Резня, военные потери и насильственные высылки, бывшие не чем иным, как более легким методом убийства, уменьшили его численность не менее, чем на одну треть. Из 21/2-миллионного населения погибло три четверти миллиона мужчин, женщин и детей. Казалось, что этим страдания армянского народа должны были закончиться.
Слава и красноречие Гладстона способствовали тому, что британский народ, да и все вообще либеральное общественное мнение мира были хорошо осведомлены о тех бедах и избиениях, которым подвергались армяне в прошлом. Мнения относительно армян были различны, – одни подчеркивали страдания армянского народа, другие – его недостатки. Но во всяком случае, в противоположность тому безразличию, с каким западные демократии относились обычно к судьбам восточных и средневосточных народов, армяне и все их несчастья были хорошо известны в Англии и Соединенных Штатах. Интерес к армянской расе подогревался религиозными, филантропическими и политическими мотивами. Жестокости, практиковавшиеся по отношению к армянам, вызывали справедливый гнев тех простых и сострадательных мужчин и женщин, которых так много среди говоривших по-английски народов. Теперь, казалось, наступил момент, когда армянам будет обеспечено справедливое отношение, и они получат право мирно жить на своей родине. Их угнетатели и тираны погибли в результате войны или революции. Величайшие нации, оказавшиеся победителями, были друзьями армян и должны были позаботиться о торжестве армянского дела. Казалось невероятным, что пять великих союзных держав не смогут осуществить свою волю. Но читатель, познакомившись с этой книгой, не питает на этот счет никаких иллюзий. К тому времени, когда победители удосужились на парижской конференции приступить к рассмотрению армянского вопроса, единение между союзниками уже исчезло, их армии также не существовали более, и их решения были только пустыми словами. Ни одна держава не хотела взять мандат над Арменией. Британия, Италия, Америка, Франция глядели на него и только покачивали головами. 12 марта 1920 г. Верховный совет предложил этот мандат Лиге наций. Но Лига, не располагавшая ни средствами, ни людьми, благоразумно и решительно отказалась. Оставалась надежда на Севрский трактат. 10 августа державы заставили константинопольское правительство признать Армению, границы которой еще не были установлены, свободным и независимым государством. Статья 89 предписывала, что Турция должна «передать на рассмотрение президента Соединенных Штатов Америки вопрос о границах между Турцией и Арменией в Эрзерумском, Трапезундском, Ванском и Битлисском вилайетах и согласиться на принятое им решение, равно как и на любые условия, которые он может поставить для обеспечения Армении доступа к морю». Только в декабре 1920 г. президент Вильсон выполнил это высокое поручение. Установленная им граница передавала Армении, в сущности, всю турецкую территорию, которую занимали русские отряды до того, как они разбежались после революции. После присоединения этой площади к Эриванской республике армянская национальная территория должна была занимать почти 50 тыс. квадратных миль.
Армянские притязания были удовлетворены в такой мере, что в новом государстве мусульман оказалось больше, чем армян и греков. В данном случае в интересах справедливости хватили через край. Но армянское государство существовало только на бумаге. Почти год тому назад, в январе 1920 г., турки атаковали французов в Киликии, вытеснили их из Марашского округа и вырезали почти 50 тыс. армян. В мае большевистские отряды заняли и окончательно поработили Эриванскую республику. В сентябре, по взаимному соглашению между большевиками и турками, Эривань была отдана турецким националистам Тут у Черчиля все сознательно перепутано. До декабря 1920 г. в Армении господствовало дашнакское правительство английских креатур. Никакого «соглашения» о передаче Эривани не существовало, по договору между РСФСР и Турцией в 1921 г. была установлена современная граница Армянской ССР. – Ред .

. Акт этот сопровождался, как и в Киликии, страшной резней армян. Исчезла даже надежда на то, что в Киликии будет создана небольшая автономная армянская провинция под французским протекторатом. В октябре, на основании Ангорского соглашения, Франция решила эвакуировать всю Киликию. В Лозаннском трактате, запечатлевшем окончательный мир между Турцией и великими державами, история тщетно будет искать слово «Армения».

