Но бурное развитие социализма на ряду с все усиливающимся мировым кризисом перемещает центр тяжести. Центральным противоречием мира стало противоречие двух систем – империализма и социализма.
10 лет назад выход из этого противоречия империалистские хозяева искали в интервенции, в вооруженном свержении советской власти как крупнейшего фактора в революционизировании рабочих масс.
«…Большевистская опасность в настоящий момент очень велика. Большевизм расширяется. Он захватил Балтийские области и Польшу и как раз сегодня получены дурные известия об его успехах в Будапеште и Вене… Если большевизм, распространившись в Германии, перебросится через Австрию и Венгрию и достигнет Италии, то Европа окажется перед лицом огромной опасности».
Так говорил Клемансо на заседании премьеров пяти крупнейших империалистических держав – Англии, Америки, Франции, Италии и Японии, намечая пути и формы борьбы с советской республикой. Bullit's mission to Russia. N. Y. 1920.


Но интервенция явно проваливалась, и против большевистской опасности надо было искать новых средств.
«Обычно, чтобы остановить распространение эпидемии, – говорил 21 января 1919 г. на заседании премьеров итальянский министр Орландо, – устанавливают санитарный кордон. Если принять подобные же меры против распространения большевизма, он мог бы быть побежден, ибо изолировать его – значит победить».
Санитарный кордон, однако, уже давно сам стал рассадником большевизма: «санитарные» страны – Польша, Чехословакия – сами вот-вот загорятся революционным огнем.
И снова, по мере углубления мирового социального и экономического кризиса и одновременно бурного роста социализма в Советском Союзе, империалистский мир ищет выхода в войне и интервенции.
«Каждый раз, – говорил на XVI съезде т. Сталин, – когда капиталистические противоречия начинают обостряться, буржуазия обращает свои взоры в сторону СССР: нельзя ли разрешить то или иное противоречие капитализма или все противоречия, вместе взятые, за счет СССР, этой страны Советов, цитадели революции, революционизирующей одним своим существованием рабочий класс и колонии…
Отсюда тенденция к авантюристским наскокам на СССР и к интервенции, которая (тенденция) должна усилиться в связи с усиливающимся экономическим кризисом ».
Обобщением этих тенденций являются мемуары организаторов интервенции, проверяющих свой старый опыт.
Опыт, однако, шутка обоюдоострая: проверяют его и по эту сторону границы.

И. Минц

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА


Настоящим томом заканчивается та работа, которую я предпринял почти десять лет тому назад и которая должна была быть одним из вкладов современников в историю мировой войны. Как и в предыдущих томах, повествование о мировых событиях и обсуждение их сосредоточено вокруг моих личных переживаний. Этот метод оправдан интересами того читателя, который стремится создать свое собственное мнение на основании целого ряда подобных рассказов о событиях подлинных, поскольку рассказ ведется от имени одного из участников. Но такой метод означает, что удельный вес событий представляется в значительно измененном виде. Так, например, эпизоды и начинания, в которых я принимал личное участие или о которых я знал из первоисточника, естественно, слишком сильно выдвигаются на первый план. По мере возможности я рассказывал о событиях так, как я говорил или писал о них в то время. Читатель должен учесть это в тех местах, где я привожу подлинные документы. Я рассказываю о событиях так, как я сам наблюдал их. Но другие смотрели на них с другой точки зрения, и многое от меня ускользало.
Описывая события, о которых идет речь в настоящем томе, я к своему изумлению обнаружил, что очень многие важные события, в которых мне случилось лично участвовать, совершенно изгладились из моей памяти. В эти годы деловое напряжение было чрезвычайно велико, события следовали друг за другом непрерывно меняющимся потоком, весь мир был приведен в движение, и одни впечатления изглаживали другие. Только тогда, когда я перечитывал речи, письма и записи этого времени, в моем уме снова оживают эти напряженные и захватывающие годы. Я убежден, что в истории вряд ли найдется какой-либо другой период, более подробно описанный, более основательно забытый и менее понятый, чем те четыре года, которые следовали непосредственно за перемирием. Поэтому в настоящее время не лишне дать общую картину исторической сцены, хотя бы и с личной точки зрения, и проследить в лабиринте бесчисленных эпизодов единую и неумолимую связь причин и следствий.
Многие книги, написанные после войны, касались парижской мирной конференции, по поводу которой уже существует объемистая литература. В эти годы моя работа велась главным образом вне стен Парижа и Версаля, и мне приходилось непосредственно наблюдать те последствия, к которым приводили решения уполномоченных держав в Париже, а иногда и то, что их решения откладывались. Решения эти отзывались на интересах великих стран и миллионах людей. Об этих-то внешних последствиях и говорит главным образом настоящий том. К несчастью, по большей части он является летописью бедствий и трагедий. Я предоставляю судить самому читателю, насколько неизбежен был такой ход событий. Ни в один период моей общественной жизни, охватывающей ныне более четверти столетия, государственная деятельность не была столь трудна, как в эти послевоенные годы. События следовали друг за другом в беспорядке. Люди устали и с трудом находили общий язык. Сила государственной власти падала, материальное благополучие уменьшалось, проблема денег становилась все более беспокойной. С одной стороны, возникало множество трудных проблем, а с другой – все более уменьшались средства для их разрешения. Кроме того, приспособляться к новым условиям было далеко не легко. Люди не могли понять, каким образом победа, превзошедшая все ожидания, привела к слабости, недовольству, партийным раздорам и разочарованию, между тем как на самом деле все эти явления естественным образом сопутствовали процессу восстановления. Поэтому необходимо осторожно относиться к недостаткам и ошибкам лиц, стоявших тогда на вершине власти и занимавших более трудное положение, чем кто бы то ни было.

