Но Германия сама становилась жертвой большевизма.
«Самая большая опасность, которую я вижу в создавшемся положении, – писал Ллойд-Джордж 26 марта 1919 г. в меморандуме мирной конференции, – это та, что Германия может не устоять против большевизма и предоставить свои материальные ресурсы, свои умственные и организационные способности в распоряжение революционных фанатиков, которые мечтают водворить в мире большевизм силой оружия».
Оставалось самим усилить активную помощь русской контрреволюции, посылать оружие, деньги, отряды, инструкторов.
29 ноября лорд Бальфур в особом меморандуме кабинету предложил оказать всякую помощь и поддержку антисоветским силам.
30 ноября английским представителям в Мурманске и Архангельске было сообщено:

«Продолжать занимать Мурманск и Архангельск; продолжать Сибирскую экспедицию; попытаться убедить чехов остаться в Западной Сибири; занять (с помощью пяти британских бригад) ж.-д. линию Баку – Батум; оказать ген. Деникину в Новороссийске всякую возможную помощь в смысле снабжения военными материалами; снабдить прибалтийские государства военным снаряжением».

«Союзники и в материальном и в моральном отношении, – пишет Черчиль, подводя итоги антисоветской деятельности в период первого похода Антанты – были еще связаны обязательствами с Россией. Британские обязательства в некоторых отношениях были наиболее серьезными. 12 тыс. британцев и 11-тысячное войско союзников были фактически заперты льдами на севере России – в Мурманске и Архангельске, и какое бы ни последовало решение держав, они вынуждены были оставаться там до весны…
Два британских батальона во главе с членом парламента полковником Джоном Уордом вместе с матросами с английского крейсера „Суффольк“ оказались в центре Сибири и сыграли здесь важную роль в поддержке омского правительства, помогая последнему и оружием и советами. Поспешно создавалась новая сибирская армия. Из одних только британских источников она получила 100 тыс. ружей и 200 пулеметов. Большинство солдат были одеты в мундиры британской армии . Во Владивостоке были основаны под управлением английских офицеров военные школы, которые выпустили к этому времени 3 тыс. русских офицеров, весьма впрочем посредственных.
На юге союзники обещали Деникину, заместившему собой умершего Алексеева, всякую поддержку при первой возможности. С открытием Дарданелл и появлением британского флота в Черном море появилась возможность послать Британскую военную комиссию в Новороссийск. На основании отчетов этой комиссии Военный кабинет 14 ноября 1918 г. решил, во-первых, помогать Деникину оружием и военным снаряжением, во-вторых, отправить в Сибирь дополнительные кадры офицеров и дополнительное оборудование и, в третьих, признать de facto омское правительство».
Такую широкую деятельность развернули империалисты по разгрому большевизма.
Расчет, однако, строился без хозяина. Не учли настроения того, кто в книге Черчиля фигурирует в особой главе под названием «demos»: пролетариат и трудящиеся массы, вот кто расстроил планы триумвирата.
Не успели еще погаснуть торжественные огни и умолкнуть напыщенные речи по поводу заключения мира, как стали поступать сведения о «demos»:

«По обе стороны Па-де-Кале уже начинались возмущения и беспорядки», – так суммирует Черчиль это «непредвиденное обстоятельство».

3 января 1919 г. расположенные в Фолкстоне транспортные войска осадили даже военное министерство. Между 27 и 31 января в Калэ восстало более 3 тыс. чел., для подавления которых понадобилось послать целых две дивизии.
8 февраля 1919 г. более 3 тыс. солдат в Лондоне избрали совет солдатских депутатов и стали вырабатывать требования для предъявления командованию и т. д.
«За одну неделю из различных пунктов, – пишет Черчиль, – поступили сведения о более чем тридцати случаях неповиновения среди войск».
И это только в английских войсках, во французских войсках события приняли еще более драматический характер, а к этому прибавилось нарастающее движение пролетариата.
«Кончились все пять актов драмы; огни истории потушены, мировая сцена погружена во мрак, актеры уходят, хоры замолкают. Борьба гигантов кончилась, начались ссоры пигмеев», – так лирически передает Черчиль свое пробуждение от высоких мечтаний под влиянием колебаний почвы. Тут уж, как говорится, не до жиру, быть бы живу. Вместо широких планов о разгроме большевиков в России собственными силами пришлось обороняться от большевизма внутри. А когда кое-кто из военного лагеря продолжал еще настаивать на военной экспедиции, Ллойд-Джордж окатил их холодным душем:

«Если бы он предложил послать для этой цели в Россию английские войска, в армии поднялся бы мятеж. То же относится к американским войскам. Мысль подавить большевизм военной силой – чистое безумие». Заседание Совета десяти 15 января 1919 г. Bullit's mission to Russia. N.Y., 1920. P. 5–6.



