Она устраивала увеселения, и люди очень радовались, что их допускают в королевский сад. Туда было принято ходить нарядно одетыми, и, по словам одного из придворных писателей, подданные королевы Анны расхаживали под музыку в парчовых платьях, кринолинах, чепцах и с веерами.
Д'Урфи, придворный поэт, писал стихи и песни специально для таких случаев, и люди со всего Лондона шли туда увидеть свою королеву.
– Такие приятные дни и вечера! – вздыхала Анна, уходя в свои покои под попечение Хилл.
Сара тем временем советовалась с Годолфином, какой шаг ей предпринять для назначения Сандерленда. Кроме того, она писала зятю длинные письма. Написала и Мальборо, убеждая его присоединить свой голос: он – победитель при Бленхейме, и королева ни в чем не сможет ему отказать.
Приехав в Кенсингтон, чтобы снова поговорить с королевой, она внезапно появилась в своих апартаментах и обнаружила, что там кто-то живет.
Встав посреди комнаты, Сара уставилась на кровать, где лежал чей-то капот. Нахмурясь, взяла его, и, пока стояла там с гримасой отвращения, в комнату вошла Эбигейл, как сама рассказывала позже – значительно позже – весело, бесцеремонно, с улыбкой.
– Что ты здесь делаешь? – спросила герцогиня.
– Я… я думала, эти комнаты пустуют.
– Что?
– Поскольку королева постоянно во мне нуждается…
– Ты сочла, что можешь жить в моих апартаментах… без моего разрешения?
– Прошу прощения у вашей светлости…
Эбигейл хотела сказать, что заняла их с одобрения королевы, но передумала. Сара принялась бы упрекать Анну, а девушке не хотелось никаких осложнений. Лучше было принять всю вину на себя. Поэтому она молча потупилась.
– Немедленно забирай свои вещи и убирайся отсюда, – приказала Сара.
Эбигейл собралась и, не поднимая глаз, поспешила прочь; за ее спиной послышался голос Сары:
– Чего еще ждать? Ни воспитания. Ни манер. В конце концов, я вытащила ее из грязи!
Мысли Сары обратились к более важным делам, чем наглость горничной; она снова говорила с королевой о Сандерленде, но добилась лишь того, что называла криком попугая. Анна была настроена категорически против Сандерленда. Но герцогиня твердо решила настоять на своем. Она немедленно напишет Малю, пусть присоединит к ее голосу свой.
В ярости Сара принялась осматривать гардероб королевы.
– Миссис Дэнверс! – послышался ее гневный крик. – Мне кажется, здесь недостает нескольких манто королевы. Я хотела бы знать, где они.
Миссис Дэнверс, покраснев, ответила, что эти манто износились, а горничные имеют право на долю ненужных королеве вещей.
– Только с моего разрешения! – напустилась на нее герцогиня. – Распорядительница гардеробной – я! Забыли?
– Нет, конечно, ваша светлость, но я решила, что имею право забрать эти манто.
– Я хочу видеть их.
– Но, ваша светлость…
– Иначе доложу ее величеству.
– Ваша светлость, я состою при королеве с тех пор, как ее величество были еще ребенком.
– Это не значит, что вы здесь останетесь, если не постараетесь услужить мне.
– Ваша светлость, я всегда служила ее величеству.
– Я распоряжаюсь гардеробом королевы и хочу видеть эти манто.
– Я покажу их вашей светлости.
– Покажите – и как можно скорее. Кроме того, мне хотелось бы осмотреть юбки, платья и веера.
Миссис Дэнверс в надежде отвести от себя ярость герцогини, сказала:
– Ваша светлость, я бы хотела поговорить с вами о мисс Хилл.
– Что там с ней?
– Кажется, ваша светлость, она слишком часто бывает у ее величества.
Глаза герцогини сузились. Миссис Дэнверс продолжала:
– И в зеленом кабинете, ваша светлость…
– Миссис Дэнверс, известно вам, что мисс Хилл устроила сюда я?
– Да, ваша светлость.
– В таком случае, предоставьте решать мне, в чем будут заключаться ее обязанности. Теперь об этих юбках…
«Дэнверс придется уйти, – решила Сара. – Жалуется на Эбигейл Хилл, подозревая, что это моя шпионка. Посмотрим, миссис Дэнверс, кто уйдет… моя ставленница или вы».
Сказав, что у нее есть серьезные сомнения относительно тщательности ухода за гардеробом королевы, Сара отпустила миссис Дэнверс и пошла к Анне.
Анна потягивала только что принесенный Эбигейл шоколад.
– Отведайте, дорогая миссис Фримен. Хилл восхитительно готовит его.
– Нет, спасибо, – ответила Сара. – Полагаю, миссис Морли довольна Хилл, которую я приставила служить ей.
– Дорогая миссис Фримен, это такое доброе создание. Ваша несчастная Морли не знает, как и благодарить вас.
– Рада, что она способна вам услужить, потому что кое-кем из ваших горничных я недовольна.
– О Господи…
Лицо Анны приняло встревоженное выражение.
– Речь идет о Дэнверс.
