«Самобытность присуща любой автономной группе, – говорил он. – Мы живем в удивительный период образования новых этносов – таинственное, зыбкое, неуловимое время. В наших силах воздействовать на протекающие процессы. Мы можем сознательно конструировать характер будущей нации, корректировать его, формировать…»
«Разбежался!» – отвечал обыкновенно Михалыч и уходил на очередное совещание.
А дети слушали.
Дети.
Корректоры, год за годом, сотня за сотней.
Предварительные итоги процесса отрадны.
Семитерран отличают от прочих на глаз.
Местер Люнеманн, переполнившись благодарностью, совершил жест доброй воли: предоставил СБ делегации сведения об успехах внешней разведки вероятного противника. Не то чтобы удивил; но укреплению союза поспособствовал. Незадолго до отбытия состоялась интересная беседа…
– Элик, – просыпается Тиша, – а кто остался на Третьей Терре?
– Аист, – не выплывая из задумчивости, отвечает тот. – Лазурь. И Оля Булатова, кода не помню.
– Золотая рыбка, – улыбается Алентипална.
– Ах-ах, – добродушно ворчит Элия.
– Без Светочки им тяжело придется…
– Светочка – не Атлант, не надо подпирать ею небосвод. У нас есть договоренность с Люнеманном, у Люнеманна есть армия. Пусть сам бьет конкурентов во пиратстве.
…Итак, на территории Древней Земли рассчитывать нельзя.
И с этим ничего нельзя было бы поделать, если бы не фантастическая удача, невероятное стечение обстоятельств, подарившее людям Землю-2. Внешнее сходство с прародиной – дело даже не десятое: сотое. Но на Терре-без-номера не рождаются дети с синдромами внешних территорий.
Земля-2 – стратегический капитал.
В пределах столетия политической столицей Ареала должна стать она. На угрюмой Седьмой Терре останется только промышленность. Да, переселение массы населения будет серьезной проблемой, но решение не сложно, лишь затратно… а средства у Урала есть.
Вот это и надо будет обсудить с коллегами на Терре-без-номера.
На Новой Земле.
Союз с Диким Портом фактически заключила делегация периферии: центр Ареала всего лишь смирился с неизбежностью.
Посмотрим, где лет через пятьдесят будет центр…
– Элик, не спи, – окликает Тиша.
– Я-то как раз не сплю, – подмигивает тот.
– Задумался, – понимающе кивает она. – А я спросить хотела: что ты думаешь о местере Рихарде?
– В каком плане?
– Ну… – Алентипална выводит на столешнице узоры кончиком пальца. Блестит хризолит в тонком перстне, – он довольно странно ведет себя для человека. Я понимаю, он большую часть жизни провел на Порту, менталитет там совсем другой… но все же эта его привязанность к ррит мне удивительна.
Мелькает мысль: Тиша слишком любит людей, чтобы ее занимали еще и какие-то другие расы. Она проницательна, но внутренний мир чужих ее просто не интересует. И потому в вопросе нет ничего удивительного.
– Не к ррит вообще, – объясняет Элия. – К тому ррит, который поймал не свою пулю. Л’тхарне. Их теперешнему вождю.
Тиша лукаво улыбается.
– Я бы сказала, что он на человеческий манер обаятелен…
– Мне как ксенологу видеть это печально, – вполголоса замечает Ценкович. – Он очеловечен до уродства. Ну, Тишенька, ты же видела старых ученых, искалечивших себя до психического состояния, скажем, анкайи?
Местра Надеждина отводит взгляд, на лице вспыхивает и меркнет страдальческая гримаса. Кто мог подумать когда-то, что ксенология, точно ядерная физика, таит в себе угрозу для исследователей?
– Вот так это и выглядит на самом деле, – заканчивает Элия. – Несчастная раса, если смотреть беспристрастно. Но, боюсь, в альтернативном будущем людей бы не было вовсе, ни несчастных, ни счастливых… Сесть и заплакать. Так что жалость здесь ни к чему. А о том, почему они так привязаны друг к другу, я тебе одно скажу. Оба они хищники, один по природе, другой по призванию. С этого все началось, а прочее вторично.
Лайсан, секретарша Алентипалны, вносит поднос.
Плавными домашними движениями Тиша льет в кофе сливки, мажет масло на хлеб.
– Элик, – говорит, пока Ценкович раздумывает, не позавтракать ли ему вторично: очень уж заразителен пример, – а о чем вы говорили после банкета?
Элия прикусывает ус.

В неофициальной обстановке Люнеманн споро сменил королевский белый костюм на нечто менее пафосное. Традиция родилась во времена Яльнемаэ, и тому хватало оттенка люминесцентных нитей, привычных лаэкно. С тех пор обычай трансформировался под обыкновения каждого нового Начальника. Не прими в свое время Терадзава правил этой бесцельной игры, Рихард с радостью прервал бы ее.
Увы.
Светится старый коньяк: золотая солнечная смола.
– Земля год за годом пророчит вам экономический спад, стагнацию и потерю позиций. – Люнеманн катает в бокале маслянистый, исполненный высокомерия и лени напиток. – Но вы ее до сих пор ни разу не радовали.