ГЛАВА XIX
ЧАНАК

Греческий солдат. – Молчаливое напряжение. – Британское безразличие, французский антагонизм. – Отсутствующая Америка. – Мольбы Гунариса. – Ллойд-Джордж доведен до изнеможения. – Соглашение с Россией. – Турецкие зверства. – Греческие планы относительно Константинополя. – Решающая битва: Афиум Карагиссар. – Уничтожение греческой армии. – Серьезное положение. – Час расплаты. – Нейтральная зона. – Тревога и отчаяние. – Британский флот. – Телеграмма в доминионы. – Официальное коммюнике от 16 сентября. – Изложение дела. – Телеграмма перехвачена прессой. – Ответ доминионов. – Французы и итальянцы удаляются со сцены. – Военные мероприятия. – Положение в Чанаке. – Стратегическое положение не внушает опасений. – Мой меморандум от 30 сентября. – Альтернатива, стоявшая перед Кемалем. – Мудания. – Окончание кризиса. – Лозаннский трактат.

Поднимается занавес перед последним актом греческой трагедии. Он продолжался почти целый год. Грекам не удалось добраться до Ангоры и раздавить кемалистскую Турцию. Их армии, потерпевшие неудачу на реке Сакарии в сентябре 1921 г., отступили на промежуточные укрепленные позиции, прикрывавшие доступ к Смирнско-Айдинской провинции. Отчаявшиеся в победе, они с упорством оставались здесь несколько месяцев. Греческому солдату, столь часто являвшемуся мишенью невежественных насмешек и пристрастных суждений, следует отдать справедливость: вообразите армию в двести тысяч человек, организованную государством, которое в течение десяти лет находилось в состоянии мобилизации или войны. Эта армия оказалась заброшенной в самый центр Малой Азии; позади нее была нация, раздираемая внутренними распрями; партийные разногласия давали себя чувствовать среди всех классов. Армия находилась вдалеке от родины и была лишена настоящего руководства; она сознавала, что великие европейские державы и Соединенные Штаты бросили ее на произвол судьбы; ей не хватало продовольствия, ее запасы снаряжения уменьшались; у нее не было ни чаю, ни сахару, ни папирос, ни надежд и даже планов, внушенных отчаянием; а перед ней, за ней и вокруг нее все время был готовый к удару враг, – враг упорный, беспощадный и все более и более уверенный в своих силах. Испытания войны тяжелы, но их выдержали армии всех наций. Но эту армию подтачивали долгие страдания, пустая болтовня, отсутствие припасов и безделье. По словам поэта:

На Потомаке тихо все сегодня;
Лишь изредка от пули-невидимки
Падет дозорный на посту своем
И скроется стрелок-убийца в чаще.