– Дэнверс! Вы же знаете, как долго она здесь служит, она стареет. Я отношусь к ней, как к доброй, старой няне.
– Это не причина для того, чтобы она держалась нагло со мной.
– О Господи! Какой ужас! Моя дорогая, бедная миссис Фримен.
– Эта женщина – шпионка.
– Шпионка? Для кого же она шпионит?
– Это мы постараемся выяснить. И таскает одежду из гардероба. Призналась, что взяла четыре манто. Сочла, что они принадлежат ей по праву, а вам больше не нужны.
– Но ведь миссис Дэнверс всегда так поступала. По должности ей разрешается время от времени забирать ненужную мне одежду.
– Дорогая миссис Морли, вашей одеждой могу распоряжаться только я.
«Господи, – подумала Анна, – как болит голова! Попрошу Хилл потереть лоб этим смягчающим лосьоном».
– Дэнверс не должна таскать вещи из гардеробной, – продолжала Сара.
– Непременно скажу ей, чтобы не брала ничего без вашего разрешения.
– Ее нужно прогнать.
– Я поговорю с ней.
Сара с любезной улыбкой подалась к королеве.
– И хочу напомнить еще об одном небольшом деле, которое миссис Морли уже давно обдумывает.
– Что же это за дело, дорогая миссис Фримен?
– Сандерленд…
Веер Анны поднялся к губам и замер.
– Мое мнение осталось прежним, – сказала королева. – Я не смогу установить с ним добрых отношений, потому что не могу выносить его характера.
«По крайней мере, – злобно подумала Сара, – рефрен слегка изменился».
Она ушла от королевы, и та сразу же призвала к себе Эбигейл.
– Хилл, у меня ужасно болит голова.
Говорить больше ничего не потребовалось. Девушка тут же принялась за дело.
Какие нежные пальцы! Какая отрада быть вдвоем с Хилл, никогда не повышающей голоса.
Бедняга Дэнверс! Неужели можно прогнать служанку, находящуюся при тебе всю жизнь?
«Я не прогоню Дэнверс, – решила королева. – Дам ей необходимую ренту, особые подарки и скажу, пусть предоставит герцогине распоряжаться гардеробной».
От беспокойств – главным образом, из-за назначения Сандерленда – разыгралась подагра. Анна, в расстегнутом платье, с компрессами на ногах, с покрывшимся красными пятнами лицом сидела, развалясь, в кресле. Почти единственным ее утешением являлось присутствие Эбигейл. В этой женщине трудно было узнать королеву, появлявшуюся перед людьми в роскошных одеждах. Среди европейских монархов она становилась едва ли не самым могущественным и прекрасно сознавала, что в значительной степени обязана этим герцогу Мальборо.
Какой восторг охватил ее, когда полковник Ричардс, адъютант герцога, привез весть о большой победе под Рамийи!
В сообщении Мальборо заверял королеву в своей преданности. Он писал, что особенно рад победе, так как она окажет ее величеству большую помощь в делах, а также искренне благодарил за доброту к нему и его родным.
Анна, прочтя письмо, прослезилась. Дорогой мистер Фримен! И как только она позволяла себе возмущаться хлопотами за человека, характер которого ей не нравится? Жаль, конечно, что Анна Черчилл вышла за него замуж.
Сара явилась к ней, сияя от радости.
– Миссис Морли, вы, очевидно, понимаете, что после Бленхейма это крупнейшая победа, которую мистер Фримен одержал для вас. Она изменит весь ход войны. Я слышала, что Людовик в отчаянии… Уверяю вас, враг трепещет… трепещет, едва заслышав имя Мальборо.
– Да, миссис Фримен, это большая победа, и я никогда, никогда не забуду военного гения мистера Фримена.
– Назначение Сандерленда доставило б ему огромную радость.
Однако даже в этой обстановке Анна сохраняла упрямство.
Она отвернулась.
– У дорогого мистера Фримена будет много забот на континенте. По случаю этой победы нужно будет отслужить благодарственный молебен. Я поговорю об этом своем желании с милордом Годолфином.
Сара, к великому облегчению королевы, не стала больше вести речь о Сандерленде. Она была, как ни удивительно это в подобных обстоятельствах, слегка подавленной, но когда сообщила Анне причину, та прониклась пониманием и сочувствием.
– Мистер Фримен едва не погиб, – вырвалось у Сары. – Я почти не в силах думать об этом, приходится всякий раз напоминать себе, что он ежечасно подвергается опасности. Смерть едва не настигла его при Рамийи.
– Моя бедная, бедная миссис Фримен!
– Герцог переправлялся через ров, и тут под ним убило коня; он упал. Не окажись рядом его адъютант, капитан Молсуорт, отдавший ему свою лошадь, он вполне мог бы попасть в руки врагов. Меня дрожь пробирает при этой мысли.
Сара не могла представить себе жизнь без Мальборо. Она бы не перенесла утраты. У нее даже мелькнула мысль отбросить все честолюбивые устремления и спокойно, мирно жить с ним в Холиуэлл-хаузе.
