Герцогиня восприняла это с присущим ей высокомерием, но, когда свидетели стали давать показания, противники Сары принялись удовлетворенно посмеиваться.
Роберт Харли заглянул к Эбигейл Хилл, и они обсудили это интересное положение дел на прогулке в дворцовом саду.
– Я виделся с адвокатом Гейпа, – сказал Харли. – Он блестяще провел дело. Герцогиня Мальборо вызывала избирателей в Холиуэлл-Хауз и указывала им, как голосовать. Нетрудно догадаться, что указания больше походили на угрозы. «Если не проголосуете, как я велю, то, клянусь, пожалеете!»
– Но ведь это определенно злоупотребление.
– Конечно. Мы привлечем леди Сару к суду за подкуп.
– Она, должно быть, вне себя от ярости.
Харли положил руку на плечо Эбигейл, и девушка запрокинула к нему лицо. Иногда ей казалось – он прекрасно сознает, какое производит на нее впечатление. Эбигейл была очарована им и вместе с тем испытывала к нему неприязнь. Но очарование пересиливало.
– Кузина, вы позволяете ей запугивать себя.
– Это страшная особа.
– Не забывайте, что с каждым днем вы становитесь для нее все недосягаемее.
– Думаю, она еще имеет власть уволить меня… если пожелает.
– Тогда нужно лишить ее этой власти как можно скорее. История с выборами нам отчасти поможет. Леди Сара говорила жителям Сент-Олбанса, что мистер Гейп и его единомышленники внесут беспорядок в дела правительства. Она даже уплатила одному человеку двадцать гиней за помощь на выборах. К сожалению, этому нет письменных свидетельств.
– Сара – самая неосмотрительная на свете женщина. Но ее все боятся.
– Так будет не всегда, маленькая кузина. Это меня радует. Будем надеяться, она станет еще неосмотрительней и напишет что-нибудь, уличающее ее.
Против Сары, несмотря на всю ее неосторожность, ничего не удалось найти; однако противники – особенно тори – громко осуждали герцогиню.
Сара была все так же самоуверенна. Она считала, что обеспечила себе поддержку вигов, необходимую Мальборо для продолжения войны. Написала мужу, что ждет вестей о его делах, и заверила, что позаботится об их общих интересах в Англии.
Герцогиня поистине была на вершине успеха, она старалась склонить симпатии королевы к вигам и преуспела в этом. Возможно, потому, что тори сами вызвали неприязнь у Анны. Они не учли, что королева, вынужденная всерьез задумываться о преемнике, отдавала предпочтение дому находящихся в изгнании Стюартов перед Ганноверским. Анна, сентиментальная в душе, всегда переживала из-за того, как обошлась с отцом. Единокровный брат ее жил в Сент-Жермене, а что могло лучше успокоить совесть королевы, чем объявление его своим наследником. Ему нужно будет лишь поклясться в верности англиканской церкви. Совесть вынуждала ее внять доводам якобитов. Однако тори, объявляя, что, если Стюарт вернется, англиканская церковь окажется в опасности, играли на руку принцессе Софии Ганноверской и даже предлагали той посетить Англию.
Мысль о визите принцессы была неприятна Анне. Когда Ноттингем заявил в палате лордов, что Софию Ганноверскую необходимо пригласить из опасения, как бы королева не выжила из ума и не стала игрушкой в чужих руках, Анна не на шутку разгневалась. Предположение, будто она может стать жертвой старческого слабоумия, притом высказанное в одной из палат парламента, было невозможно стерпеть.
Разве миссис Фримен не предостерегала ее относительно Ноттингема и тори? Несмотря на гнев, она радовалась, что оказалась в согласии с Сарой.
И написала ей. Вспомнить прежние времена, когда они переписывались, было приятно.
«Надеюсь, дорогая миссис Фримен, наши разногласия позади; я поняла, что люди, о которых вы хорошо отзываетесь, оказали мне большую услугу, и непременно буду поддерживать их, а также полностью убедилась в наглости и злонамеренности тех, против кого вы постоянно ополчались».
Таким образом, Сара вновь вернула себе благосклонность монархини; не вызывало сомнений, что хоть она не появляется при дворе и пренебрежительно говорит о королеве, однако едва лишь соизволит вернуться, Анна приходит в восторг.
Сара упивалась своим положением. Перебивала королеву, когда та говорила. «Да, да, да, мадам. Должно быть так!» – и откровенно зевала.
– Как эта особа надоела мне! – воскликнула герцогиня в разговоре с Годолфином, нисколько не заботясь о том, что ее слышат слуги. – Лучше оказаться в тюрьме, чем слушать ее болтовню.
Годолфин хотел предостеречь Сару, но, разумеется, не осмелился. Он очень боялся герцогини и выполнял все ее указания.