Кхин усмехается.
– Видите ли, местер Рихард, – бархатным голосом поясняет Ценкович, – их аналитики постоянно совершают одну ошибку.
– Какую?
– Они думают, что мы русские.
– Ты у нас самый русский, – беспардонно замечает подвыпивший Михалыч.
– Да и ты тоже русский, – парирует Элия.
Пират добродушно смеется. Он понимает язык, хотя почти не говорит, и он в курсе основных обстоятельств. При весе, которым обладает Урал, иначе нельзя.
– Впрочем, это неплохо, – продолжает Ценкович. – От нас ждут масштабных экспериментов, а мы просто делаем свое дело. Блюдем свои интересы.
Кхин хмыкает; с его басом это звучит по-медвежьи, и Элия иронично думает, что имидж премьера тоже чудо как хорош.
– Выпьем за общность интересов, – предлагает он. – За взаимовыгодное сотрудничество… за союз.
– За союз, – кивает Начальник Порта.
…Ценкович посмеивается, вспоминая, как оно было.
Люнеманн.
Союзничек.
У Седьмой Терры три союзника – ее бизнес, ее наука и ее армия.

«Армия…» – думает триумвир. Никакая планета Ареала не может сравниться с Землей по части людских ресурсов. Качество этих ресурсов – вот в чем загвоздка. Даже при политике искусственного занижения цен на колониальные товары заработки вне Земли были выше. Десятилетиями лучшие специалисты улетали с материнского мира… даже не лучшие. Просто способные работать. Оставался балласт, кормящийся жирными субсидиями.
Земля, пожалуй, набрала бы оккупационную армию. Но такой абсурд, как попытка оккупации колоний, не придет в голову даже деятелям в Объединенном Совете.
Тем более, что никаких оснований на то нет.
Никто не делит Ареал, не пытается отмежеваться от Земли. Где сепаратисты, где противоправные действия?..
Все в рамках закона.
А что касается космического флота, то даже на анкайский саммит земная делегация прибыла на судах уральского производства. В начале эры экспансии, во время Великой войны лунные и марсианские верфи еще окупали себя – за неимением более выгодных вариантов. Но ушли в прошлое гигантские заатмосферники. Гиперы собираются прямо на поверхности планеты. Сравнить стоимость чего-либо, произведенного на планете с кислородной атмосферой и комфортным климатом – и без них…
Землянам стоит посмотреть правде в глаза.
– А все-таки я беспокоюсь за Светочку, – задумчиво говорит Тиша. – Воля твоя, а семнадцатилетняя пигалица, ножки-палочки, ручки-веточки, и рулит двумя взрослыми страшными мужиками…
– Да какие они взрослые, – бурчит собеседник, – тридцати еще нет.
– Но по сравнению!
– Да что ты в них страшного-то нашла? – Элия смеется.
– Страшные! – упрямо повторяет она.
– Тишенька, ну вот скажи, мы с Михалычем страшные? – сделав брови домиком, спрашивает Ценкович.
– Просто непередаваемо ужасные.
– Но ты же нами рулишь?
– Так мне и не семнадцать лет! – не всерьез сердится Бабушка.
Элия улыбается.
Меняет тон.
– На Земле-2 нам нужна не вероятность, а гарантия, – сухо говорит он. – А Третья Терра… не думаю, что дела пойдут хуже, чем шли. Начальник Порта посвободнее нас в том, что касается применения силы. Столкновение нашего гарнизона с кораблями Земли – и столкновение одних браконьеров с другими… он нам союзник? Союзник. Он получил свое, и теперь выполнит свою часть обязательств.
Алентипална молчит.
Если нельзя избежать применения силы, нужно действовать решительно и быстро. Она понимает. Но думать об этом ей тяжело.
И все же приходится.
Обсуждение вероятных путей развития событий подчас приводило к тому, что Тиша ойкала, сжимала виски ладонями и одними губами шептала: «Господи, только не воюйте, мальчики, только не воюйте…» Продолжать холодный анализ становилось невозможно. Аргументы о вынужденных действиях приводили ее в ужас. «Мы не собираемся воевать, Тиша, – говорил обычно Иван. – Поэтому и задействуем наших птичек. Райский Сад – это не боевая организация. Это средство сохранения мира».
Он сам пообещал ей, что Эрэс будет таковым.
«Хорошо, – убито соглашалась она и договаривала едва слышно, – но вы все-таки, пожалуйста, не воюйте…»
Прозванивают одиннадцать тяжелые антикварные часы. Свет играет на маятнике; дрожат, приоткрываются лепестки цветов на золотой плети вьюнка, обнимающей циферблат. Горечь черного кофе во рту.
Все возможное будет сделано для сохранения мира. Но с обеих ли сторон? Земля, как оказалось, готова была даже пожертвовать питомником биологического оружия, лишь бы он не достался противнику. Убийство мастеров – бессмысленный, ничем не оправданный поступок. Всего лишь доказательство, что дезинформация прошла. Впрямь, проще поверить, что на Терре-7 собираются организовать второй питомник, чем хоть в мыслях допустить, что самая землеподобная колония, как и квазицитовая Терра-3, окажется фактически под властью Урала…
Плюнуть через левое плечо и постучать по дереву – благо, им отделан салон.
