она не ожидала, что разговор начнется настолько издалека. Но особистка не прерывает Рихарда, и выслушивает с неослабным вниманием. – Чийенкее и лаэкно, по преимуществу. Вначале только как место, где можно передохнуть и отремонтироваться. Потом, естественно, пришла торговля… Никакая раса никогда не претендовала на присоединение Порта к своему Ареалу. Дикий Порт – отдушина. Место, куда можно сбежать. Место свободы. Такое место всегда должно быть.
Анастис кивает. Вид у нее сосредоточенный и спокойный.
– Государственность Порта создал лаэкно. Около трехсот лет назад. Это был Яльнемаэ Атк-Этлаэк Синна. До него начальники Порта всего лишь заведовали хозяйством, а правили на планете расовые концерны. Впрочем, тогда Порт был куда тише и малочисленней, чем сейчас… Местер Терадзава очень много сделал для укрепления власти. Но он совершил одну исключительно благородную ошибку, последствия которой я вынужден расхлебывать.
– Он вступил в войну, – заканчивает Чигракова.
– Он втянул в войну Порт, – жестко поправляет Люнеманн. – И Порт перестал быть беспристрастным ко всем. Прежде здесь забывали не только имя, но и расу. Авторитет на Порту зарабатывался заново каждым. Но люди выиграли Вторую космическую, и последствия…
– Вы – второй подряд человек во главе Порта, – едва слышно напоминает Чигракова.
– И это тоже, – признает Люнеманн. – И все же я думаю о своем государстве, а не о чужом. Поймите верно, я человек, и человечество – моя раса. Но Древняя Земля для меня – чужое государство. Агрессивное, могущественное, и не слишком доброжелательное.
Это наживка. Жирная, сладкая до оскомины. Но это не первая наживка, которую он бросает семитерранам.
Они уже приважены.
Возьмут.
Анастис сдержанно кивает.
– Но обстоятельства не могли сложиться иначе, – говорит она, – ведь именно Порт сыграл ключевую роль в подготовке Второй войны. Хотя основные силы копились в Ареале чийенкее, главный штаб и учебные лагеря находились здесь.
В голосе Чиграковой парадоксальным образом нет осуждения.
– Поэтому после войны здесь началась травля ррит. Тех, кто уцелел. Я хорошо помню то время. Это было страшно даже по меркам Порта. – Люнеманн отрешен и строг. – А у местных жителей весьма крепкие нервы.
Анастис, не удержавшись, бросает короткий взгляд на люнеманнова заместителя. Тот стоит изваянием, скрестив руки на груди. На левой серьге дрожит ослепительный солнечный блик.
Чигракова мысленно отмечает, что про травлю чийенкее Начальник упомянуть забыл.
– Если доминирование Земли будет усиливаться, Порт просто исчезнет, – продолжает Рихард. – Он превратится в колонию и тихо угаснет, чтобы где-то возник еще один Порт. Колония в этом секторе никому не нужна. Но Дикий Порт нужен всем. Как идея и как ее воплощение.
– И вы намерены?..
– Я намерен сохранить Порт, выведя его на новую ступень эволюции. До сих пор в межцивилизационном праве космическое государство было синонимом расы. Порт представляет собой всерасовое государство фактически. Я хочу официального признания.
Семитерранка чуть нетерпеливо кивает.
– Я-то хочу услышать, что вам мешает.
– Мне – ничего, – Люнеманн вновь улыбается. – Вот, скажем, Айлэнду мешает «Фанкаделик».
– Но это филиал самой корпорации Айлэнда.
– Именно. Обладающий всеми свободами пиратского концерна. А индустрии Мэдизы Мэйсон мешают ррит.
Чигракова смотрит вопросительно.
– В случае внесения в межцивилизационное право соответствующих дополнений, – менторски повторяет Люнеманн прописные истины, – граждане Порта получат индикарты, зоной действия которых будет вся Галактика.
Семитерранка поднимает золотистые брови.
– В чем же проблема?
Люнеманн встает.
– Как вам известно, – тяжело роняет он, – в настоящее время расы ррит официально не существует.
Анастис на миг забывает о всякой этике и в упор смотрит на заместителя Начальника.
Ррит бесстрастнее статуи.
– Проблемы возникли и при обсуждении вопроса экстрадиции, – прежним деловым тоном продолжает Люнеманн. – Я твердо придерживаюсь мнения, что экстрадиция с Порта вообще недопустима. Иначе придется вручать чьему-то правосудию абсолютно всех. Начиная с меня.
Чигракова чуть улыбается.
– Я полагаю, это второстепенный вопрос.
– Вы правы. Но таких вопросов много. Не думайте, что проблемы возникают только у людей. Так всего лишь проще объяснять. Вот, скажем, пример на пальцах: двойные налоги. Тот же Фанкаделик передо мной безупречен. Но Айлэнд Инкорпорэйтэд должна платить Земле, и конкретно правительству Йории…
– Вы уходите от темы, – замечает особистка. – Вы начинали с дипломатических проблем, и вдруг перешли на экономику.
