– Тогда я была молодой и глупой, и не знала тебя. А ты знаешь, сначала ты мне очень не понравился.
– Ты мне тоже.
– Неправда, ты в меня сразу же влюбился.
Так, болтая всякий вздор и беспрестанно целуясь, мы пролежали в постели до того момента, когда в дверь постучала Анна Ивановна и крикнула, что Илья Ильич ждет меня внизу. Я надел свое прежнее платье, чтобы не светить новый образ вечного студента, и спустился вниз. Поспелов был готов и ждал меня, присев на краешек стула. Увидев его, я чуть не рассмеялся. Илья Ильич оделся в «спортивный костюм», то есть в клетчатые штаны, гольфы, высокие шнурованные штиблеты, на икрах его красовались кожаные гетры на пуговичках, на голове высилась мягкое, клетчатое же кепи с прямым козырьком, довершала все это великолепие кургузая курточка с множеством карманов.
– Вы готовы? – поинтересовался Илья Ильич.
– Еще одну минуту, – попросил, я. – Помогите мне, пожалуйста.
Я вытащил из кармана реквизированный у злодея нож и засучил рукав. Илья Ильич, скептически хмыкнув, помог мне пристегнуть специальные ножны к руке.
– Вы берете с собой весь свой арсенал? – поинтересовался он.
– Я бы прихватил еще и пару ручных гранат, – безо всякого юмора ответил я. – Вы не представляете, что это за типы…
– Что такое «ручные гранаты»?
– Ну, это такие метательные снаряды, вроде карманной бомбы.
– Понятно, по латыни granatus – зернистый, поэтому я не сразу понял, о чем вы говорите.
Поспелов взял приготовленный заранее саквояж, и мы вышли на улицу. К нам тут же подъехал крытый одноконный экипаж. Илья Ильич поздоровался с возницей, мы сели, и коляска тут же тронулась. Надоедать хозяину вопросами, где его люди, и как он организовал подстраховку, мне было неловко, чтобы он не подумал, что я трушу или не доверяю его профессионализму. Что, говоря откровенно, имело место быть. Я не трепетал, у меня не дрожали руки и не появлялось нехороших предчувствий, чувство это было скорее сродни походу к зубному врачу – полная уверенность, что впереди ждет весьма неприятная процедура.
Мы надолго замолчали. Экипаж плавно покачивался на каучуковых колесах.
– У вас есть какой-нибудь план? – прервал молчание Илья Ильич.
– Нет, буду решать на месте.
– Мои помощники говорят, что флигелек у генеральши Кузовлевой презанятный. Очень темное место.
– Не сомневаюсь. Мы скоро доедем?
– Да, вон уже видна Сухаревская башня. Вход во флигель с Последнего переулка. Я со своими людьми буду поблизости, если вы не вернетесь через половину часа, мы придем вам на помощь. Вас устраивает такой план?
Я подумал, что за полчаса из меня успеют сделать рубленную котлету, но подставлять посторонних людей было неловко, и я согласился. На душе было так муторно, что я даже не полюбопытствовал взглянуть на Сухаревскую башню, для чего-то снесенную большевиками в 1934 году.
Экипаж свернул с Садово-Самотечной улицы на Сретенку и, проехав метров двести, остановился.
– Дальше, мне кажется, лучше идти пешком, – сказал Илья Ильич.
– Одну минуту, – попросил я. Мне пришла в голову мысль, как лучше распределить свой арсенал. Я вытащил из ножен стилет и прорезал им дырки в карманах пальто, и опустил в них стволы обоих своих трофейных барабанных наганов, а «Браунинг», полученный от Поспелова, засунул за спину под брючный пояс.
Только мы выбрались из экипажа, как он сразу же уехал. Было около двенадцати ночи. На улице горело несколько газовых фонарей, освещавших не столько дорогу, сколько столбы, на которых они висели. Погода была отвратительная, дул порывистый холодный ветер, и мелкий, колючий снег неприятно сек лицо. Мы пошли вдоль улицы. После Большого Сухаревского переулка начинался нужный мне Последний переулок.
– Вот дом Кузовлевой, – сказал Поспелов и указал на типичный усадебный дом XIX века, – флигель во дворе.
Я мельком взглянул на дом неведомой мне генеральши и молча кивнул. На продуваемых улицах было пустынно, ни людей, ни экипажей.
– Квартальный надзиратель внезапно заболел, – пояснил Поспелов, проследив мой ищущий взгляд.
– Лихо, я вижу, у вас все схвачено, – прокомментировал я.
Илья Ильич понял, что я имею в виду, и кивнул.
– Здесь вход, – сказал он, указывая на калитку в высокой деревянной ограде. – Желаю вам удачи.
– Спасибо, – мрачно, без вежливой улыбки ответил я. – Я пошел…
– Возьмите с собой электрический фонарь, он может вам пригодиться, – сказал на прощанье Поспелов и вытащил из саквояжа очередное чудо технического прогресса, настоящий фонарь, правда, чудовищных размеров. Я поблагодарил, и мы разошлись.