Окажется.
На то и Тиша, куратор Райского Сада, ведущий специалист.
А как дела пойдут дальше, покажет время.
Результаты саммита неоднозначны.

– Рих! – Гуго мечется как зверь в клетке, от стены к стене; крупный, неопрятный, обрюзгший человек. – Ариец, какого хрена! Мля! Ты вступил в дерьмо! Ты понял меня, да?! Какого черта тебе это сдалось? Я знал, что твой зоопарк тебя однажды сожрет, но чтобы так!..
Люнеманн-старший, выдержанный по-викториански, бестрепетный, перебирает бусины сандаловых четок. Шершавое дерево источает яркий, темный, чувственный аромат. Наводит на мысли о дорогих сигарах; Начальник Порта задумывается, не вспомнить ли ему вкус табака. Обычно он курит тий-пай: трон корсарского короля означает бесконечные стрессы, и свойства нкхварской травки необычайно к месту. Вкус тий-пай приятен, сорта многочисленны, но «Древняя Земля» все еще означает «престиж»…
Престиж. Как много приходится делать только ради поддержания статуса. Даже пентхаус на крыше высотного дома, где сейчас он отдыхает и беседует с Гуго, и тот – дань престижу. Порт никогда не знал дефицита пространства, удобнее было бы вынести малую резиденцию за черту города, но реноме…
Гу, бывший Одноглазый, останавливается, борясь с одышкой, и таращит разноцветные глаза.
– Ты… – выдыхает он. – Ты крышей поехал, чтоб тебя, я не понял, что ли?!
Рихард, не глядя, снимает с пальца тяжелый перстень, откладывает на журнальный столик, на миг ощутив под пальцами прохладу кожаного переплета. Альбом с репродукциями: драгоценная безделушка из натуральных материалов. У них удивительный запах, а если собрал библиотеку бумажных книг…
За перстнем следует второй. В нем, в отличие от первого, нет сенсорной камеры. Безобидный информационный носитель.
– Гуго, – бархатно говорит брат. – Скажи, пожалуйста, кто пытался наладить с тобой контакт за время моего отсутствия?
Тот хватает ртом воздух, как рыба.
Рихард скорбно качает головой. Дурно думать такое о покойной матери, но как братьев угораздило родиться столь непохожими?.. И когда всевозможные разведки, наконец, осознают, что, во-первых, мнение Гуго Рихарда не интересовало никогда, а во-вторых, у Гуго нет доступа к конфиденциальной информации? Скорее, Д’йирхве будет вера, не говоря уж о Л’тхарне, но не этому вечно пьяному полудурку. Прежде он был потолковей, и корсар был успешный… увы.
– Ну… – мычит Гуго. – Я…
– Спасибо, я понял.
– Да я не о том! – взрывается Люнеманн-младший. – Какого хрена ты поимел этот траханый Фронтир?
Рихард поднимает лицо.
– Кадару, Гуго, – снисходительно поправляет он. – Ррит Кадару.
Бывшая номерная планета AMR-88/2, бывший Фронтир, теперь, как и следует ей быть, снова…
– И не «поимел», – менторским тоном, – а принял под свою юрисдикцию. В силу временной недееспособности официального главы цивилизации и неподготовленности правительственных структур.
Гуго бурчит какую-то невразумительную пошлятину.
– Достаточно, – еще мягче завершает Рихард. – Ты высказал свое мнение, я тебя выслушал. Семейная связь восстановлена, а теперь, Гуго, отправляйся по своим делам.
– Кретин тупорылый, – с отчаянием бросает тот. – Тебе же голову откусят!
– Кто?
– Земляне! Мне плевать, что ты сволочь, плевать, что ты на меня срал всю жизнь, плевать, что тебе твои жопы клыкастые людей дороже, но ты брат мой! Мне смотреть, как ты в петлю суешься!
– Гуго, если посчитать, сколько раз на своем веку я, по твоему мнению, совался в петлю, так я бессмертен.
– А не бессмертен ведь… – шепотом говорит младший, наклоняясь ближе. Запах от него неприятный, и Рихард едва приметно морщится. – Не бессмертен… Ладно, Рих, я пойду. Если велишь. Если хочешь. Ты получаешь, чего добиваешься, и тут получишь… что я-то сделаю? Ничего.
И уходит, наконец. Всклокоченный, сам уже седой, глядящийся полубезумным. Брат. Младший.
«Опять напьется», – с сожалением думает Начальник Порта.

Рихард встает. Оставляет на столе, на тисненой коже альбомного переплета, четки, перстни и браслетник. Выходит из комнат в сад.
Темное небо Порта отгорожено невидимым куполом. Армейский гравитационный щит накрывает не только пентхаус на крыше, все здание. Где-нибудь на Террах или Земле – паранойя, здесь – рядовая мера безопасности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67