Маска из биопластиковой ленты, под которой никакой сканер не прочтет истинные черты.
Полетаев едва успевает остановить соратника: Этцер невольно рвется ближе к цели. Отсюда перехватить контроль над чужим биопластиком невозможно, а как неплохо было бы поглядеть на сцену пожирания гнусной рожи ее собственной маской…
– Не надо, – ровно говорит Солнце. – Он не один. И там мины.
Эмиз Флорес смотрит Алентипалне в лицо. Его глаза чуть сужаются: под маской улыбка.
И стреляет.

– Успокой сердце, Ми-тян, – говорит Терадзава, показываясь в дверях тясицу. – Ты не совершила никакой ошибки.
Минако-химэ, глядя в сторону, сжимает кимоно у горла.
– Из-за меня тебе пришлось приносить извинения, ото-сан. Я была так себялюбива. Так слаба. – Она пытается взглянуть на отца, но из-за стыда не находит сил, и смотрит лишь на тень Сигэру. Принцесса стоит возле большого валуна с выемкой, похожей на естественную чашу. В ней еще осталась вода. Зеленеет лишайник, камень слегка поблескивает, пригоршня дождевой влаги кажется восхитительно холодной. Нестерпимо хочется опустить в нее руку.
Отец улыбается. Минако чувствует это, даже не видя.
– Ми-тян, я наслаждался этой беседой. Поверь мне. Она позабавила меня, я ведь предвидел то, что случится потом. Сейчас мои извинения служат уральцам не слишком большим утешением.
Он подходит ближе и кладет руку ей на плечо.
Минако закрывает глаза. В ее сердце по-прежнему бьется тревога.
Все не так, как прежде.
С тех пор, как семейство Терадзава покинуло Дикий Порт и поселилось на Фурусато, течения времени как бы не существовало. Ни отец, ни Ми-тян не старели, благодаря душевному покою и биопластику; все те же верные и привычные слуги сопровождали их, своей чередой шли развлечения и дела, в деталях сберегался древний уклад. Они жили подобно богам на Равнине Высоких Небес, в безвременье, в вечности.
И вот – отец улыбается, просит ее быть спокойной, но сам далеко не так безмятежен, как прежде. Он точно опустел, как опустела сейчас ниша-токонома в чайном домике. В его руках – лист электронной бумаги, ордер на казнь Начальника Дикого Порта. Одна из любимых вещей.
– Старый дурак, – едва слышно, разочарованно цедит отец. – Зачем ты?.. это было очень глупо с твоей стороны…
Ему одиноко.
Это похоже на холод. На долгий выдох близящейся зимы.
Уже почти две недели никто не желал местеру Терадзава поскорее сдохнуть.
И никогда более не пожелает.
У него по-прежнему есть враги, но ни один из них не имеет ценности. Не с кем вспомнить былое. Те, кто сейчас правит миром, годятся Сигэру во внуки, а то и в правнуки. Его время, его эпоха – в прошлом.
– Идем, милая, – окликает он, и Минако приоткрывает губы. – Ты готова?
Она невольно смотрит на свой веер.
Пышные перья метут камни дорожки: веер принцессы – единственный предмет, выпадающий из эстетики Фурусато. Громоздкий, с бисером, стразами, лебяжьим пухом, такими обмахивались европейские дамы в восемнадцатом веке. Минако редко берет его в руки. Есть легенда, что Ифе Никас пела под гитару; говорят, что Алентипална Надеждина вяжет; по слухам, Данг-Сети Ратна смотрит дешевые сериалы. У Терадзава Минако есть веер, оскорбляющий ее чувство прекрасного.
Не так давно она с треском закрыла его, предварительно досчитав до пяти. Через какое-то время выяснится, достигла ли песня цели…
Невзирая на неудачи и упущения, на робость принцессы и осторожность Флореса, на ум и силу противника – подготовлено было все. Предусмотрительность отца издавна восхищала Минако, внушала глубочайшее уважение к его мудрости, но сейчас он кажется ей поистине божеством. До сих пор она не решалась всерьез воздействовать на вероятности, опасаясь, что ее почувствуют. Столкновение разом с тремя Птицами из семитерранской золотой четверки окончилось бы для принцессы большой скорбью.
Теперь это не страшно.
Некоторые вещи неизбежны. Самый сильный корректор не реализует другого сценария, потому что альтернативы просто не существует. Создать такую ситуацию – вот задача для умного стратега.
Откровенно говоря, Минако долго не верила, что отцу это удастся.
Ей бесконечно стыдно из-за того, что она думала по поводу Тихорецкой. Приказа об убийстве девочки отец не отдавал вовсе не из страха перед последней песней. Он знал, что умный, хорошо осведомленный Флорес не поднимет руки на Черную Птицу. Цель похищения была крайне проста: напуганная девчонка оказывалась не в состоянии выполнить единственное, для чего она летела на Терру-без-номера, единственное, для чего она вообще существовала – не в состоянии спеть безопасность и успех будущего визита. Секретность прибытия особистов обернулась их беспомощностью.
