меньше любить такого мальчика?
– В самом деле, мадам.
Такие приятные разговоры. Такое утешение!
На другой день герцог Глостер слег, и принцесса пришла в отчаяние. Ему отворили кровь, но это не помогло. Анна сбросила с себя апатию; просидела у его постели всю ночь и утро; горе ее было настолько сильным, что придавало ей достоинство и самообладание, которых она не выказывала прежде.
Эбигейл запомнила тот день, когда маленький герцог умер, потому что сочла его поворотным пунктом в своей жизни.
Принцесса Анна пришла в свои покои, с нею был Георг, принц Датский, они держались за руки, словно два осиротевших ребенка, у которых из жизни исчезла вся радость.
Потом принц ушел к себе, и принцесса осталась одна.
Ей не хотелось никого видеть – даже леди Мальборо. Она сидела, раскачиваясь взад-вперед и закрыв руками лицо, чтобы не смотреть на мир, полный напоминаний о ее любимом мальчике.
– Не могу поверить, – негромко говорила она. – Этого не может быть.
Весь день Анна просидела в одиночестве, отказываясь от еды, чего раньше никогда не бывало; а когда пришло время сна, покачала головой и велела служанкам уйти.
Потом заметила Эбигейл и сказала:
– Хилл пусть останется. Она сможет оказать всю необходимую мне помощь.
Эбигейл помогла ей лечь; Анна говорила о своем мальчике, и по щекам ее медленно катились слезы.
– Вот этого я страшилась, Хилл. Больше всего на свете… и это случилось. Что я могу сказать, Хилл? Что мне теперь делать?
– Говорите о нем, мадам. Это, наверное, поможет.
Принцесса говорила и, к своему удивлению, успокаивалась; потом, поглядев на юное лицо горничной, тоже со следами слез, сказала:
– Ты милое, доброе создание, Хилл.
Уложив принцессу, Эбигейл собралась уходить, но та сказала:
– Хилл, останься.
Эбигейл встала на колени у кровати, где беззвучно плакала принцесса.
Казалось, Анна забыла о стоящей подле нее на коленях горничной; потом взгляд ее упал на маленькую фигурку, и она повторила:
– Ты доброе создание. Спасибо, Хилл.
Эбигейл оставалась в спальне, пока принцесса не заснула.
Она знала – Анна не скоро забудет, что в минуту тяжелейших страданий нашла утешение в Эбигейл Хилл.
Принцессу охватила апатия. Целыми днями она сидела, думая о своем мальчике. Доверительно сказала Эбигейл Хилл, что теперь ее жизнь уже никогда не станет прежней.
Сара шумно вошла в ее покои.
– Ну-ну, дорогая миссис Морли, возьмите себя в руки, – властно сказала она. – Надо помнить, что вы не только понесшая утрату мать, но и наследница трона.
– Миссис Фримен, вы, должно быть, не понимаете моих чувств.
– Я? Не понимаю? Разве я не лишилась ребенка… мальчика? Вы забыли моего дорогого Чарльза?
– Нет, не забыла и переживала утрату моей дорогой миссис Фримен, как собственную, но это мой мальчик… мой любимый мальчик.
– Вскоре появится еще один маленький Морли.
– К сожалению, я не уверена в этом.
– Вы не бесплодны. Не раз это доказывали.
Иногда в голосе Сары звучало что-то похожее на насмешку. Чувства Анны были обострены недавней утратой, и эти жесткие слова причинили ей боль. Как ни странно, ей вспомнилось нежное сочувствие горничной.
Она заявила, что устала и немного поспит. Сара, в последнее время словно бы искавшая возможность покинуть принцессу, ответила, что это превосходная мысль.
– Пошлите за этой горничной Хилл, – сказала Анна. – Она поможет мне лечь.
– А я зайду проведать вас, когда вы проснетесь, – ответила Сара. – И тогда, миссис Морли, вы наверняка поймете, что я права, прося вас не демонстрировать свою скорбь. Мне понятно ваше горе. Я до сих пор сокрушаюсь по своему дорогому Чарльзу, однако надо быть стойкими, миссис Морли. Мы должны скрывать свои чувства от всего мира.
Когда Сара ушла и в комнате осталась только Эбигейл Хилл, принцесса сказала:
– Нельзя рассчитывать на то, что мы все будем такими же сильными, как дорогая леди Мальборо.
– Конечно, мадам.
– Однако я иногда думаю, что моя дражайшая подруга, будучи сама столь восхитительной женщиной, нетерпимо относится к тем, кто слабее ее.
– Ваше высочество не слабы. – Эбигейл говорила более пылко, чем обычно. – Если мне будет позволено высказать свое мнение, вы проявили величайшую стойкость…
– Я пыталась, Хилл. Но иногда при мысли об утрате моего милого…
Принцесса расплакалась, и Эбигейл сочувственно протянула ей платок. Анна, казалось, не замечала его, поэтому девушка, осмелев, утерла слезы с ее лица.
– Спасибо, Хилл, – сказала Анна. – Ты совершенно непохожа… на свою кузину.
– Боюсь, что вы правы, мадам.
– Не бойся. Твое спокойствие мне по душе.
– Моя кузина очаровательная женщина, а я всего-навсего горничная вашего высочества.
– Суть не в этом, Хилл. Иногда я нахожу твое присутствие очень отрадным… право же, очень. – Лицо Анны вдруг стало ожесточенным. – А леди Мальборо совершенно… совершенно… черствой.
Наступила ужасающая Анну тишина. Наконец она высказала вслух мысль, уже давно таившуюся в глубине сознания; к тому же, в присутствии Эбигейл Хилл, кузины Сары, всем обязанной ей и потому наверняка ее приспешнице.
«Надо ждать неприятностей», – подумала Анна.
Она почувствовала себя до того усталой, что закрыла глаза и отказалась от предложения умастить лоб мазями. Совершенно несчастной. Ее мальчик умер, и она непорядочно отозвалась о ближайшей в течение многих лет подруге. К тому же в присутствии Эбигейл Хилл, которая, несомненно, сочтет себя обязанной передать все, что слышала, своей кузине.
– Оставь меня, – слабым голосом произнесла принцесса.
И в одиночестве беззвучно расплакалась, отчасти из-за утраты сына, отчасти из-за утраты иллюзий.
При следующей встрече с леди Мальборо Анна ждала упоминания о собственной непорядочности. Но та вела себя так, будто ничего не случилось.
Может, выжидала удобной минуты, чтобы осыпать ее упреками? Нет! Сара, по собственному признанию, откровенна и несдержанна. Иногда она бывает не способна обуздать свои чувства, особенно гнев.
Раз Сара не упрекала ее за слова, сказанные в присутствии Эбигейл, причина тому могла быть только одна: девушка не говорила ей о них.
Очень странно! Принцесса не могла этого понять, и ее интерес к горничной с тихим голосом усилился.
– Хилл, – сказала Анна несколько дней спустя, – ты, должно быть, весьма признательна леди Мальборо.
– Конечно, мадам.
– Я слышала, она, найдя вашу семью в сильной нужде, устроила твоих братьев и сестру на хорошие места.
– Это правда, мадам.
– Раз так, ты, видимо, стараешься чем-то отплатить ей.
– Мне отплатить нечем, мадам. Могу только выразить благодарность на словах.
– Может, ты считаешь ее в некотором смысле своей госпожой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53