"Если в онтологии
(теоретической философии) тождество склоняется в сторону
объекта, а в телеологии (в практической философии) - в
сторону субъекта, то, быть может, только в космологии (в
эстетике) достигается полное тождество, единство, при сохра-
нении равновесия противоположносгей. Если в онтологии
тождество есть универсальность объекта, сделавшего псе субъ-
ективное своею модификацией, видом бытия, и если в телео-
логии тождество есть универсальность субъекта, сделавшего
объект своим средством, воплощением своих целей, - то в
космологии тождество означает универсальное равновесие:
субъект уже не должен покорно стираться перед лицом объек-
та, как в логике, не должен отбрасывать тру своей фантазии,
своих субъективных красок и звуков, ибо все это живет в
объекте красоты; но, с другой стороны, и объект не должен
становиться только средством субъект иных целей: объект
красоты самостоятелен по отношению к субъекту, uii wii.
цель в себе. ...Трем различным значениям чижлесша cиllи.i

ствуют и три различных значения субъекта-объекта: в логике
субъект есть источник заблуждения, а объект есть истинно-
сущее (природа неорганическая, органическая и сознатель-
ная); в этике субъект есть действующее лицо, носитель прооб-
разов и идеала, а объект - область средств, арена деятель-
ности. В эстетике удивительным образом соединены оба зна-
чения в ее субъекте и в ее объекте: субъект эстетического со-
зерцания подобен субъекту познания, ибо он постигает красо-
ту, тонет в ней, отказываясь от своей самости; и вместе с тем
он подобен этическому субъекту: он действует, он есть тво-
рец... Равно и объект красоты подобен объекту знания в том
смысле, что он есть истинно-сущее, самодовлеющее, независи-
мое от всякого субъекта (как и истина), и вместе с тем подо-
бен практическому объекту, ибо он есть творение, создание,
произведение искусства, воплощение идеи" [64; 253-2541.
Рассмотренная типология субъекта и объекта, как и
всякая другая, имеет свои плюсы и свои минусы. Вполне при-
емлема, на наш взгляд, их дифференциация по линии отраже-
ние-созидание. Интересна также линия анализа от противопо-
ставления, борьбы субъекта и объекта до .их отождествления,
единения. Вместе с тем, вызывает сомнение правомерность
сведения доминирующей роли субъекта только к этическому
моменту, "уничижение" его в статусе познающего, а также
усмотрение возможности их подлинного тождества только в
эстетическом чувстве, переживании, мироотнощении. Ведь
приближение к истине, получение истинного знания достига-
ется благодаря интенсивной творческой познавательной дея-
тельности.
Что же касается критериев и оснований достижения
подлинного диалектического тождества субъекта и объекта, то
здесь рассуждение сводится по сути к утверждению известной
диалектической формулы единства и борьбы противополож-
ностей и к сентенции о том, что единство И слитность субъек-
та и объекта не только признается (осознается) разумом, но и
"таится в иррациональном".
Зачем Б.П.Вышеславцеву это обращение к иррацио-
нальному? Как нам представляется, это необходимо для вве-
дения представления об "актуальной бесконечности", для он-
тологизации Абсолютного, в котором и находят свое диалек-
тическое единство субъект и объект, что и высту.нает, надо
полагать, в качестве одной из сверхзадач его философских
построений.

Линия на "оправдание человека" в его сущностном
определении, на преодоление разрыва субъекта и объекта пу-
тем онтологизации творческого начала в человеке ярко пред-
ставлена в философии Н.А. Бердяева. "Достижение истины, -
писал он, - предполагает творческую активность духа, его
противление разрыву субъекта и объекта и вражде между
творчеством и бытием... Иная, новая гносеология целиком
покоится на идее человека как микрокосма и центра вселен-
ной... Человек родственен и подобен космосу, но не потому,
что он дробная часть космоса, а потому, что он сам целый
космос и одного с космосом состава... Человек-микрокосм
силен динамически себя выразить в макрокосме, властен тво-
рить бытие, претворить культуру в бытие" 138; 159].
Н.А.Бердяев критически относится к тем учениям, ко-
торые ограничиваются в объяснении природы человека эво-
люционным подходом и не способны увидеть в нем "самобыт-
ной субстанции", "не выводимой ни из чего внешнего и общего,
ни из какой среды".
Дарвинизм, по его мнению, говорит о нетворческом
состоянии нашего мира, о "... подавленности творческого субъ-
екта в природной эволюции... Марксистское учение о соци-
альном развитии такое же консервативное, не творческое,
такое же покорное необходимости, как и дарвинизм... Марк-
сизм также отрицает творческий субъект, как и дарвинизм...
Марксизм не знает личности, не знает свободы и потому не
знает творчества. В марксизме есть доля истины, говорящая о
подавленности творческого субъекта, о подавленности челове-
ка. Но ложь марксизма состоит в том, что он выдает себя за
метафизику бытия" [Там же; 173).
В своей онтологизации творческого субъекта Н.А.Бер-
дяев восходит к Богу, уподобляя ему человека. При этом су-
щественно отметить, что между Богом и человеком он не вы-
страивает иерархию подчинения: "Бог - не хозяин, не госпо-
дин, не повелитель. Божье управление миром - не самодер-
жа-вие" [Там же; 169]. Все что их интимно соединяет - это
способность к творению бытия. Человек призван осуществ-
лять не божественные предписания, но творить подобно Богу.
Основной вопрос, утверждал он, есть вопрос о том,
кто познает и принадлежит ли к бытию тот, кто познает. "У
Гегеля, - отмечал он, - познает не человек, а сам мировой
разум, мировой дух... Но при этом никакой самостоятельности
человека не существует, человек есть лини) функция мирового
духа, мирового разума, Божества, лишь орудие, средство, путь

