Эти фигуры заменили старые мишени в виде черных силуэтов. Идея, наверное, состояла в том, что если тебя натаскивают убивать людей, то ты должен приучаться смотреть цели в глаза. Однако из прошлого опыта мне известно: чтобы лучше всего научиться убивать, надо начать убивать. Но на многих свирепых картонных парнях сидели птицы, и это портило эффект — во всяком случае, до того времени, пока на стрельбы не явится первый за сегодняшний день взвод.
Когда я проходил военную подготовку, стрельбища представляли большие участки голой, лишенной растительности земли, которых нигде не встретишь в действительном бою за исключением боя в пустыне. Теперь на стрельбищах специально высаживают всевозможную растительность, чтобы усложнить условия стрельбы. Я стоял на дороге, ярдах в пятидесяти от меня возвышался человек-мишень, частично скрытый за высокой травой и вечнозеленым кустарником. Там же стояли двое полицейских, мужчина и женщина. У ног силуэта я различил что-то такое, что не вписывалось в окружающую обстановку.
— Псих недоношенный! — в сердцах бросил полковник Кент и добавил, словно я не понял его: — Хочу сказать, что он сделал это прямо на стрельбище, как бы на виду у этого парня.
Если бы человек-мишень мог говорить... Я огляделся. За рядами сидений и контрольными вышками протянулась линия деревьев, сквозь листву я увидел туалеты.
— Вы отдали распоряжение обыскать местность? Может, есть еще потерпевшие? — спросил я у полковника.
— Нет. Мы же могли затоптать следы и вообще...
— А если кто-нибудь еще лежит мертвый? Или живой и ждет помощи? Первое — помощь потерпевшим, а уж потом сбор улик — это записано в уставе.
— Да, я знаю, — отмахнулся Кент и подозвал сержанта: — Сделайте звонок, пусть сюда прибудет взвод лейтенанта Фуллхема с собаками.
Прежде чем сержант козырнул, голос с верхнего ряда сидений произнес:
— Я уже сделала это.
Я поднял голову к мисс Санхилл:
— Благодарю.
— Не за что.
Мне хотелось вообще не замечать ее, но это было невозможно. Я повернулся и пошел на стрельбище. Кент шагал медленнее и немного поотстал. Двое полицейских стояли в положении «вольно», не глядя на мертвое тело капитана Энн Кемпбелл.
Я остановился, не доходя нескольких шагов до нее. Она лежала на спине. Как и сказал Кент, на ней ничего не было, кроме спортивных часов на левой руке. В трех-четырех футах от тела валялось то, что в армии зовется «коммерческое белье», — ее лифчик. Формы нигде не было видно. Не было ни ботинок, ни носков, ни фуражки, ни ремня с кобурой и пистолетом. Но самым страшным было, пожалуй, то, что Энн Кемпбелл буквально распяли на земле, привязав запястья и лодыжки к палаточным кольям. Колья были из зеленого пластика, шнур из зеленого нейлона — из армейского снаряжения.
Энн Кемпбелл было около тридцати лет, с хорошей фигурой, какая бывает у женщин — инструкторов по аэробике: стройные, прекрасной формы ноги, упругие мышцы на руках, нигде ни дряблости, ни жирка. Даже в мертвой можно было угадать женщину с вербовочных плакатов. Красивое лицо, в котором все было на месте, и волосы до плеч — может быть, на пару дюймов длиннее, чем положено.
Вокруг шеи Энн обмотан несколько раз тот же нейлоновый шнур, которым были привязаны ее запястья и лодыжки, а под ним ее трусы, которые натянули через голову и подсунули под шнур, чтобы не перерезать горло. Я знал, что это значит, хотя другие, думаю, не знали.
Подошла Синтия и молча встала около меня. Я опустился на колени и увидел, что лицо Энн Кемпбелл сделалось восковым, а кожа так просвечивала, что на щеках выступил мертвенный румянец. Полированные ногти на пальцах рук и ног потеряли розоватый цвет. Лицо было не тронуто: ни ссадин, ни царапин, ни засосов, ни укусов. Другие части тела — тоже, насколько я мог заметить; если не считать непристойной позы, не было и внешних признаков изнасилования: ни спермы в паху, ни следов борьбы, ни крови, ни грязи, ни травы. Даже волосы почти не растрепались.
Я нагнулся и дотронулся до лица и шеи, где прежде всего начинается омертвение мышц, — они были еще мягкие. В подмышках тоже было тепло. Я заметил также изменения цвета кожи: на бедрах и ягодицах она стала фиолетовой, что говорило об удушье, это подтверждалось и наличием шнура вокруг шеи. Я нажал пальцем на то место, где ягодицы почти соприкасались с землей, и оно побелело. Когда я отнял палец, синева снова появилась. С достаточной долей уверенности я заключил, что смерть наступила не более четырех часов назад.
