Это видит Горький и позволяет понять это проницательному читател
ю. Но Алеша-то находится в зачарованном лесу исканий, сомнений. И потому С
мурый в его представлении это Колдун, и сундук его колдовской.
Этот сундук предлагает ему множество ответов на мучительные вопросы бы
тия, и Смурый испытывает Алексея ими, как дьявол искушал Христа в пустыне.
Однако отличие в том, что дьявол-то задавал Христу искушающие вопросы, на
которые у Христа были точные ответы, а Смурый предлагает сомнительные от
веты, которые побуждают Алексея задавать искушающие вопросы.
«Путь к истинной вере лежит через пустыню неверия» Ц эта формула «истин
ной», по пророку Максиму, веры прозвучит в «Жизни Клима Самгина».
Это евангельская истина, но с перевернутым, противоположным смыслом. Хри
стос преодолел пустыню (в метафизическом понимании Ц духовную), потому
что не только верил в поддержку Своего Отца Небесного, но твер
до знал о Его существовании. Вот почему Христу не было смысла и
скушать Отца Своего. Пустыня была нужна Христу, чтобы утвердиться в
уже существовавших вере и знании. Пешков-Горький превращает пусты
ню в единственно возможный путь к истинной вере и знанию, то есть предпол
агает, что существующие вера и знание ложные.
Образ Смурого, как и положено Колдуну, двоится в наших глазах. То это милей
ший человек, добрый к Алексею и ко всем на пароходе, то злой и своенравный
пророк.
«В каюте у себя он сует мне книжку в кожаном переплете и ложится на койку,
у стены ледника.
Ц Читай!
Я сажусь на ящик макарон и добросовестно читаю:
Ц «Умбракул, распещренный звездами, значит удобное сообщение с небом, к
оторое имеют они освобождением себя от профанов и пророков»…»
Колдун недоволен таким направлением мысли:
«Ц Верблюды! Написали…»
«Он закрывает глаза и лежит закинув руки за голову, папироса чуть дымитс
я, прилепившись к углу губ, он поправляет ее языком, затягивается так, что
в груди у него что-то свистит и огромное лицо тонет в облаке дыма. Иногда м
не кажется, что он уснул, я перестаю читать и разглядываю проклятую книгу
».
«Он постоянно внушал мне:
Ц Ты Ц читай! Не поймешь книгу Ц семь раз прочитай, семь не поймешь Ц пр
очитай двенадцать».
7 и 12. У Колдуна и цифры не случайные, а магические.
Но Колдун не знает, что перед ним не просто умный мальчик, а Алеша Пешков, э
дакий Колобок, который и от бабушки ушел, и от дедушки ушел, и от тебя, Колду
на, тоже уйдет.
Карл Эккартгаузен, немецкий философ-мистик восемнадцатого века. Его «Ом
ировы наставления, книга для света, каков он есть, а не каким быть должен».
Это собрание нравственно-поучительных новелл. Колдун подзадоривает уч
еника, поругивая одно и сразу предлагая Алеше другое.
«Ц Сочиняют, ракальи… Как по зубам бьют, а за что Ц нельзя понять. Гервас
ий! А на черта он мне сдался, Гервасий этот…»
Однако не только оного «Гервасия» в сундучке хранит и заставляет читать.

Мальчик с трудом читает название книги с нажимом на «о»: «Толкование вос
кресных евангелий с нравоучительными беседами, сочиненное Никифором а
рхиепископом Славенским, переведено с греческого в Казанской академии
иеродиаконом Гервасием». Колдун хохочет про себя.
И так же смеется Колдун, когда Алеша читает ему «готический» роман Анны Р
адклиф вперемежку со статьями Чернышевского из «Современника», масонс
кий «Камень веры» и антимасонский манифест Уилсона «Масон без маски, или
Подлинные таинства масонские…». Смешно Колдуну. Алеше Ц нет.
Колдун по-своему любит Алешу, тайно надеясь заманить в силки какой-то вер
ы, испытывая его на духовную прочность. И Алеше нравится Колдун. Потому чт
о Колдун отличается от «людей». Есть в нем какая-то загадка, какая-то ошиб
ка в сотворении человека суровым и нелюбимым дедушкиным Богом. Истина «ч
то не от Бога, то от дьявола» заключает в себе, по мнению Алеши, прямолиней
ную и неинтересную мораль. Как и конец сказки о гордом Колобке.
«Ц Ах, Боже мой! Боже мой…
Ц Да читай же, чертова кость!
Ц Пешков, иди читать.
Ц У меня немытой посуды много.
Ц Максим вымоет.
Он грубо гнал старшего посудника на мою работу, тот со зла бил стаканы, а б
уфетчик смиренно предупреждал меня:
Ц Ссажу с парохода…»
Однако ссадил с парохода Алешу сам Колдун. Так закончилась история их др
ужбы-вражды. Испытания со стороны Колдуна и упертости в своих сомнениях
со стороны Алеши.
«Взяв меня под мышки, приподнял, поцеловал и крепко поставил на палубу на
пристани. Мне было жалко и его и себя; я едва не заревел, глядя, как он возвра
щается на пароход, расталкивая крючников, большой, тяжелый, одинокий…
Сколько потом встретил я подобных ему добрых, одиноких, отломившихся от
жизни людей!..»
Правильнее было бы сказать иначе: «отломившихся от людей человеков».

