Самое большее, на что мы можем рассчитывать, — это заронить семена сомнения. Конечно, само по себе это не подрывает боевой дух, не ведет к массовому дезертирству и сдаче позиций. Это только закладывает основу для второй стадии психологических операций, конечная цель которых — посеять страх и панику в рядах противника. Страх смерти, страх увечий, страх страха. И панику, это наименее изученное психологическое состояние, когда человека охватывает глубокое, часто беспричинное и необъяснимое беспокойство. Чтобы вызвать панику во враждебном становище, наши предки били в барабаны, трубили в трубы, колотили себя в грудь, осыпали противника насмешками, издавали кличи, от которых кровь стыла в жилах".
На экране появился рисунок, изображающий римских легионеров, спасающихся бегством от свирепых варваров.
— "В нашем стремлении к высокотехнологичным решениям проблем, возникающих в ходе войны, мы забыли, как звучит боевой клич первобытного человека. — Энн Кемпбелл нажала какую-то кнопку на кафедре, и в помещении раздался оглушительный, душераздирающий, нечеловеческий вопль. Она улыбнулась и сказала: — От такого крика запирательная мышца у кого хочешь ослабнет".
В аудитории послышались смешки, а микрофон уловил мужской голос: «Так моя благоверная кричит, когда доходит!» По рядам прокатился хохот, и капитан Кемпбелл тоже засмеялась грудным бесстыдным смешком, так ей не идущим. Потом она опустила глаза, словно бы на свои записи, а когда подняла голову, на ее лице было прежнее деловое выражение. Смех утих.
У меня складывалось впечатление, что она заигрывает со слушателями, старается заручиться их доверием — так же как это делают мужчины с помощью баек и непристойных шуточек. Было ясно, что она установила контакт с аудиторией, завладела ею и вместе с ней как бы пережила момент интимной близости, обнаружив при этом, что скрывается под безупречной формой. Но только один момент. Я выключил плейер и произнес:
— Любопытная лекция.
— И кому только вздумалось убивать такую женщину? — спросила Синтия. — Ведь она была такая ж-и-в-а-я... сильная, уверенная в себе.
— Может быть, именно поэтому кому-то вздумалось...
Мы постояли с Синтией молча, как бы в знак нашего уважения к убитой. Казалось, будто Энн Кемпбелл находится сейчас в комнате или по крайней мере ее дух. По правде говоря, я был заворожен ею. Энн была из тех женщин, которых замечаешь и, однажды увидев, никогда не забываешь. Приковывала внимание не только ее красота, но и осанка, манеры поведения. И голос такой, к которому прислушиваются, — низкий, властный и в то же время по-женски грудной, с чувственными нотками. Речь отчетливая, произношение — стандартное, армейское, которое вырабатывается, когда прослужишь в десятке мест по всему земному шару; иногда, правда, у Энн неожиданно прорывался южный акцент. Словом, это была женщина, способная завоевать уважение мужчин — или свести их с ума.
Синтия была поражена тем, как хорошо относились к Энн Кемпбелл другие женщины, хотя я подозревал, что некоторые видели в ней угрозу, особенно если их мужья и любовники тесно общались с ней по службе. Как Энн Кемпбелл относилась к другим женщинам, пока оставалось загадкой. Наконец я прервал молчание:
— Давай продолжим.
Мы снова принялись обыскивать кабинет. Нашли на полке альбом с фотографиями и стали их разглядывать. Карточки оказались сплошь семейные: генерал и миссис Кемпбелл, молодой человек, очевидно, сын, папа и дочка в штатском, многочисленные тетушки и дядюшки. Уэст-Пойнт, пикники, Рождество, День благодарения и так далее и тому подобное до отвращения, до тошноты. У меня сложилось впечатление, что этот альбом собрала для дочки любящая матушка. Он должен служить документальным свидетельством, что Кемпбеллы — самая счастливая, самая сплоченная, самая благополучная семья по эту сторону обитания Отца, Сына и Святого Духа, а снимки сделаны самой Богородицей.
— Преснятина, — коротко отозвался я об альбоме. — Но кое о чем он говорит.
— О чем? — спросила Синтия.
— Мне кажется, они ненавидят друг друга.
— Старый циник! К тому же завистливый. У нас нет такой семьи.
Я закрыл альбом.
— Мы скоро узнаем, что скрывается за этими сладенькими улыбками.
Пожалуй, только сейчас до Синтии дошло, в какое омерзительное дело мы вляпались.
— Пол... ведь нам придется допросить генерала Кемпбелла... и миссис Кемпбелл...
— Убийство само по себе штука паршивая. А когда убийство с изнасилованием и даже предумышленное и когда отец потерпевшей — народный герой, тем безумцам, которым предстоит разобраться, чем и как жила жертва, полезно заранее знать, куда они лезут. Понятно излагаю?
Синтия подумала и сказала:
— Знаешь, я действительно хочу участвовать в раскрытии этого убийства. Мне кажется... как бы это выразить... мне кажется, у меня с ней много общего. Я не была с ней знакома, но чувствую, ей нелегко было в армии, где почти одни мужчины...