для осуществления совсем нечеловеческих целей. Так и иде-
альное бытие Гуссерля совсем не спасает человека от реляти-
визма и скептицизма... Для того чтобы познавать предмет
согласно феноменологической установке, нужно совершенно
отречься от человеческого, прийти в состояние совершенной
пассивности, дать возможность самому предмету, самой сущ-
ности говорить во мне. Человек должен перестать существо-
вать в акте познания. Познание происходит в сфере идеально-
го логического бытия, а не в человеческой сфере" (35; 28).
Н.А.Бердяев отстаивает идею онтологической вклю-
ченности познающего человека в бытие: "И познаю я бытие в
себе, в человеке, и из себя, ш человека. Только бытие в силах
познавать бытие. И если бы познание не было уже бытием, то
доступ к бытию был бы ему чакрыт. Познание в бытии совер-
шается и является внутренни.т событием в бытии, шменени-
ем бытия... Познание есть духовная активность в бытии..."
[Там же). Казалось бы, человеку Н.А.Бердяев возвращает под-
линную субъектность. Однако он, видно, опасается приписать
человеку всю ее полноту ч потому предлагает разделить ее с
Богом, усматривая в этом глубокий трагизм познания.
Такое установление пределов субъектности является
закономерным следствием противопоставления творческого
подхода эволюционному. Н.А.Бердяев утверждает, что "твор-
ческое развитие должно быть открыто в мире, а не эволюция".
При этом творчество у него "рождается из свободы", которая
есть "ничто". "Творчество - необъяснимо. Творчество - тай-
на. Тайна творчества есть тайна свободы. Тайна свободы -
бездонна и неизъяснима... Так же бездонна и неизъяснима
тайна творчества" (38; 177).
Подобно А.Бергеону, который считал, что исследовать
можно только протяженность, но не длителыюсгь, Н.А.Бер-
дяев, ссылаясь на него, полагал недоступным постижение
сущности человеческой свободы и раскрытие тайны твор-
чества в его истоках и развитии.
В конечном итоге, Н.А.Бердяев приходит к следующей
антиномии. С одной стороны, свобода и творчество имма-
нентны человеку: "Человеку субстанционально присуща свобод-
ная энергия, т.е. творческая энергия" [Там же; 179]. С другой
стороны, они не есть результатом эволюции творчества и сво-
боды, ибо имеют божественное происхождение. Не потому ли
он противопоставил психологию творчества психологии
смирения? При этом смирение есть "... внутреннее духовное
делание, в котором человек занят своей душой, самоопределе-
нием, самоусовершенствованием, самоспасением. Творчество