Искуситель

Известно, что в Казани Алексей не только родился «духовно», но пытался по
кончить с собой физически. Кстати, между тем и другим существует не прост
о естественная, но взаимозависимая связь.
Повесть «Мои университеты»: «Итак Ц я еду учиться в Казанский университ
ет, не менее того.
Мысль об университете внушил мне гимназист Н. Евреинов, милый юноша, крас
авец с ласковыми глазами женщины. Он жил на чердаке в одном доме со мною, о
н часто видел меня с книгой в руке, это заинтересовало его, мы познакомили
сь, и вскоре Евреинов начал убеждать меня, что я "обладаю исключительными
способностями к науке"».
Так на пути нижегородского Колобка возник искуситель. В его облике, в отл
ичие от кряжистого колдуна Смурого, есть что-то «женски» лукавое. Евреин
ов ветрен и легкомыслен. Коварно совращает Алексея на путь служения наук
е и затем чисто «по-женски» бросает его мыкаться в Казани.
Во всяком случае, так изображен в повести молодой Николай Владимирович Е
вреинов (1864Ц 1934). На этот раз несомненно реальный человек, сын письмоводите
ля, гимназист, а затем студент физико-математического факультета Казанс
кого университета, «диссидент», добровольно, «в знак протеста», покинувш
ий университетские стены после разгрома студенческого движения за отм
ену всех сословных ограничений при приеме в alma mater. Вместе с ним подписал кол
лективное письмо-«уход» и некий Владимир Ульянов.
Горький не осуждает Евреинова ни в «Моих университетах», ни позже в пись
мах к Груздеву, понимая, что юношей двигало «доброе сердце». Он подарил Ал
еше несколько недель сладких иллюзий. «… В Казани я буду жить у него, пройд
у за осень и зиму курс гимназии, сдам «кое-какие» экзамены Ц он так и гово
рил: «кое-какие», Ц в университете мне дадут казенную стипендию, и лет че
рез пять я буду «ученым»…»
Между прочим, добросердечный юноша был старше искушаемого на четыре год
а. Однако Алексей смотрит на искусителя несколько свысока. В свете своег
о жизненного опыта он быстро понимает, что такие, как Евреинов, добрые, сер
дечные люди, как правило, живут за счет поисков хлеба насущного близкими
людьми. В данном случае это была мать Николая Евреинова, кормившая на сво
ю нищенскую пенсию двух сыновей. Приглашая Пешкова в Казань, Николай по д
оброте сердечной сажал на шею матери третьего едока. «В первые же дни я ув
идал, с какой трагической печалью маленькая серая вдова, придя с базара и
разложив покупки на столе кухни, решала трудную задачу: как сделать из не
больших кусочков плохого мяса достаточное количество хорошей пищи для
трех здоровых парней, не считая саму?»
Серая вдова и Алеша сразу поняли друг друга. Алеша исправил ошибку Коли. У
шел от Евреиновых и стал жить своим трудом. Мечты об университете он похо
ронил.