— Хватит патетики, Синтия!
— Нет, правда...
— Постарайся быть белой женщиной.
— "Брейк!" — так говорят судьи на ринге.
— Теперь я помню, из-за чего мы поссорились.
— По углам!
Мы продолжили обыск — Синтия в одном конце комнаты, я в другом. На стенах в рамках были развешаны: диплом Уэст-Пойнта, бумаги с различных курсов, аттестат о производстве Энн Кемпбелл в офицеры, похвальные грамоты, свидетельства министерства обороны и подчиненного ему министерства сухопутных войск об участии капитана Энн Кемпбелл в кампании «Буря в пустыне», хотя в чем выразилось это участие, не уточнялось.
Я откашлялся и спросил у Синтии:
— Ты слышала об операции «Свихнутые мозги» во время кампании «Буря в пустыне»?
— Что-то не припомню.
— Какой-то умник из спецов по психологической войне придумал разбрасывать порнографические открытки на позиции иракских войск. Большинство этих бедных арабов месяцами не знали женщин. И вот им на голову сыплются кучи картинок с роскошными женскими телесами — есть от чего свихнуться. Идея понравилась, пошла наверх вплоть до комитета начальников штабов. Те дали «добро», но об этом прослышали в Саудовской Аравии и возмутились. Арабы — народ темный, не разбираются в женских прелестях. От порнухи отказались, но знающие люди уверяли, что идея была замечательная и могла сократить операцию с четырех дней до пятнадцати минут. — Я усмехнулся.
— Поганая идея, — ледяным тоном отозвалась Синтия.
— Теоретически я с тобой согласен, но если бы она спасла хоть одну человеческую жизнь, то была бы оправданна.
— Средства не оправдывают цели. Ты к чему завел об этом?
— А если идея порнобомбежки пришла в голову не какому-нибудь жеребцу, а женщине?
— Ты имеешь в виду капитана Кемпбелл?
— Вполне можно предположить, что идея вышла из стен здешнего Учебного центра особых операций. Мы это проверим.
Синтия, по своему обыкновению, задумалась, потом взглянула на меня.
— Ты ее знал? — спросила она.
— Я о ней слышал.
— И что же ты слышал?
— Что всем известно. Образцовая во всех отношениях женщина, «сделана в США», пастеризована и гомогенизирована информационной службой, доставлена к двери вашего дома — свежая и годная к употреблению.
— Ты не веришь, что она такая?
— Не верю. Но если окажется, что я не прав, значит, я занимаюсь не своим делом и мне пора на покой.
— Об этом могут позаботиться без тебя.
— Скорее всего так и будет. Только, пожалуйста, подумай, при каких странных обстоятельствах Энн умерла. И не похоже, чтобы преступник напал на умную, осмотрительную, вооруженную женщину — она ведь и застрелить могла.
Синтия кивнула и промолвила:
— Я обдумала твои предположения. Знаешь, у многих женщин-офицеров две жизни: одна на людях — высоконравственная, другая — личная... м-м... Но я встречала женщин, порядочных в личной жизни — и одиноких, и замужних, — которые случайно оказались жертвой насилия. Бывает, что насилуют даже проституток, и тогда это не связано ни с их профессией, ни с мужиками, которых они содержат. Опять-таки чистая случайность.
— Бывает и так, не спорю.
— И не надо судить людей строго, Пол.
— Я не сужу. Я не святой. А ты?
— Зачем спрашиваешь? Должен вроде бы знать.
Синтия подошла и положила руку на мое плечо. Это меня удивило.
— Ну как, сумеем? Я хочу сказать — вместе раскрутим это дело?
— Нет, мы его раскроем.
Она ткнула пальцем мне в живот, словно точку поставила на моем высказывании, и снова отошла к письменному столу.
Я же продолжил изучение бумаг на стене. Благодарность от американского Красного Креста за активное участие по привлечению доноров, еще одна благодарность от какой-то больницы за помощь в уходе за пострадавшими детьми, учительское удостоверение добровольной организации по ликвидации безграмотности... Где эта женщина выкраивала время для столь обширной деятельности? Ведь у нее была служба, дополнительные дежурства, обязательная общественная жизнь по месту работы да еще и личная жизнь. Может ли такое быть, размышлял я, что у этой прелестной женщины не было никакой личной жизни? Сколько можно блуждать в темноте, тыкаться как слепой котенок?
— Нашла ее записную книжку с телефонами и адресами, — объявила Синтия.
— Кстати, ты получила мою рождественскую открытку? Где ты сейчас обитаешь, интересно знать?
— Брось, Пол. Твои дружки в управлении наверняка перетрясли мое досье, чтобы доложить тебе, чем я занималась последний год.
— Ошибаешься, Синтия. Трясти досье неэтично. Это не занятие для профессионалов.
— Прости.
Она положила записную книжку Энн Кемпбелл в свою сумочку, подошла к автоответчику и нажала кнопку.