ГЛАВА I
ИСЧЕЗНУВШЕЕ ОЧАРОВАНИЕ

Четыре века настойчивости и последовательности. – Триумф. – Радость и разочарование. – Владыки мира. – Мечты в момент перемирия. – Свидание. – Россия. – Германии предоставляется удобный случай. – Новое оружие. – Новая знать. – Непредвиденная ситуация. – Внезапное потрясение. – Мир. – Исчезнувшее очарование.

Окончание Великой войны подняло Англию на небывалую высоту. Вновь, в четвертый раз на протяжении четырех веков Англия организовала во главе Европы сопротивление военной тирании, и в четвертый раз война закончилась тем, что малые государства Нидерландов, ради защиты которых Англия объявила войну, сохранили полную независимость. Испания, Франция – королевство и империя, Германская империя – все они поочередно стремились к захвату этих областей или к господству над ними. В течение 400 лет Англия противодействовала их намерениям, то военным, то дипломатическим путем. В список могущественных государей и военачальников, включавший уже имена Филиппа II, Людовика XIV и Наполеона, можно было теперь внести имя германского императора Вильгельма II. Эти четыре цепи великих событий, неизменно служивших одной и той же цели на протяжении жизней многих поколений и неизменно оканчивавшиеся успехом, представляют редкий пример настойчивости и последовательности; достижения, подобные ему, отсутствуют в истории древности, как и в истории нового времени.
Удалось добиться и других существенных выгод. Угроза со стороны германского флота была устранена, и высокомерное могущество Германии было на долгие годы подорвано. Российская империя, бывшая нашим союзником, уступила место революционному правительству, которое отказалось от всяких притязаний на Константинополь и которое, в силу внутренне присущих ему пороков и неспособности, не было в состоянии скоро стать серьезной военной угрозой для Индии. С другой стороны, со своим ближайшим соседом и самым старым противником – Францией – Англия была теперь связана узами общих страданий и общей победы, и узы эти казались сильными и прочными. Войска Британии и Соединенных Штатов впервые сражались бок о бок, и тем самым история обоих великих народов, составляющих англосаксонский мир, стала единой. Наконец Британская империя выдержала все потрясения и удары, связанные с долгим и страшным мировым катаклизмом. Парламентские учреждения, в которых отражалась политическая жизнь метрополии и самоуправляющихся доминионов, оказались столь же пригодными для целей войны, как и для целей мира. Невидимые узы интересов, чувств и традиций, преодолевавшие все расстояния и объединявшие империю, оказались более действительными, чем самые точные взаимные обязательства; повинуясь этому непреодолимому и почти неощутимому тяготению, полумиллионные армии канадцев, австралийцев и новозеландцев преодолели огромные расстояния, каких не приходилось до сих пор преодолевать ни одной армии мира, чтобы вести борьбу н пасть в борьбе за то дело, которое лишь отдаленно затрагивало непосредственную материальную безопасность этих стран. Представители всех народностей и верований Индии в эти критические годы по-своему непосредственно выражали свою лояльность и помогали в войне оружием и денежными средсгвами с неслыханной дотоле щедростью. Восстание в Южной Африке, вспыхнувшее в 1914 г., было подавлено теми же бурскими генералами, которые были самыми опасными противниками во время Южноафриканской войны и которые затем подписали вместе с нами освободительный мирный договор, объединивший Южную Африку под британским флагом. Только в некоторых частях Ирландии можно было отметить неудачи и отказы от английского дела, но объяснение этих неудач на этот раз завело бы нас слишком далеко.