Дело явно провалилось: не имея возможности заняться ликвидацией большевизма сами, поручили это дело Колчаку. В этой связи и находится признание Колчака.
Колчак, однако, несмотря на самую широкую поддержку империалистов и деньгами и оружием, и продовольствием, и инструкторами с задачей не справился и «по совету генерального штаба, начиная с июня месяца, Англия оказывала ему (Деникину. – И.М. ) главную помощь и не менее 250 тыс. ружей, двести пушек, тридцать танков и громадные запасы оружия и снарядов были посланы через Дарданеллы и Черное море в Новороссийск. Несколько сот британских армейских офицеров и добровольцев в качестве советников, инструкторов, хранителей складов и даже несколько авиаторов помогали организации деникинских армий» (стр. 167).
Деникин, подкормившись на союзнических хлебах, двинулся на Москву, а его вдохновитель Черчиль занялся организацией новой помощи со стороны Польши, Прибалтики и других лимитрофов. Два плана их использования были предложены ему: 1) дать 500 тыс. солдат «союзников» и бросить их с поляками на Москву, 2) разрешить полякам и другим заключить сепаратный мир с большевиками.
Черчиль отбросил оба плана и предложил:

«Убедить поляков продолжать в течение еще нескольких месяцев то, что они делали до сих пор, т. е. сражаться и бить большевиков на границах своих владений, не думая ни о решительном наступлении в сердце России, ни о сепаратном мире».

Польская тактика эпохи 1919 г. таким образом обязана Черчилю: не наступать, но и не допускать Советскую Россию бросить все войска против Деникина, – таков смысл предложений Черчиля.
Когда же Деникин оказался побитым, и второй поход Антанты провалился, «союзники» стали подготовлять третий поход Антанты: появилась Польша как главный козырь, а Врангель должен был играть ту же роль, что Польша во время борьбы с Деникиным, т. е. приковать к себе часть советской армии и не довести до разгрома Польши.
Ставка на Деникина оказалась битой, и любопытно, чему приписывает неудачу Деникина режиссер всей этой постановки:

«Но наибольший раскол вызвал вопрос о политике по отношению к отпавшим от России странам и провинциям. Деникин стоял за целость России. В виду этого в войне против Советской России он являлся врагом своих собственных союзников. Прибалтийские государства, борясь за свое существование против большевистских войск и их пропаганды, не могли иметь ничего общего с русским генералом, не желавшим признавать их прав на независимость. Поляки, которые в этой войне с советами имели самую многочисленную и сильную армию, понимали, что на следующий день после победы, одержанной совместными усилиями, им придется самим защищаться против Деникина. Украина была готова сражаться с большевиками за свою независимость, но ее нисколько не прельщала диктатура Деникина» (стр. 170).