– Первого не существует в отрыве от второго.
Оба выдерживают паузу. Обмениваются понимающими взглядами.
– Вы знаете, что Урал поддерживает вашу инициативу, – бархатно говорит Анастасия. – Наша стратегия остается прежней. Специалисты Седьмой Терры наметили несколько путей решения спорных вопросов, и хотели бы обговорить их с вашей командой.
– Конечно. В ближайшее время.
Люнеманн некоторое время сидит, прикрыв глаза, потом возвращается в кресло Начальника. Чигракова встает.
– Аудиенция закончена, – мягко произносит Люнеманн.
Анастис легко кланяется. Она немного разочарована: настоящий разговор придется отложить. Люнеманн бросает ей чуть снисходительный, почти отеческий взгляд.
Это малый конференц-зал главной резиденции. Пытаться выгнать отсюда внешнюю разведку хотя бы одной из шести заинтересованных рас…
…просто невежливо.

Рихард смотрит на узкую спину молодой женщины. Кажется, это последняя мода, ее легкий плащ до пола и сверкающий серебряный пояс на бедрах… Золотисто-русые кудри мягко колышутся на черной коже плаща. Люнеманн сказал бы, что у Анастис походка танцовщицы, не знай он точно: это походка боевика.
Он откидывается на спинку кресла и закрывает глаза. Отдает мысленный приказ. Глухо постанывает, когда квазиживое вещество, обтекающее его тело невидимым скафандром, начинает разминать мышцы, поднимать тонус кожи, приводить в норму давление, стимулировать биотоки. Поистине, пластик стоит своей головокружительной стоимости, недаром за него готовы платить еще и еще дороже. Из-за квазицитов, сырья для его производства, человечество не раз стояло на грани междоусобной войны.
И, похоже, снова движется к этой грани.
Начальнику Порта – шестьдесят. Двадцать лет назад он надел полный квазиживой костюм, намереваясь не расставаться с ним до самой смерти, и с тех пор физиологически постарел не более чем на пару лет. Но некоторых процессов не может отменить даже биопластик.
Двадцать лет назад Люнеманн был блондином.
Теперь он сед.
Размышления Начальника прерывает мелодичный сигнал. Рихард вынужден разлепить веки. Он бросает взгляд на часы: ровно два пополудни, как он и распоряжался. Из сервис-центра. Можно пренебречь визуальной связью.
– Местер Люнеманн, – стерильная корректность интонаций напоминает голос компьютера, но Рихард знает, что с ним говорят лично. Не тот уровень. – Это Фирелли. Ваша яхта «Ирмгард» подготовлена к перелету. Мы уже вывели ее на площадку. По вашему указанию, зона пассажирских кораблей, альфа-сектор.
– Хорошо.
– Успешного перелета, местер Люнеманн.
Рихард перегибается через подлокотник, чтобы глянуть на своего заместителя. Тот смотрит в окно. Насмешливо поводит правым ухом, теребя височную косу.
– Отсюда видно, – вполголоса произносит ррит. – Похоже, проверка уже закончена… Оцепление встало.
Несчастного местера Фирелли грызет совесть. Свойство странное для человека, всю сознательную жизнь проведшего на Диком Порту, но он многим обязан Рихарду, а чувство долгов – не абстрактного долга, именно долгов, весьма вещественных – очень развито у корсаров. И вот он, главный мастер сервис-центра, которому доверяет свои корабли сам Начальник, вынужден сотрудничать с врагами не только лично Люнеманна, но и всего Порта… У Фирелли семья, его взяли на банальный шантаж. О том, что это известно Люнеманну в мельчайших деталях, он не знает. Жестоко, но так удобнее.
У Начальника Порта прекрасная, исключительно компетентная охрана, перекупить которую невозможно.
Ррит оборачивается к хозяину. Подходит ближе.
Если хорошим тоном считается не замечать наблюдения за конференц-залом, то на своем корабле Начальник этого терпеть не намерен. Все поставленные в сервис-центре «жучки» сняты.
– Завтра в одиннадцать, – повторяет Рихард, похлопывая по колену ладонью.
– Ты действительно хочешь лететь без охраны? – в который раз с неудовольствием спрашивает ррит. – Это опасно.
– Я полечу с охраной. Анастасия будет сопровождать меня.
– Она?!
Люнеманн усмехается.
– Если выражаться некорректно, то Чигракова – это подарок мне от Кхина. Лучший телохранитель. Не столько боевик, сколько документ. За подписью семитерранского триумвирата о том, что я их союзник…
Ррит недовольно встряхивает гривой, тяжелые косы хлещут по плечам.
– Это дразнит Землю.
– Вот и хорошо.
– Р’иххард.
– Если мне нужен будет твой совет, я попрошу, – обрывает Люнеманн.
Ррит молча склоняет голову. Начальник Порта хмыкает и дружески касается плеча главы охраны.
– На сегодня ты свободен.