– Это еще не все, – мрачно сказала она. – Когда конюший, полковник Брингфилд, помогал ему взобраться на лошадь, в полковника угодило ядро, ему оторвало голову. Снаряд мог попасть…
– Это Промысел Божий, дорогая миссис Фримен, – утешающе сказала Анна.
– Я навестила вдову полковника, – продолжала Сара. – Бедняжка, она чуть с ума не сошла. Я утешила ее, сказала, что ее муж оказал неоценимую услугу своей стране и что вы не оставите это без награды. Потом, зная щедрость дорогой миссис Морли, пообещала ей пенсию. Уверена, вы одобрите мой поступок.
– Конечно, она должна получить пенсию. Какой ужас эта война! Я возблагодарю Господа, миссис Фримен, не только за эту славную победу, но и за сохранение жизни мистера Фримена.
Годолфин, сидя рядом с королевой, объяснял ей, как велико значение победы Мальборо.
– Французский король под Бленхеймом лишился не только своей лучшей армии, мадам, но и территории между Дунаем и Рейном. После поражения при Рамийи он потерял и Фландрию.
– Герцог – гений, – ответила Анна.
– Безусловно, он способствовал величию Англии, мадам.
– До меня дошла весть, что французы в отчаянии… в полном отчаянии.
– Я сказал бы – в панике, мадам. Маршал Вильруа боялся сообщить своему королю о катастрофе и не выходил из своей палатки пять дней.
– Бедный старик, – сказала Анна. – Я слышала, ему уже шестьдесят.
– Людовику самому почти семьдесят.
– Жаль, что старики, одной ногой стоящие в могиле, заняты убийством людей. Но это война, мистер Монтгомери.
Годолфин обрадовался, что королева вновь назвала его присвоенным ею прозвищем. После того, как Анна узнала, что он поддерживает Сару в ее требованиях о назначении Сандерленда, она официально именовала его милордом Годолфином. Ему стало понятно, что победа при Рамийи открыла королеве глаза на то, чем она обязана семейству Черчиллов; и он, как свойственник, разделял славу этого семейства.
– Что ж, – продолжала королева, – будем надеяться, что конец войны близок. Победный конец! Я предпочла бы тратить деньги на улучшение условий жизни людей, а не на них убийство.
– Нет никакого сомнения, мадам, что победы герцога во Франции улучшат жизнь ваших подданных.
– Вы правы, мистер Монтгомери, и мы должны отслужить в соборе Святого Павла благодарственный молебен, дабы напомнить подданным, что этой замечательной победой они обязаны Господу.
– И великому герцогу, – подсказал ей Годолфин.
– И герцогу, – повторила Анна.
Весь двор пришел в ужас. Заболела Сара.
Служанки зашли к ней в комнату и обнаружили ее лежащей на полу без сознания.
Всех это взволновало больше, чем победа при Рамийи. Сара умирает! Что же будет при дворе? Кто займет ее место?
Эбигейл никогда не было так трудно скрывать свои чувства. Страшной, ненавистной соперницы не будет! Чего только теперь она не добьется? Битва окончилась; у Эбигейл не было сомнений, кто станет преемницей Сары. Девушка также догадывалась, что об этом думает Харли. Это было важно.
Но увидев, как огорчена королева, девушка забеспокоилась.
– Хилл, Хилл, ты слышала? Моя бедная дорогая миссис Фримен. Что будет со мной, если я ее лишусь? Я пережила много трагедий, Хилл, в том числе и самую тяжелую, какая может выпасть на долю матери! Утрату моего мальчика. Но если миссис Фримен умрет… если она покинет меня…
– Мадам, – перебила ее на сей раз Эбигейл, – вы не должны так расстраиваться.
Но Анна как будто не слышала, она позволила девушке обнять ее и прижать к груди.
– Хилл, Хилл, она была мне очень близкой подругой… столько лет.
Эбигейл увидела залитое слезами красное, дряблое лицо и поняла отвращение Сары, которое та не трудилась скрывать.
Неужели можно быть так безрассудно привязанной к женщине, которая не стала бы даже разговаривать с Анной, не будь она королевой? Ясно было одно: королева не в состоянии избавиться от чар Сары Черчилл. Эбигейл вспомнилось, как в последние месяцы Анна безропотно сносила грубости из-за Сандерленда, и удивилась искренности горя королевы.
– Хилл, к ней нужно срочно отправить моих врачей.
– Да, я передам ваше распоряжение.
– Спасибо, Хилл. Не знаю, что бы я делала без тебя. И даже тому, что ты здесь… я обязана ей.
«Да, – подумала девушка, – в этом и есть ирония судьбы. Чем больше привязывается ко мне Анна, тем большую благодарность испытывает к Саре».
Перед благодарственным молебном Сара поправилась. Она явилась ко двору лишь чуть бледнее обычного, но отнюдь не притихшей.
Королева тепло обняла ее.
– Моя дражайшая, дражайшая миссис Фримен, как я боялась за вас.
– Я уже поправилась. Не думали же вы, что меня не будет на благодарственном молебне в честь Мальборо?
Анна удержалась от замечания, что этот молебен – благодарение Богу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53