Калитка оказалась запертой. Я осторожно покрутил кольцо, но щеколда с обратной стороны была чем-то закреплена и не поднялась. Оставалось одно – лезть через забор. Я обругал себя за расслабленность и непредусмотрительность и, расстегнув узкое пальто, легко вскарабкавшись по калитке, спрыгнул во двор. Первым делом я вытащил чеку, стопорившую щеколду, и приоткрыл калитку. После чего огляделся. От свежего снега во дворе было довольно светло. Флигель отстоял от забора метров на тридцать. Окна его были темны, а дорожка, ведущая к крыльцу, запорошена. Это был типичный домик для челяди, низкий и непрезентабельный. Вид у него, сколько можно было разглядеть, был нежилой. Во дворе ветра не было, было тихо и стало слышно, как снег скрипит под моими ногами. Я быстро проскочил просматриваемое пространство и спрятался в простенке между окнами. Усадьбе было много лет, скорее всего, она была отстроена после пожара 12 года. За это время «культурный слой» почвы поднялся, и окна оказались меньше, чем в метре шестидесяти от земли. Я прокрался к входным дверям и подергал ручку. Она оказалась заперта. Что делать дальше без инструмента, я не знал. Не стучаться же мне было и приглашать хозяина к разговору! У меня появилась мысль просто раздавить стекло и влезть в домик через окно. Однако, по зимнему времени рамы были двойные, и сделать это без шума было невозможно. Оставалось одно – заставить обитателей самих открыть дверь, а там уже действовать по разбойничьему «гоп-стопу» или как получится.
Мандраж у меня начал проходить, теперь я был занят решением конкретной задачи, а не распалял воображение тем, «что день грядущий мне готовит». Поэтому первым делом решил не торопиться и не пороть горячку. Сначала стоило рассмотреть все возможные варианты, а потом уже на что-то решаться. Я начал осторожно продвигаться вокруг флигеля вдоль стен, пригибаясь, когда проходил мимо окон. Внутри дома было тихо и темно. На углу мне попалась перевернутая вверх дном дождевая бочка. Я покачал ее, она еще не успела вмерзнуть в землю и, на худой конец, могла послужить подставкой, если придется проникать в дом через окно. Через несколько шагов нужда в бочке отпала, я наткнулся на прислоненную к цоколю довольно длинную деревянную лестницу. Я осторожно встряхнул ее, сбрасывая снег. Теперь я совершенно спокойно мог влезть даже на крышу. Дойдя до утла флигеля я отошел от него по диагонали, чтобы меня нельзя было заметить из окон, и осмотрел крышу. Старинные строители не халтурили и не упрощали себе работу, На чердаке, как и положено, было слуховое окно, я прикинул, где лучше поставить лестницу, чтобы ее не заметили из дома и было легче добраться до чердачного окна.
Стараясь не шуметь, я подтащил лестницу к нужному месту. Установил нижнюю часть и, не торопясь, стараясь не шуметь, поднял ее. Здесь, во дворе, было так тихо, что все самые осторожные действия казались неловкими и громыхающими. Самым ответственным и трудным оказалось неслышно приставить верхний ее конец к крыше. Как я ни старался, снег предательски заскрипел, а потом и съехал с кромки прямо мне на голову, превратив меня в снеговика.
Я прижался к стене и застыл на месте. В доме по-прежнему царила мертвая тишина. Простояв несколько минут без движения, я подумал, что все обошлось, и, набравшись решимости, начал подниматься наверх. Место, на которое я поставил лестницу, оказалось выбрано правильно, и я без труда дотянулся до слухового окна. Оно, как несложно было предположить, оказалось заперто. Я пристроил мешавший электрический фонарь на плоском козырьке, вытащил из потайных ножен стилет и начал ковырять ставню. Она, как и весь дом, была ветхой от времени, так что вскоре удалось расковырять трухлявую древесину и просунуть лезвие внутрь. Пошурудив вслепую, я нащупал внутренний крючок и осторожно его поднял. Ставня со скрипом сама собой отворилась внутрь. Ни рамы, ни стекла за ней не было. Я спрятал нож, просунул голову внутрь чердака и включил фонарь. Желтый круг света осветил стропила, дощатый настил, стойки. Никакого обычного чердачного хлама здесь не было.
Само окно для меня было узко, тем более, что в карманах пальто топорщилась моя негабаритная артиллерия. Пришлось, стоя на лестнице, вытаскивать револьверы из карманов, опускать их внутрь, потом снять пальто и пиджак, только после этого я смог протиснуться внутрь.
На чердаке пахло старым, сухим деревом и под ногами предательски прогибались тонкие доски. Я нащупал ногой балку, к которой они были прибиты, и без риска провалиться пошел искать выход вниз. Фонарь мне здорово помог, чиркая спички, я бы провозился много дольше. Люк, ведущий вниз, был не заперт изнутри, и я легко его поднял. Вниз вела приставная лестница. Включать свет я не рискнул, нащупал ногой ступени и, стараясь не налегать на них всем весом, осторожно и мягко ступая, спустился вниз.