Тот недоволен; в желтых глазах тень тревоги. Недоволен, что посвящен в детали, но не знает общего замысла, встревожен тем, как неосмотрителен х’манк, какому риску готов подвергнуться ради осуществления своих планов… Забота ррит о хозяйской безопасности небескорыстна, но Рихарду это даже нравится. «Я знаю его двадцать лет, – думает он. – Я знаю, что означает каждый завиток чернения на его броне, каждая коса, каждый камень в браслетах…»
– До завтра, – на человеческий манер говорит первый заместитель. Сами ррит не здороваются и не прощаются, у них очень острое обоняние, и настолько простые понятия выражаются оттенками запахов, а не словами.
– Станешь следить? – добродушно усмехается Рихард.
– Если ты не прикажешь иначе.
– В одиннадцать будь на яхте. Я отдам кое-какие распоряжения.
Ррит кивает. Этот приказ его радует. Покидает зал он стремительно и бесшумно, точно золотой призрак.
Начальник Порта остается один.

…грива вздыбливается прежде, чем удается определить коснувшийся ноздрей запах. Легкое, почти приятное колотье течет по спине вниз, заставляя мышцы встряхнуться. Под кожей вздуваются мускульные бугры, и когти вылетают из пальцев рук, потянувшихся к священным ножам.
Шорох.
Тени.
Тени могут не издавать звуков и скрыться с глаз, но не издавать запаха не способны. И запах этот, слабым облачком втекающий в ноздри воина, заставляет его ощутить нечто, близкое чувству жалости.
Слабы, больны и бесстрашны.
Первый нож мечет еще не он сам – отточенный рефлекс, заставивший выгнуться, сделать кувырок назад, запачкавшись пылью, и еще один в высоком прыжке, пока три сияющих лезвия, теплых от ненависти, проносятся мимо, чтобы бессильно, но грозно прозвенеть, падая.
Враг оседает на колени, мутными глазами встречая холодный золотой прищур атакованного. Нож потерян, но не впустую – чужие руки цепенеющими от боли пальцами обхватывают рукоятку – лезвие глубоко ушло в плоть.
В левое сердце.
Воин резко падает и откатывается, предоставляя второму из промахнувшихся реветь от ярости. Теперь у него один нож, об этом нельзя забывать. Выдернуть лезвие из чужого тела? – не успеть, есть риск получить от раненого удар когтями, левое сердце не главное: не смертельная, пусть и тяжелая, рана.
…уклон, нырок и – назад, разводя руки в крылатом ударе, любимом приеме наставника – тому выпало погибнуть, так не вкусив вражеской крови – в горло когтями, выпущенными до предела. Мгновение кажется, что сейчас останешься без когтей, но тяжелое тело врага, падая, становится тушей. Даже величайшему из бойцов не драться с разорванной шеей.
Прыжок.
Отсюда, с гремящей гаражной крыши, можно посмотреть и задуматься. Противников трое. Тому, что ближе всех, потребуется не меньше секунды для нападения.
Забудь, забудь, что это твои братья, что людей во вселенной не более миллиона, что над головой солнце чужого мира. Пятеро на одного – стало быть, радуйся, воин, ибо тебя признают вождем ревнители древней чести.
«Я не хотел. Видит небо, я не хотел. Я не дразнил их».
Еще прыжок, вперед, с расчетом на сшибку, и встретившись в воздухе, визжа и рыча, переплетенные тела падают вниз. Вернее, визжит нападавший, пока воин вкушает его кровь, молча сжимая клыки на горле.
Двое.
Тот, с ножом в сердце, по-прежнему, стоя на коленях, смотрит. Взгляд мутен, но в нем не только боль и ожесточение.
Воин небрежно прядает ушами, выпрямляясь. Звенят серьги. Двое оставшихся припадают к земле, глухо рыча. Им недостаточно доказательств. Возможно, так; но, возможно, почетная смерть в бою желанна их истерзанным душам…
Добрую тысячу лет будущего вождя предупреждали о нападении. Порой ритуал проводили его же сторонники, и тогда достаточно было легкой раны, даже царапины от когтя, чтобы нападающий свидетельствовал о мощи вождя – словами, а не собственной смертью.
Но это не ритуал.
Это попытка убить – так, чтобы даже твои друзья почтительно склонили головы перед твоими врагами.
Неудачная попытка.
Воин поднимает с земли чужой нож. Оскаливается. Его волосы заплетены в косы, и кос этих больше, чем у любого из атакующих, мертвого или живого.
Тот из противников, что крупнее, прыгает – по-звериному, из упора на четыре конечности. Он выше атакуемого едва ли не на две головы, но воин без малейшего сомнения выбрасывает вперед руки с ножами – и подымает врага в воздух, насаженного на клинки. Издает торжествующий клич, глядя в глаза оставшемуся.
И последний прижимает уши, свидетельствуя, что узрел мощь.

– Л’тхарна аххар Суриши аи Р’харта! – провозглашает Эскши аххар Кьинши аи Р’хашйа, примурлыкивая от удовольствия. – Ймерхаиррит! Ар-ха!
Цмайши рычит, тихо и страшно, без осмысленных слов, и показывает собравшимся широкую спину, пересеченную нитями костяных бус.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67