8

есть духовное делание, в котором человек забывает о себе,
отрешается от себя в творческом акте, поглощен своим пред-
метом... И человек согласен губить свою душу во имя творче-
ского деяния" (38; 30).
Следовательно, человек не есть творец своего внутрен-
него мира. Его душа может быть лишь предметом смирения
(спасения и совершенствования), но не созидания, поскольку
раз и навсегда сотворена по образу и подобию божьему, и
субъектом, сотворившим ее, есть Бог. Н.А.Бердяев не может
себе представить человека как духовное существо без того,
чтобы не поставить над ним нечто "верховное", что следует
признавать изначально включенным в бытие, уже существую-
щим, из чего следует исходить и к чему следует стремиться
дотянуться как к предзаданному сверхчеловеческому образцу.
С одной стороны, он действительно пытается освобо-
дить человека от внешних зависимостей, по сучи, онтологизи-
руя его в качестве "самобытной субстанции", свободного
творца. С другой стороны, он считает необходимым онтологи-
зировать и ту сущностную силу, от которой человек зависит в
своей самобытности. Самобытность, свобода, творчество, субъ-
ектность оказываются просто "дарованными" человеку, нис-
посланными ему свыше, но не выстраданными, не отвоеван-
ными, не самоположенными. Потому теория человека
Н.А.Бердяева есть действи1ел..ьно лишь теория его "оправда-
ния", но еще не теория подлинного его субъектного бытия.
Л.Шестов также выступал против предопределенно-
сти индивидуальной жизни человека некоторым всеобщим
началом. "Человек, - критически замечал он, - должен преж-
де всего повиноваться, и повиноваться началу, столь же дале-
кому от него, как и воспетые Спииозой перпендикуляры и
треугольники - они же являются в своей смиренной покор-
ности высшему началу вечными и недосягаемыми образцами
для беспокойных и неразумно мятущихся смертных. Гегель
шел в том же направлении... - он еще более укрепил в людях
веру в "автономию" разума. Для него философия была само-
развитием духа - т.е. автоматическим развертыванием Абсо-
люта, который идеальностью своей природы и свежей неоду-
шевленностью превосходит даже математические понятия"
1313; 19-20].
Пытаясь противопоставить "умозрительной филосо-
фии - экзистенциальную", он приходит к мысли, что все бе-
ды человека проистекают из веры в разумное и .личсское. И
именно они якобы подводят к исспоглищающему Ничто, и

Ничто превращается в господина мироздания. "Пока человек,
- заключает он, - рассчитывает на поддержку "общего", пока
он боится потерять почву под ногами, отделиться от почвы,
пока он полагается на истины разума и свои добродетели, он
весь во власти своего злейшего и неумолимейшего врага"
(Там же; 206). Мораль, логика, наука - "полицейские агенты",
которые несут в себе, по мнению Л.Шестова, один и тот же
отрицательный корень - нормативность, ограничивающий
свободу человека. "Настоящий исследователь жизни, - писал
он, - не в праве быть оседлым человеком и верить в опреде-
ленные приемы искания. Он должен быть готов ко всему:
уметь вовремя заподозрить логику и вместе с тем не боятся
прибегнуть, когда нужно, хотя бы и к заклинаниям, как дела-
ли Достоевский и Ницше" {311; 45].
Лейтмотивом рассуждений Л.Шестова выступает стре-
мление освободить человека от власти Ничто, от власти "об-
щего" (разума и добродетели). И в этом можно увидеть опре-
деленный позитивный момент, поскольку Ничто ограничивает
субъектную свободу человека, внушая ему страх и беспомощ-
ность перед неизъяснимым (Н.А.Бердяев), а "общее" - раст-
воряет его индивидуальную самобытность.
Трудно не согласиться с тем, что человек не должен
догматически цепляться за единожды избранную им позицию,
но вправе произвольно менять ее, что он не должен "зависать"
в абстракции, но должен приближаться в познании к миру
"живому" и быть в постоянном движении самоизменения.
Вместе с тем следует обратить внимание и на то, что не по-
зволяет принять философскую позицию Л.Шестова в целом.
Суть противоречия состоит в способе решения про-
блемы, который сродни феноменологическому epoche, воздер-
жанию от "неугодного", а, по сути, обнаруживается в уходе от
проблемы путем элиминирования того, что не вписывается в
теоретическую схему. Однако, лекарь, отрицающий существо-
вание болезни, которую он фиксирует, но не может излечить,
фактически утрачивает возможность претендовать на диагноз.
Л.Шестов ищет пути освобождения в предельной ин-
дивидуализации человека как субъекта жизнедеятельности,
творчества, познания и самопознания. В его духе утверждать,
например, что у каждого человека исключительно свое пред-
ставление об ответственности и это, мол, его право. Человек
вправе даже высказывать два контрадикторных утверждения
или отрекаться от своих идеалов, убеждений и т.п. Однако
утверждение права "быть самим собой" не означает отрицания

права на существование общей морали, логики, науки. Само
бытность сама по себе, вне связи с всеобщим теряет смысл.
Человек действительно изначально самобытен, но са-
мобытность - это не только и не столько данность, сколько
процесс воспроизводства самим человеком как субъектом
своей неповторимости, индивидуальности в мире универса-
лий. Простое отрицание "всеобщих шаблонов бытия" означа-
ет, по сути, низведение субъекта до уровня носителя "не-
подвижной сущности".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69