Из аппарата донесся голос:
— "Энн, это полковник Фаулер. Вас ожидают сегодня в доме генерала. Приезжайте, как только сдадите дежурство. — Полковник говорил неофициальным тоном, как бы даже по-свойски. — Миссис Кемпбелл приготовила завтрак. Впрочем, вы, наверное, сейчас спите. Будьте добры, позвоните генералу или миссис Кемпбелл, когда встанете".
Щелчок, голос пропал.
— Может, она сама себя убила? — сказал я. — На ее месте я так бы и сделал.
— Ей было бы нелегко это сделать. Как-никак дочь генерала. Кто это — полковник Фаулер?
— Думаю, адъютант начальника базы... Как тебе запись?
— По-моему, сообщение достаточно официально. Слишком, правда, фамильярные нотки, но без особой теплоты.
Просто выполняет поручение, звонит забывчивой дочери своего начальника. Он выше ее по званию, но она все-таки дочка его босса. А тебе?
Я подумал и ответил:
— Похоже, звонок подстроенный...
— Как это? Чтобы запутать следы?
Я снова включил автоответчик, и мы прослушали всю запись заново.
— Мне уже черт-те что мерещится, — сказал я.
— А может, и не мерещится...
Я подошел к телефону, набрал номер канцелярии военной полиции. Полковник Кент был у себя, меня соединили с ним.
— Мы все еще в доме потерпевшей, — проинформировал я. — Вы уже сообщили генералу?
— Пока нет, не сообщил... Жду капеллана.
— Билл, через несколько часов каждая собака будет знать о происшедшем. Пожалуйста, проинформируйте родителей погибшей. Попробуйте обойтись без бумаг с формальным соболезнованием и телеграмм.
— Пол, мне тут дыхнуть некогда... А капеллан едет...
— Хорошо, хорошо. Вещи из ее кабинета перевезли?
— Все сложили в пустом ангаре на Джордан-Филдз.
— И еще вот что. Пришлите сюда несколько грузовиков и взвод своих молодцов, таких, кто умеет работать и держать язык за зубами. Надо очистить ее дом. Вывезти все — мебель, ковры, книги, холодильники, — вплоть до электрических лампочек, сидений в туалете и еды. Предварительно пусть все сфотографируют, а в ангаре вещи расставят примерно так, как здесь.
— Вы с ума сошли, Пол!
— Сам знаю. Скажите своим, чтобы работали в перчатках. А эксперты пусть снимают отпечатки, как положено.
— Зачем вам требуется разорять весь дом?
— Билл, наша юрисдикция здесь не распространяется, а я не доверяю мидлендской полиции. Когда она сюда прибудет, изымать ей будет нечего, кроме как обои со стен. Поверьте, так будет лучше. Преступление совершено на территории закрытой военной базы. Все законно, не сомневайтесь.
— Ничего тут законного нет.
— Мы работаем, как я считаю нужным, полковник, иначе я выхожу из игры.
Последовала продолжительная пауза, потом в трубке раздалось ворчание, отдаленно похожее на «о'кей».
— Кроме того, пошлите в город офицера, пусть он договорится с телефонной компанией, чтобы они отключили ее домашний аппарат и звонки направляли по служебному номеру. Нет, лучше дайте номер ангара. Поставьте там автоответчик с новой лентой. Старую сохраните, там записано сообщение. Сделайте пометку «Улика».
— Кто же будет звонить, если скоро газеты по всему штату растрезвонят?
— Мало ли кто... Эксперты прибыли?
— Да, уже на месте. И тело тоже.
— А сержант Сент-Джон и рядовая Роббинз?
— Отсыпаются. Я поместил их в одиночные камеры, но приказал не запирать. Хотите, чтобы я произвел аресты?
— Нет, они не подозреваемые, но пусть посидят как свидетели, пока я не переговорю с ними.
— У солдат тоже есть права, — буркнул Кент. — Сент-Джона жена ждет. А непосредственный начальник Роббинз думает, что она в самоволке.
— Тогда распорядитесь сделать соответствующие звонки. Сами же они пока лишаются права общения. Как насчет досье и медицинской карты капитана Кемпбелл?
— Все у меня.
— Мы ничего не забыли, Билл?
— Забыли. Кое-какие статьи конституции.
— Не мелочитесь, полковник.
— Вам хорошо: сегодня здесь, завтра там. А мне с Ярдли работать. Мы с ним неплохо ладим, если учесть...
— Я же сказал: беру ответственность на себя. Если что, с меня семь шкур спустят, а не с вас.
— Ну, смотрите... Отыскали что-нибудь интересное в доме?
— Пока нет. А вы?
— Прочесали местность, почти ничего, кое-какой мусор.
— Собаки что-нибудь нашли?
— Больше тел нет... Проводники пустили собак внутрь джипа, и оттуда они прямиком кинулись к телу. Потом собаки вернулись к джипу, пересекли дорогу и рванули мимо трибун к сортирам за деревьями. Там они потеряли след и прибежали назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57