Пока все шло успешно. Я оказался в сенях, в которые выходило несколько дверей. Первым делом, на случай отступления, я отпер закрытую на задвижку Входную дверь. Потом взвел курок нагана киллера и тихонько тронул крайнюю дверь. Она, слабо скрипнув, подалась. Я заглянул в щель. Эта комната служила судя по меблировке, столовой. Посредине стоял стол, окруженный стульями. Я включил фонарь. Здесь никого не было. Я приоткрыл соседнюю дверь. В глубине этого помещения возле окна стоял диван, у левой стены огромный комод, справа широкая кровать на которой кто-то лежал. Я раскрыл створку так, чтобы можно было войти и, держа палец на спусковом крючке, прокрался внутрь и подошел к кровати. На ней лежал не человек, а два длинных тюка, запакованные в рогожу. Я опустил оружие и уже собрался идти дальше, когда услышал, что один из тюков вдруг замычал. От неожиданности я подскочил на месте, но потом понял, в чем дело, и включил фонарь. В желтом рассеянном свете увидел два спеленатых и обернутых в рогожу тела. Одно из них было длиннее, другое, соответственно, короче. Из-под длинного торчали ноги, обутые в самые обыкновенные кроссовки! Причем, хорошо знакомые!
Чего-чего, но встретить во флигеле генеральши Кузовлевой связанного по рукам и ногам, упакованного в рогожный кулек Гутмахера я ожидал меньше всего на свете. Догадаться, кто мычит в соседнем рогожном куле, было несложно. Первым моим порывом было освободить его и Ольгу. Забыв об опасности, я положил на туалетный столик около кровати включенный фонарь и наган и начал разворачивать рогожу. После того, как я отмотал первый же слой, передо мной предстала встрепанная, седая голова Аарона Моисеевича с выпученными, гневными глазами и кляпом во рту. Свет фонаря его слепил и видеть меня он не мог, поэтому издавал угрожающие звуки.
– Аарон Моисеевич, это я, сейчас вас освобожу!
Однако, развязать Гутмахера я не успел. Словно железные клещи вдруг вцепились в руки, их вывернули и непреодолимая сила повалила меня на пол. Казалось, что меня просто расплющили, так, что я не смог даже попытаться оказать сопротивление. Тут же в комнате вспыхнул электрический свет.
– Говорят, глупая рыба лучше всего клюет на живую наживку, – произнес из дверей знакомый голос. – Я не ожидал от вас, Крылов, такой глупости. Попались на живца!
Честно говоря, я и сам от себя не ожидал такого, хотя и попался не на живца, а на неожиданность. Вот, что значит расслабиться и недооценить противника. Тем более, что у меня были самые плохие предчувствия.
– Поднимите его и обыщите, – приказал Дмитриев.
Меня, вырывая руки из плеч, подняли с пола и поставили на ноги. Только теперь я смог оценить обстановку.
– Ба, знакомые все лица, – стараясь говорить спокойным, насмешливым голосом, сказал я. – Главное все живы, здоровы! Лидия Петровна, хорошо выглядите! А я вас, Иван Иванович, уже, признаюсь, похоронил!
Как я ни старался казаться спокойным, на последних словах голос у меня, как говорят в таких случаях, «предательски дрогнул»!
Да и было от чего! Два человека, у которых был повод ненавидеть меня самым лютым образом, стояли передо мной.
Первым был Иван Иванович Дмитриев, полный Тезка поэта времени Пушкина. Отсюда, наверное, и кличка «Поэт», хотя ничего поэтического в этом типе я не заметил. Обычный уголовник, косящий под аристократа. Я отдать саблю отказался, тогда на меня начали наезжать по полной программе, взрывали, устраивали покушения, в общем, «чмырили» по беспределу. Когда не справились своими силами, подписали ментов.
Кончилось все тем, что на меня завели несколько уголовных дел, объявили в розыск и, в конечном итоге, мне пришлось бежать из своего времени, о чем я в начале подробно рассказывал.
Последняя моя встреча с Поэтом, была, как я считал, последней именно для него. Я пробрался подземным ходом в его логово и подслушал деловые переговоры Дмитриева с зарубежным партнером о поставке на сексуальные рынки запада российских детей. Положение, в котором я тогда находился, не позволяло применить какие-либо легальные меры противодействия. Пришлось пойти самым простым и коротким путем – подорвать деловых партнеров боевой гранатой.
Оба были тяжело ранены взрывом, но в тот момент еще живы. Последнюю точку в существовании на земле этого человека поставил его помощник и, как это часто бывает, тайный конкурент. Он размозжил Ивану Ивановичу голову.
Я внимательно поглядел в лицо своего оппонента. То, что это был он, сомнений не было, я слишком хорошо знал его голос и манеру говорить. Однако, внешне он сильно изменился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38