Эбигейл изумленно наблюдала за происходящим. Разве может королева вести себя подобным образом, забыв о достоинстве, присущем ее сану? Теперь Сара прислуживала королеве, однако самые неприятные обязанности по-прежнему возлагала на свою кузину. Уже то, как она подавала Анне перчатки, было разоблачением. Неприязнь Сары к своей подруге, казалось, замечали все, кроме Анны. Анна страдала от водянки и подагры, а пышущая здоровьем Сара относилась к ее болезням с нескрываемым презрением. Когда королева говорила об их симптомах – а ей это очень нравилось, Сара с гримасой отворачивалась. Подавая что-нибудь королеве, воротила нос, словно от королевы дурно пахло.
В конце концов отношения королевы и герцогини стали предметом обсуждения служанок. Миссис Эбрехел выразила удивление, что ее величество не прогонит кое-кого. Миссис Дэнверс на это ответила:
– Никто не посмеет прогнать герцогиню Мальборо… ни Бог, ни дьявол.
Увидя входящую Эбигейл, миссис Эбрехел сказала:
– Готова поклясться, это прищемило нос мисс Хилл.
Миссис Дэнверс прыснула. Эбигейл поняла, что ее нос, слишком большой для маленького лица, которое украшал – правда, в данном случае это слово вряд ли уместно – опять порозовел на кончике. Раньше, завидуя расположению королевы к ней, они говорили, что она сует его, куда не нужно.
– В каком смысле? – беспечно спросила девушка.
– Ну как же, дорогуша, больше никаких чаепитий вдвоем. Никаких задушевных разговоров с ее величеством… потому что вернулась ее светлость. Теперь у королевы нет времени для вас, мисс Хилл.
– Вполне естественно, что, возвратясь ко двору, ее светлость исполняет обязанности, которые во время ее отсутствия мне приходилось принимать на себя. От этого мой нос нисколько не страдает.
Взяв собачку, которую искала, Эбигейл спокойно вышла из комнаты. Миссис Дэнверс, считавшая себя доверенным лицом герцогини, скорчила гримасу миссис Эбрехел.
– И все равно, – настаивала та, – эта перемена мисс Хилл не нравится.
Потом заговорила вновь:
– Раньше я задумывалась, не сказать ли ее светлости, что эта девчонка становится подругой ее величества, что Эбигейл Хилл мнит себя фавориткой королевы. А теперь что? Стоило ее светлости сунуть сюда свой красивый носик, и Хилл тут же увяла. Нечего мне было беспокоиться.
Обе согласились, что незачем.
С возвращением Сары ко двору пришел конец приятной непринужденности. Теперь одевание превратилось в церемониал. Всякий раз при смене одежды Анне приходилось быть в окружении придворных дам, каждая из которых выполняла свою задачу, возложенную на нее в зависимости от занимаемой должности. Любой предмет одежды переходил из рук в руки, пока не попадал к Саре, а та вручала его королеве или надевала на нее. Когда Анна мыла руки, паж приносил таз и кувшин, затем одна из фрейлин ставила таз возле королевы и опускалась на колени, а другая сливала воду королеве на руки.
Когда герцогини не было, церемония становилась менее строгой, и Эбигейл Хилл с радостью оказывала королеве все услуги, какими б ни были они лакейскими; нежно надевала ей перчатки, потому что руки Анны, измученные подагрой, часто болели. Она бережно обувала ее, а когда необходимо было ставить компрессы на эти бедные отекшие ноги, следила, чтобы ногам было не очень горячо.
И как отрадно было потягивать перед сном горячий шоколад, разговаривать с Хилл обо всех событиях дня.
Конечно, присутствие дорогой миссис Фримен при дворе действовало возбуждающе. С нею постоянно что-то случалось и почти всегда вызывало гнев. Ни единая минута не проходила скучно при миссис Фримен. Приятно было выяснить, что они не так расходятся в политических взглядах, как раньше.
Однажды Сара вошла в королевские покои с решительным видом. Холодно приняла объятья королевы и села рядом с ней, плотно сжав губы.
– Я подумала, что настало время сменить государственного секретаря.
Анна от изумления раскрыла рот.
– Но сэр Чарльз Хеджес мне очень нравится. Это весьма хороший человек.
Сара раздраженно скрипнула зубами.
– Господи, мадам. Чтобы занимать высокую должность в правительстве, хорошим быть мало.
– Сэром Чарльзом я всегда была довольна.
Сара неприязненно глянула на грузную женщину в кресле. Похоже, она была в настроении упрямиться, а герцогиня рассчитывала покончить с этим делом как можно быстрее. Как думает эта дура, чего ради она тратит время здесь, если не для устройства дел к собственному удовольствию? Маль предостерегал ее, но она знает своего дорогого осторожного Маля. Годолфин еще более осторожен – до трусости. Хорошенькое положение дел. Мальборо на континенте, Годолфин в страхе, а старая королева, на которую пришлось тратить так много времени, упрямится.
– Миссис Морли знает, – сурово сказала Сара, – что меня постоянно заботят ее дела. Уверяю вас, что Хеджесу пора уйти.
– Почему? – спросила королева.
– Он ленивый старый дурак.
– Хеджес прекрасно справляется со своими обязанностями.