Самым слабым местом плана был последний этап. Принцесса полагала, что если уральская правительница разумна, она никогда не пойдет на такое. В конце концов, синдром Мура слишком часто приводит к смерти больного. Даже если принять гипотезу Флореса, основанную на том, что «уникальные методики» «Ласкового берега» в официальных документах описываются слишком туманно…
«Надеждина кинется на помощь потому, что это дети, – сказал он; лицо гайдзина исказилось, и принцессу посетило смутное удивление: отчего в нем такая ненависть?.. – Кхин – потому что это дети Седьмой Терры. Ценкович – потому что это сверхполноценники. Их новая раса. Пост-люди».
Но, даже если и так, большая их часть все равно не доживет до пятнадцати лет. Стоит ли рисковать?
Теперь Минако почти сочувствует семитерранам. Она не понимает, чем руководствуется Надеждина, но ее поступок в любом случае опрометчив и глуп.
Под конец принцессу изумил сам Флорес.
Рё-сан позволил себе сдержанное возмущение, но старый король с улыбкой объяснил, что семья Иноуэ, давние и преданные сотрудники, слишком дороги ему, чтобы подвергать опасности не только их жизни, но и честь. Таким образом, под началом Флореса оказалась разведка Терадзавы, часть боевых отрядов «Независимости» – радикалы, неподконтрольные никому, кроме своих полубезумных вождей – и агенты Особого отдела Минколоний Земли.
Люди со специальными сертификатами, с ограничением в правах.
Официальные смертники Центра. Расходный материал.
И при этом Флорес, этот расчетливый, разумный, рассудочный человек отправился на смертельно опасную операцию лично.
«То, что мы сделаем, – сказал он перед отбытием, – ничего не решит. Просто не даст кому-то решить за нас». В этот момент он напоминал фанатика, а не наемного убийцу с холодной кровью…
– Идем, милая, – повторяет отец. Его голос всегда ласков, когда он обращается к дочери, он всегда полон любви, когда смотрит на нее, но сейчас такая необычайная нежность звучит в словах, что Минако замирает в растерянности.
– Мы возвращаемся домой, – объясняет Терадзава, не дожидаясь вопроса.
– Домой… – удивленно шепчет Минако. Что отец называет домом? Разве есть у них дом кроме Фурусато, ожерелья чудесных зеленых островов, подобных каплям, упавшим с божественного копья?
– На Дикий Порт? – предполагает она, и встречает нестерпимо ясный взор отрекшегося короля.
– Нет, Ми-тян, – отвечает он. Улыбка нисходит на тонкие губы, – на Древнюю Землю.
– Но…
…даже после Второй космической, когда Терадзава двинул свои войска в помощь флоту Земли, когда он нарушил законы Порта, нарушил нейтралитет пиратской планеты ради выгоды собственной расы – даже после этого он не получил права жить на Земле. Он, пожалуй, добился бы возможности жить там не под своим именем, но не пожелал. На Земле он не смог бы приобрести архипелага и установить на том свои порядки. Кроме того, поселиться на Земле означало отдать себя в руки дорогого врага Чарли, а на такое Терадзава никак не мог пойти.
Но сейчас – Чарльз Айлэнд мертв… а местер Флорес держит в перекрестье прицела уральского триумвира.
– Теперь, – мягко говорит Сигэру, – Древняя Земля ничего не знает о моих преступлениях. Мы поедем в Осаку, Ми-тян, в Киото, увидим Фудзи и Токийский залив. Это последнее, что я хочу сделать в жизни.
– Ты бросаешь Флореса?
– Разумеется. Он знает, что я так поступлю. Он сводит собственные счеты. Не думай больше об этом гайдзине, Ми-тян. Он закончился для нас, как и Фурусато, как и Терра, как вся прошлая жизнь. Идем, милая. Корабль ждет.

Эмиз Флорес стреляет.
Долго.
Гораздо дольше, чем нужно.
До тех пор, пока от чемоданчика с лекарствами не остаются только клочья, разлетевшиеся по земле; темная влага раствора быстро испаряется под жарким солнцем.
Бабушка стоит невредимая, только пальцы чуть оцарапаны: ручку чемоданчика выбило из них.
– Как же вы умирать будете? – потрясенно говорит Алентипална, ища глазами чужие глаза; в ее чертах недоумение и жалость. – Ведь вы же столько зла сделали…
– А вот это вы зря, местра корректор, – Эмиз торжествует. – Хочу предупредить. Если мои люди начнут умирать по необъяснимым причинам – немедленно по вполне объяснимым причинам начнут умирать ваши дети. Идите внутрь. Они ждут. У меня еще есть патроны, вы же не хотите оставить малышей на произвол судьбы?..
Алентипална покорно идет за ним.
У нее остается только один способ сберечь две сотни жизней. Позволить невинным и беззащитным дождаться помощи.
Она не колеблется.
Кажется, здесь все осталось таким же, как считанные часы назад. Выглядывает из-за колонны Баба-Яга, трепещут под потолком хвосты и крылья деревянных птиц счастья. Журчит вода в игрушечном водопаде, окна светлы, и белое дерево кружева кажется льном. На столах неубранная посуда. Волшебную Бабушку вновь встречают глаза, полные надежды.