Стоящая на Потомаке армия имела поддержку могучей нации; ее бойцов воодушевляло великое мировое дело, они хорошо питались, хорошо одевались и получали подкрепления. Солдаты знали, для чего они выступили, и были уверены, что достигнут того, к чему стремятся. Но стоявшую в Малой Азии греческую армию все больше и больше охватывало чувство полной изолированности. Она знала, что ее линии сообщения стоят под ударом, что базе ее грозит погибель, что родина разделена на два лагеря и что внешний мир не интересуется ее судьбой. Тем не менее, она сохраняла бодрый воинский дух в течение более чем девяти месяцев.
Одним из лучших доказательств высоких военных качеств Мустафы Кемаля является то, что он умел выжидать и мог заставлять других выжидать вместе с ним. Он видел, что время и мелкие стычки истомят греческую армию и дадут ему возможность пожать плоды победы, в которой он был уверен. В наш быстрый век девять месяцев – долгий срок. Но в течение этих девяти месяцев турки выжидали, а греки терпеливо сносили невзгоды.
Тем временем британское правительство прилагало много усилий к тому, чтобы добиться соглашения с турками и удаления греков из Малой Азии. Но все эти попытки были неудачны и обнаруживали отсутствие коллективной силы и решительности, совершенно недостойное правительства, вожди которого были закалены в самой великой из всех войн. Эту слабость можно объяснить только нервным истощением министров, уставших от войны, расхождениями мнений и растущими внутренними осложнениями. Об этих осложнениях мы будем говорить ниже. В этот период весь Восток казался погруженным в какое-то оцепенение. Казалось, что на Востоке все остановилось. И так как в Великобритании политические настроения обострялись, то широкая публика с чувством успокоения созерцала единственное место в мире, где положение как будто не менялось. Но в течение всего этого времени обанкротившаяся Греция тратила в Малой Азии четверть миллиона фунтов стерлингов в неделю, а в самой Греции венизелисты и монархисты смотрели друг на друга как на смертных врагов. По ту сторону моря медленно таяла и гибла армия, столь же многочисленная, как та, которую Британия когда-то послала на южно-африканскую войну.
Бывают такие случаи, когда единственно благоразумными и гуманными мерами являются решительные действия. Используйте как следует мощь Великобритании, которая все еще значительна. Заставьте Грецию уступить, а Турцию – снисходительно отнестись к врагу. Ударьте их обоих по голове, пока они не покончат дело миром. Таков был мой совет. «Но, – возражали мне, – кто нанесет им удар? У нас нет лишних войск, и мы не можем ввязываться в чужую войну». Но ведь обо всем этом следовало бы подумать ранее. Итак, месяцы летели незаметно, и капля по капле, минута за минутой, уходили часы и дни.
Тем временем пламя партийной политики снова начало весело потрескивать на наших домашних очагах. Либералы говорили: «Скоро придет наша очередь». Представители рабочей партии спрашивали: «Как обстоит дело с безработными?» Консерваторы заявляли: «Нам пора образовать свое собственное правительство». А все вообще говорили: «На Востоке распри, по-видимому, утихают, и во всяком случае они нас не касаются. С нас совершенно достаточно того, что было».
Но французы заняли иную позицию. После того как Венизелос покинул Афины, они сбросили Грецию со счетов. Прошло несколько месяцев, и их посланцы появились в Ангоре. Новая Турция могла многое предложить Франции. Она могла обеспечить Франции мир в Киликии и умерить недовольство сирийцев. Кроме того, она могла предоставить в Анатолии немало важных концессий. Турецкое правительство, прошедшее победным маршем с благословения Франции путь от Ангоры до Константинополя, дало бы Франции много. Франклин Буйон, находчивый, способный действовать, убежденный, пылкий и честолюбивый, был уже в Ангоре. 20 октября 1921 г. он подписал соглашение между Францией и националистской Турцией, предоставлявшее выгоды обеим сторонам. Мустафа Кемаль нуждался в военном снаряжении – Франция имела большие запасы военного снаряжения. Ему не хватало пушек, – но кто же изготовляет лучшие пушки, чем завод Крезо? Что касается аэропланов, то несколько штук во всяком случае были необходимы для всякой современной армии. Было бы жаль, если бы Кемаль не получил их. Политические расхождения и отсутствие хороших личных отношений между руководителями вызвали в это время чрезвычайно большое отчуждение между Францией и Великобританией. Эти дни миновали, и единение возобновилось на новом и более обширном базисе, но о событиях прошлого приходилось все же упомянуть.
Где была в это время Америка? Америка была по ту сторону Атлантического океана. Все внутренние распри, волновавшие британскую политику и британских политиков, повторялись с еще большей силой в Соединенных Штатах. Президентские выборы 1920 г. удалили со сцены Вильсона и демократическую партию, – по крайней мере, на время. Власть находилась теперь в руках их раздраженных и несправедливо обиженных противников. Политика республиканцев заключалась в том, чтобы точно установить, чего хотел или что обещал президент Вильсон, и сделать прямо противоположное. Правительство Соединенных Штатов, которое недавно, по-видимому, было склонно принять на себя мандат над Константинополем и Арменией и приняло на себя обязательство определить границы Армении, – это самое правительство только пожимало плечами, морализировало по поводу ссор и безобразий непросвещенного старого мира и горячо благодарило провидение за то, что американцы вернулись домой и не были теперь связаны с Европой ничем, кроме нескольких полезных воспоминаний.
Быть может, замечания эти покажутся не очень лестными для трех великих держав, по требованию которых греки первоначально заняли Смирну. Было бы, однако, несправедливо обвинять ту или другую из них в слабости, подлости или жестокосердии. В современной истории принимают участие такие могучие силы, отдельные вожди имеют сравнительно такое небольшое значение, так неуверенны в своем положении и так часто меняются, а жизнь общества идет вперед так неудержимо, что большие человеческие общества вряд ли могут проявлять в политике настойчивость и последовательность. В истории бывают такие моменты, когда все велики и благородны, и такие, когда все люди неизмеримо слабы. Король Константин и его премьер-министр Гунарис должны были бы учесть это обстоятельство, прежде чем они разорвали узы взаимных обязательств, связывавшие их с западными державами.
Наша краткая летопись военных событий закончилась описанием неудачи греческой армии в сентябре 1921 г. и ее отступления от реки Сакарии на зимние позиции, расположенные к востоку от линии Эскишер и Афиум Карагиссар. Здесь греки оставались почти целый год. В течение всего этого времени злополучный Гунарис витал между Афинами и Лондоном, прося денег и оружия для продолжения войны, а главным образом – помощи союзников для ее окончания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77