Перед глазами британского народа проходило триумфальное шествие победителей. Все императоры и короли, с которыми мы воевали, были низложены, и их храбрые войска разбиты на голову. Страшный враг, военная и техническая мощь которого столь долго грозила существованию нашей родины и армии которого погубили цвет британской нации, уничтожили Русскую империю и довели всех наших союзников, кроме Соединенных Штатов, до полного изнеможения, был повержен во прах и сдался на милость победителей. Испытание кончилось. Опасность была отражена. Массовое истребление людей и материальные жертвы не были напрасны и могли быть прекращены. Народ, все силы которого были напряжены до последней степени, дожил наконец до часа избавления и на некоторое время целиком отдался чувству победы. Церковь и государство объединились в торжественных изъявлениях благодарности всевышнему. Наступил праздник для всей страны. Вдоль улицы Мэлл были выстроены тройные ряды захваченных неприятельских пушек. Улицы были полны торжествующей толпой. В общей радости объединились все классы общества. Города, во время войны погруженные по ночам в глубокий мрак, горели теперь праздничными огнями и оглашались музыкой. Огромные толпы были охвачены неописуемым возбуждением, и гранитное подножие Нельсоновской колонны в Трафальгарском сквере по сей день хранит следы восторгов лондонской праздничной толпы.
Кто пожалеет об этих чувствах или захочет осмеять их несдержанные проявления? Эти чувства разделяла каждая страна союзной коалиции. В каждой столице, каждом городе стран-победительниц, во всех пяти континентах по-своему повторялись сцены, происходившие в Лондоне. Недолго длились эти часы триумфа, и воспоминание о них скоро исчезло. Они оборвались так же внезапно, как и начались. Слишком много было пролито крови, слишком много затрачено жизненных сил, и слишком остро ощущались утраты, понесенные почти каждой семьей. Вслед за торжествами, – радостными и в то же время печальными, – которыми сотни миллионов людей отпраздновали осуществление своих задушевных желаний, наступило тяжелое пробуждение и разочарование. Правда, безопасность была обеспечена, мир восстановлен, честь сохранена, промышленность могла отныне процветать и развиваться, солдаты возвращались на родину, и все это давало известное чувство удовлетворения. Но это чувство торжества отходило назад, уступая место чувству боли за тех, кто никогда не вернется.
Наступившее в одиннадцать часов дня перемирие вызвало по всей линии британского франта во Франции и Бельгии своего рода реакцию, ярко обнаружившую удивительную природу человека. Смолкла канонада, и враждебные армии остановились на тех позициях, которые они занимали. Солдаты смотрели друг на друга молча, неподвижно, невидящими глазами. Чувство страха, смущения и даже грусти охватывало людей, которые всего за несколько минут до того быстро двигались вперед по пятам неприятеля. Перед победителями как будто разверзлась пропасть.

«Оружие прочь. Пришел Эрос. Закончен долгий труд!»

Некоторое время сражавшиеся войска были как будто не в состоянии привыкнуть к внезапному прекращению своих напряженных усилий. В ночь победы на бивуаках передовых позиций было так тихо, что их можно было бы принять за бивуаки храбрецов, сражавшихся изо всех сил и наконец признавших свое поражение. Эта волна психологического утомления прошла так же быстро, как и противоположные ей настроения, проявившиеся в это время в Великобритании, и через несколько дней возвращение на родину стало венцом всех желаний. Но и тут их ждало разочарование, а надежды пришлось отложить.
Вечером, в тот день, когда было заключено перемирие, я обедал с премьер-министром на Даунинг-стрит. Мы сидели одни в большом зале, стены которого были украшены портретами Питта, Фокса, Нельсона, Веллингтона и, быть может несколько неожиданно портретами… Вашингтона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77