Если несколько сотен человек уверенно считают тебя всесильной…
Тень у стены чуть колышется, переминается с ноги на ногу.
Немного одаль стоит еще одна тень.
И еще.
Люди в маскировочных плащах – безликие, безмолвные, похожие на привидения, но стократ страшнее. Их много. Зачем все они делают это? Кто они?..
Неважно.
Черной Птице легче петь смерть, чем жизнь. Человеческий организм уязвим. Пусть рядом нет энергетика, пусть усталость накатывает тяжкой волной, но куратор Райского Сада сумела бы сделать так, чтобы ни один злобный призрак не смог надавить на спуск.
Ни один?
Она не знает, сколько их здесь.
Зато знает, сколько заложников.
Остается лишь ожидание.
«Простите, ребята, – мысленно шепчет Алентипална, проходя меж столами; кто-то подвигается, освобождая для нее край скамьи, – простите меня, Элик, Ваня. Вы же все можете, я знаю. Я жду. Я верю». На ней белый халат Стеллы Ароян, неновый, не очень чистый, и на кармане нарисован оранжевым маркером кривоватый робкий цветок. Кто-то из пациентов решил сделать подарок ласковой тете-доктору…
Молчание.
Дети устали сидеть, им давно пора прилечь, по режиму уже на исходе тихий час. Многие дремлют, прикорнув на столах, кто-то уселся на пол, как хорошо, что он теплый…
Столовая «Ласкового берега» никогда не бывает так полна. Часто, особенно зимой, здесь не ест вообще никто, всё разносят по палатам. Многие из ребят здесь впервые. Из-за ее визита. Ради крошечного шанса на исцеление, ускользающей возможности чуда.
Мысль приносит с собой отчаяние, и Алентипална прогоняет ее.
Одна из теней ставит перед ней дешевый видеощит. Кажется, Эмиз не оставит заложницу в покое. Алентипална отодвигает щит в сторону. Мерзко быть рядом даже с изображением этого человека.
Покачиваются в вышине деревянные птицы.
– Как самочувствие, местра Надеждина? Мой браслетник предлагает перевод. У вас говорящая фамилия. Умрете последней?..
Алентипална подавляет вздох.
– Сколько вам заплатили?
– Будь речь о деньгах, я не согласился бы ни за какие.
– Тогда – зачем вы это делаете, местер Эмиз?
– Честно? Я просто хочу увидеть, как вы умрете.
Он произносит это, счастливо улыбаясь. Как подобает человеку, который вот-вот увидит исполнение своей мечты.
Бабушка застывает. Мечутся мысли – за что, зачем, почему?.. У нее есть враги, потому что она входит в Высокую тройку Седьмой Терры: враги Урала, которые могут желать смерти триумвира. Но как, чем, когда она сумела заслужить личную ненависть?!
– Местра Надеждина, – Эмиз говорит со вкусом, смакуя звучание русской фамилии. – Алентипална. Сверхполноценница. Корректор. Я даже готов получить вашу лебединую песню, знаете? Смерть Юриста Сандерса была поучительна, но вряд ли со мной случится что-то страшнее. Вам не интересно, о чем я? Хорошо. Вы очень любите своих сверхполноценных детей, местра Надеждина, и должны помнить, как погибла девочка с милым кодом «Гюрза».
– Айгерим Иксанова. На Земле. При неудачной посадке лайнера «Яджнасена».
– Заказ Центра. Исполнением руководил Юрист. Изрядный ублюдок был, и вполне заслужил то, что получил от вашей змейки Айгерим. Знаете, что именно? Он отправился на Третью Терру и там связался с каким-то типом из браконьеров, имевшим непролеченный СПИД. Пустяк, конечно, но тот тип слишком долго возился с квазицитами, и вирус мутировал. Уникальный штамм. Полностью резистентный. Сандерс подыхал десять лет. Его вряд ли утешило то, что тогдашнего главу Центра, который заплатил ему за Гюрзу, скоро разбил паралич.
Алентипалне трудно следить за словами Эмиза. Она размышляет, когда будет штурм. Должно быть, спецназ уже здесь. Или нет? Кажется, что прошли часы, но если судить здраво – минуты…
Здесь десятки вооруженных людей и десятки мобильных мин.
– О чем вы думаете? – Лицо Эмиза на щите приближается. Тон его доверителен. – О ваших воспитанниках? Не беспокойтесь. Как только они появятся, я разрешу вам переговорить с ними. Вы сообщите, что в тело каждого из моих людей вживлен чип, отслеживающий состояние здоровья. Если оно у кого-то внезапно резко ухудшится, кто-нибудь обязательно постреляет, и не в воздух. Попытки вывести из строя мины-пауки вызовут либо их детонацию, либо, опять-таки, прицельную стрельбу.
– Почему вы это делаете? – безнадежно спрашивает Алентипална.
– С вашего разрешения, я продолжу мысль. Простите, но я так давно ждал возможности обратиться непосредственно к вам!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67