Что еще можно прибавить к этой характеристике? Крепостническая национальная политика, восстанавливающая старую тюрьму народов, – несомненно, одна из причин неудачи контрреволюционной борьбы.
Пропагандируя интервенцию как средство разрешения всех противоречий, подытоживая силы интервенции, Черчиль одновременно, сам того не желая, открывает ее оборотную сторону – причины ее неудачи, силы, ослабляющие интервенцию.
Черчиль рисует такими яркими мазками картину противоречий внутри империалистского лагеря, что к концу сам пугается своих выводов: впереди лишь все большее углубление этой «войны всех против всех».
К тому же положение осложняется растущим национально-революционным движением в тылу империализма. Страницы, посвященные Черчилем Турции или Ирландии, принадлежит к числу наиболее ярких. Рассказывая о разгроме Ирландского движения, об организации массового террора, о натравливании одной группы против другой, Черчиль дает прекрасное описание гражданской войне в Ирландии, вскрывая в то же время и классовую ее подоплеку.
«Утром, – пишет он по поводу партизанской войны в Ирландии, – военный отряд в отместку за совершенное преступление делал вылазку всей бригадой и сжигал крестьянский коттедж, а ночью выходили из своих убежищ шин-фейнеры (ирландские повстанцы. – И.М. ) и сжигали помещичий дом».
Но Черчиль приводит и другие причины неудачи интервенции.
«Их пропаганда, – пишет Черчиль по поводу агитационного влияния русской революции, – в которой странным образом были объединены элементы патриотизма и коммунизма, быстро распространились по всей Украине. Сами французские войска были затронуты коммунистической пропагандой, и вскоре возмущение охватило почти весь французский флот…» (стр. 106).
И в этом признании сказывается империалистское соперничество двух мировых разбойников: Черчиль пишет о разложении французских войск, но молчит о восстаниях в английском оккупационном отряде, скрывает отказ канадцев идти в бой против большевиков. «Революция отвоевала солдат Антанты», – вынужден был бы признать организатор интервенции еще одну причину неудачи интервенции, если бы ссуммировал все факты разложения интервенционных отрядов.
Обострение империалистских противоречий, рост национально-революционного движения, нарастание и углубление революционного движения в тылу империалистов – это и есть те причины, которые делают новую интервенцию еще менее благоприятной, чем первую. Или, как сказал VI съезд Советов СССР в своей резолюции по отчету правительства: «Вооруженное нападение на Союз ССР означает теперь главную опасность для тех, кто посмеет нарушить мир и напасть на Советский Союз».
Особый интерес представляет та оценка, которую Черчиль дает социал-фашистским лакеям империализма.
«Подавляющее большинство тред-юнионистов искренно примкнуло к общенациональному выступлению», – так пишет Черчиль по поводу участия социал-фашистов во всех империалистических предприятиях. Некоторым из них, активно работавшим вместе с правительством, он даже посвящает восторженные оды, все время подчеркивая их рабочее происхождение. По поводу Барнса, официального представителя рабочей партии в военном кабинете, Черчиль пишет, что он оказался большим роялистом, чем сам король. Барнс, выступая на публичном митинге, заявил: «Здесь упоминали о кайзере. Я стою за то, чтобы повесить кайзера», – в то время как сами Ллойд-Джордж и Черчиль воздерживались от таких предложений.
Можно себе представить, как ценили хозяева преданную работу своих социал-фашистских лакеев, если Черчиль находит для своего недавнего врага – немца такие характеристики:

«Среди всего этого смятения, – пишет он, – бросается в глаза суровая и вместе с тем простая личность. Это – социалист-рабочий и тред-юнионист по имени Носке. Назначенный с.-д. правительством министром национальной обороны, облеченный этим же правительством диктаторской властью он остался верен германскому народу. Иностранец может лишь с осторожностью и невольным беспристрастием говорить о германских героях, но, быть может, в длинном ряду королей, государственных деятелей и воинов, начиная с Фридриха и кончая Гинденбургом, будет отведено место Носке – верному сыну своего народа, среди всеобщего смятения бесстрашно действовавшего во имя общественного блага» (стр. 131).

Таковы новые данные по интервенции одного из ее организаторов, данные, которые заставляют и врага признать то, что нам давно было известно: без интервенции гражданская война в России не приняла бы такого размаха, русская контрреволюция носила бы местный, областной характер, и если бы и приняла национальный размах, то без интервенции никогда бы не поднялась до того уровня, который потребовал напряжения всех сил страны и поставил под угрозу существование советской власти.
«Всем известно, что война эта нам навязана, – говорил Ленин по поводу роли интервенции в гражданской войне, – все знают, что против нас пошли белогвардейцы на западе, на юге, на востоке только благодаря помощи Антанты, кидавшей миллионы направо и налево, причем громадные запасы снаряжения и военного имущества, оставшиеся от империалистской войны, были собраны передовыми странами и брошены на помощь белогварцейцам, ибо эти господа, миллионеры и миллиардеры, знают, что тут решается их судьба, что тут они погибнут, если не задавят немедленно нас». Ленин В. И. Сочинения. Изд. 2-е. Т. XXIV. С. 62.


События повторяются.
Чем глубже становится мировой экономический кризис, перерастающий в кризис политический, с одной стороны, чем выше подъем социалистического строительства в Советском союзе – с другой, тем острее противоречие между империализмом и социализмом.
Основным противоречием империалистского мира остается противоречие между Англией и Америкой. Во всех уголках мира – в Азии и Африке, в Европе и Южной Америке – идет все усиливающаяся борьба за гегемонию между двумя мировыми разбойниками. Вокруг этого противоречия, как вокруг оси, располагаются все другие империалистские противоречия, все углубляясь и расширяясь и, в силу неравномерности развития капитализма, часто становятся даже острее основного противоречия, – таковы противоречия между Англией и Францией на современном этапе, между Америкой и Японией или Америкой и Францией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77