– Миссис Морли склонна испытывать чрезмерную привязанность к людям, и ее доброта закрывает ей глаза на истинное положение дел.
Опять намек, что она близится к старческому слабоумию. Анна твердо поставила ноги на специальную скамеечку, и в голосе ее появились холодные нотки.
– А кого бы вы хотели видеть на этом месте?
– Сандерленда, разумеется.
Сандерленда! Это зять Сары. Он никогда не нравился Анне – он голосовал против ренты ее дорогому Георгу! «Нет, – сказала Анна себе и пожалела, что не смеет сказать это Саре открыто. – Нет, нет, нет!»
– Блестящий молодой человек, – чуть ли не гневно продолжала Сара. – Да, у него есть странные идеи. А у кого из дельных молодых людей их нет? Он умен. Предприимчив!
– Не хочу Сандерленда, – сказала Анна. – Мне не нравится его характер. Мы вряд ли подружимся.
– Ерунда, миссис Морли скоро поймет его.
– Я уже поняла все, что мне нужно, миссис Фримен.
– Вы не знаете этого человека. Я вот что скажу вам: мистер Фримен не всегда относился к нему с симпатией, но теперь признает, что у него задатки гения.
«Да, – подумала Сара, – Маль не всегда относился к нему с симпатией. Совсем недавно – незадолго до Бленхейма – он был готов убить этого человека. Сандерленд намекнул мне о неверности Маля и доставил жестокие страдания нам обоим. Чего ради я сейчас хлопочу за него? Потому что интересы власти важнее мелких личных обид! Потому что Сандерленд – виг, а Хеджес – тори, потому что он мой зять, а мне, чтобы успешно противостоять врагам, нужно мощное семейное ядро. Мальборо – главнокомандующий, Годолфин – глава правительства, Сандерленд – государственный секретарь. А я – королева. Кто устоит против такого союза? Если б удалось это осуществить, вся Европа знала бы, кто правит Англией».
– Мне не нравится его характер, – настаивала Анна, – и мы с ним вряд ли подружимся.
– Я пришлю его поговорить с вами.
– Прошу вас, миссис Фримен, не надо. У меня желания говорить с ним нет.
– Уверяю, вы совершаете ошибку.
– Мне не нравится его характер, и мы с ним никогда не подружимся.
«Ну вот! – гневно подумала Сара. – Моя толстая подруга превратилась в попугая».
– Если герцог Мальборо напишет вам, что из Сандерленда получится превосходный государственный секретарь, вы тогда поверите мне?
– Печально, но я не соглашусь с моей дорогой миссис Фримен. О лорде Сандерленде я знаю все, что мне нужно знать.
– Личные симпатии не должны иметь значения в таком деле! – воскликнула Сара.
– Я убеждена в том, что следует с министрами находиться в дружеских отношениях.
– Если б только миссис Морли меня выслушала.
– Но миссис Фримен знает, что слушать ее – для меня величайшее удовольствие.
– На сей раз вы не согласны со мной.
– Потому что мне не нравится его характер, и мы с ним никогда не подружимся.
Игравшая веером королева прижала его к губам. Этот ее жест всегда бесил Сару. Он означал, что Анна приняла решение и будет упрямо стоять на своем.
– Вижу, мадам, – холодно сказала герцогиня, – что продолжать разговор с вами бессмысленно… сегодня.
Анна молча продолжала держать веер у губ.
– Мне пора ехать в Вудсток, – сказала Сара, – посмотреть, как идут работы. Честно говоря, я не довольна их продвижением. Вашему величеству известно, как давно мистер Фримен одержал для вас величайшую победу в истории. И с тех пор почти ничего не сделано.
Анна продолжала держать веер на том же месте. Сара подумала: «Она мысленно твердит свою попугайскую фразу снова и снова. Но потом изменит мнение. Я об этом позабочусь. А пока что с облегчением покину двор, чтобы не слушать сентиментальных или маразматических глупостей».
С уходом Сары Анна почувствовала облегчение. «Сандерленд! – подумала она. – Ни за что!»
И дернула шнурок звонка.
– Пришлите ко мне Хилл.
Вошла Эбигейл, ее зеленые глаза смотрели встревоженно.
– Ваше величество нездоровы?
– Очень устала, Хилл. Очень.
– Голова болит, мадам? Омыть вам лоб? У меня есть новый лосьон.
– Да, Хилл. Пожалуйста.
Как она бесшумно движется.
– Хилл, у меня очень разболелись ноги.
– Может, компресс, мадам?
– Только сперва вымой их.
– После того, как успокою вам голову?
– Да, Хилл, после.
Какая отрада ощущать эти нежные руки; какая отрада наблюдать за этим славным созданием. Она совсем другая, непохожая на Сару, такая умиротворяющая.
«Кажется, – подумала королева, – я довольна, что миссис Фримен ушла.
Да нет, этого не может быть. Я люблю миссис Фримен больше всех на свете… больше даже, чем Георга, своего мужа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53