Его школы

Приехавший в Казань с мыслью поступить в университет, старейший в России
после московского, Пешков не закончил не только гимназии, но не имел ника
кого среднего образования. Как, впрочем, и дворянин Бунин. Но Бунину родит
ели все-таки наняли домашнего учителя. Алексея же читать по-русски кое-к
ак наскоро научила мать Варвара во время одного из недолгих пребываний в
доме Кашириных. Дед научил его только церковной грамоте, да и то выборочн
о. Если верить «Детству», придя в школу, Алеша не знал ни ветхозаветной, ни
христианской истории, но зато наизусть читал псалмы и жития святых, чем н
емало изумил архиепископа Хрисанфа, однажды посетившего их школу. По-ви
димому, дед Василий был «начетчиком» в точном смысле слова, то есть тайны
м старообрядцем, не признававшим никонианской Библии, не говоря уже о св
етской литературе.
Недолго мальчик учился в приходской школе, заболел оспой и был вынужден
прекратить учение. Потом два класса в слободском начальном училище в Кун
авине, пригороде Нижнего, где Алеша некоторое время жил с матерью и отчим
ом. «Я пришел туда (в училище. Ц П.Б.) в материных башмаках, в паль
тишке, перешитом из бабушкиной кофты, в желтой рубахе и штанах «навыпуск
», все это сразу было осмеяно, за желтую рубаху я получил прозвище «бубнов
ого туза». С мальчиками я скоро поладил, но учитель и поп невзлюбили меня…
» («Детство»)
Кстати, «Детство» писалось в то самое время, когда футурист Маяковский, д
ворянин по происхождению, эпатировал «буржуазную» публику желтой кофт
ой, а одна из футуристических групп называлась «Бубновый валет». Конечно
, это случайное совпадение.
Однажды пьяный отчим, «личный дворянин», на глазах у Алеши стал избивать
его мать. Отношение мальчика (затем взрослого Горького) к чужой боли было
особенным. Он не выносил ее, при этом собственную боль не просто замечате
льно переносил, но в старости признался Илье Шкапе, что вообще ее, своей бо
ли, не чувствует. Скорее всего, это было преувеличением. Но и Владислав Ход
асевич, близко общавшийся с Горьким в 1917Ц 1918 годах и в двадцатые годы, свиде
тельствует: «Физическую боль он переносил с замечательным мужеством. В М
ариенбаде рвали ему зубы Ц он отказался от всякого наркоза и ни разу не п
ожаловался. Однажды, еще в Петербурге, ехал он в переполненном трамвае, ст
оя на нижней ступеньке. Вскочивший на полном ходу солдат со всего размах
у угодил ему подкованным каблуком на ногу и раздробил мизинец. Горький д
аже не обратился к врачу, но после этого чуть ли не года три предавался стр
анному вечернему занятию: собственноручно вытаскивал из раны осколки к
остей».
Отчим не просто бил мать Алеши, но и унижал ее, не пускавшую его к любовниц
е. Уже больная чахоткой, значительно старше мужа, Варвара потеряла былую
привлекательность. Алеша пришел в ярость не столько от переживания физи
ческой боли матери, как умноженной своей, сколько от жуткой обиды за Варв
ару.
«Даже сейчас я вижу эту подлую длинную ногу, с ярким кантом вдоль штанины,
вижу, как она раскачивается в воздухе и бьет носком в грудь женщины» («Дет
ство»). Он не пишет Ц «матери». «Женщины»!
Алексей схватил нож («это была единственная вещь, оставшаяся у матери по
сле моего отца») и ударил отчима в бок с явным намерением его убить. Если б
ы Варвара не оттолкнула мужа, Алеша, возможно, убил бы его. Потом он заявил,
что зарежет отчима и сам тоже зарежется. «Я думаю, я сделал бы это, во всяко
м случае, попробовал бы» («Детство»). Отметим для себя, что кроме попытки у
бийства здесь явственно впервые прозвучал и так называемый «суицидаль
ный комплекс», склонность Алексея Пешкова к самоубийству как решению жи
зненных проблем. Мы еще поговорим об этом подробней.
Результатом было то, что из Кунавина Алексея отправили обратно к деду, ко
торый к тому времени окончательно разорился. «Школой» мальчика стали ул
ица, поля, Ока, Волга… И такие же, как он, обойденные родительской заботой м
альчишки из русских, из татар, из мордвы, с именами либо кличками: Язь, Хаби,
Чурка, Вяхирь, Кострома.
Прозвище Пешкова было Башлык.
Алеша не закончил даже начального приходского училища. Но если бы и зако
нчил, для поступления в университет этого было мало.
Приходские училища (не путать с церковно-приходскими, состоявшими в вед
ении Синода), пишет И.А.Груздев, содержались городом и «почетными блюстит
елями» из купцов. «Особенная цель приходских училищ Ц безвозмездное ра
спространение первоначальных знаний между людьми всех сословий и обое
го пола. В эти училища допускаются дети не моложе 8 лет, а девочки не старше
11. От вступающих не требуется никакой платы и никаких предварительных св
едений. В них преподаются следующие предметы: 1) Закон Божий по краткому ка
техизису и священной истории; 2) чтение по книгам церковной и гражданской
печати и чтение рукописей; 3) чистописание и 4) четыре первые действия ариф
метики» («Памятная книжка Нижегородской губернии», 1865 г.).
Но даже в такой школе, несомненно рассчитанной на самые низшие, неимущие
слои населения, Алеша, если верить «Детству», оказался изгоем, человеком
из низшей касты.
«В школе мне <…> стало трудно, ученики высмеивали меня, называя ветошником
, нищебродом, а однажды, после ссоры, заявили учителю, что от меня пахнет по
мойной ямой и нельзя сидеть рядом со мной. Помню, как глубоко я был обижен
этой жалобой и как трудно мне было ходить в школу после нее. Жалоба была вы
думана со зла: я очень усердно мылся каждое утро и никогда не приходил в шк
олу в той одежде, в которой собирал тряпье (и кости. Ц П.Б.)».
При этом воля к учению и «лошадиная», по словам деда Василия, память у Алеш
и были необычайные. Только этим можно объяснить, что бывший ветошник, а по
рой, увы, воришка, таскавший вместе с такими, как он, отщепенцами дрова со с
кладов, в возрасте примерно двадцати лет в нелегальном кружке самообраз
ования уже читал собственный реферат по книге В.В.Берви-Флеровского, не с
оглашаясь с тем, что пастушеские и мирные племена играли бо м л
ьшую роль в развитии культуры, чем племена охотников.
Еще через несколько лет он свободно штудировал философов-идеалистов Ни
цше, Гартмана, Шопенгауэра и менее известных Каро, Сёлли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48