Давным-давно мне пришлось убедиться, что свидетельские показания не следует принимать за истину в последней инстанции, но на данном этапе хронология событий, изложенная сержантом Сент-Джоном, казалась убедительной.
Я нагнулся и заглянул в большие голубые глаза Энн Кемпбелл: они слепо смотрели на солнце, роговая оболочка еще не затуманилась, подтверждая, что смерть наступила недавно. Я осторожно приподнял одно веко и увидел, что некоторые крошечные сосудики лопнули, это тоже свидетельствовало о смерти от удушья. То, о чем рассказал Кент, и само место преступления пока что совпадали с моими наблюдениями и предварительными выводами.
Ослабив шнур вокруг шеи, я внимательно осмотрел трусы. Они не были порваны или испачканы ни кожей тела, ни чем-то посторонним. Под трусами я не обнаружил личных знаков, значит, их тоже взяли. В том месте, где шнур охватывал шею, виднелся тоненький поясок, едва различимый, если не приглядываться. Да, Энн Кемпбелл задушили, а трусы лишь ослабили давление на горло и шею.
Я поднялся и, обойдя тело, увидел, что подошвы Энн испачканы землей и травой. Это означало, что она несколько шагов прошла босой. Я нагнулся, осмотрел ее ступни внимательнее и обнаружил на подушечке под большим пальцем правой ноги смоляное или асфальтовое пятнышко. Очевидно, Энн стояла босиком на дороге. Это могло означать, что у машины она разделась или по крайней мере сняла башмаки и носки, и ее заставили пройти до этого места, около пятидесяти ярдов, босиком, а может быть, и голой, хотя трусы и лифчик находились у тела. Лифчик я тоже осмотрел, застежка спереди цела, не погнута и не сломана, на ткани не видно ни растяжения, ни грязи.
За все это время никто не произнес ни слова, слышно было только, как запели ранние птахи. Над грядой сосен за земляным валом поднялось солнце, и на стрельбище легли длинные тени.
— Кто из ваших людей первым попал на место преступления? — спросил я полковника.
Кент подозвал молоденькую девушку-полицейского, рядового первого класса, и сказал ей:
— Доложите этому человеку, что вы видели.
На бляхе у девушки значилось ее имя — Кейси. Она вытянулась и начала докладывать:
— В четыре часа пятьдесят две минуты мне по радио поступило сообщение о том, что на стрельбище номер шесть, примерно в пятидесяти ярдах западнее поставленной у дороги машины, обнаружено женское тело. Я находилась поблизости и в пять часов одну минуту подъехала к этому месту. Припарковала и заперла свою машину, взяла «М-16» и пошла на стрельбище, где и нашла тело. Пощупала пульс, послушала, есть ли сердцебиение, пыталась определить, дышит ли женщина, наконец, зажгла фонарик перед глазами жертвы, но они не реагировали на свет. Я решила, что жертва мертва.
— Что вы сделали потом? — спросил я.
— Вернулась к машине и вызвала помощь.
— Как вы шли к телу и назад — одной дорогой?
— Да, сэр.
— Видели ли вы еще что-нибудь помимо тела? Например, веревки, палаточные колья, предметы туалета?
— Нет, сэр.
— Вы прикасались к машине жертвы?
— Нет, сэр. Я не прикасалась ни к чему, что могло служить уликой. Только убедилась, что жертва мертва.
— Хотите что-нибудь добавить?
— Нет, сэр.
— Благодарю вас.
Рядовой первого класса Кейси козырнула, развернулась и пошла на свое место.
Кент, Синтия и я переглянулись, словно стараясь угадать, что думают и чувствуют другие. Воистину подобные минуты камнем ложатся на душу и навсегда остаются в памяти. Лично я не забыл эту страшную картину и никогда не забуду.
Минуту я смотрел на лицо Энн Кемпбелл, сознавая, что не увижу ее больше. По-моему, это важно, потому что устанавливается связь между живыми и мертвыми, между следователем и жертвой. Иногда это помогает; нет, не жертве — мне.
Мы вернулись на дорогу и обошли машину, в которой приехала Энн Кемпбелл, заглянули в окно на водительской стороне — оно было открыто. У многих военных машин нет ключей зажигания, только клавиша запуска стартера, и она была отключена. На переднем пассажирском сиденье лежала черная кожаная сумка, не армейская.
— Я хотела посмотреть, что там, но не решилась без твоего разрешения.
— Ну что ж, начало хорошее. Распотроши эту вещицу.
Синтия подошла к передней дверце на стороне пассажира, обернув руку носовым платком, открыла ее, потом, не снимая платка, взяла сумку, уселась на нижнюю скамью смотрового яруса и принялась раскладывать содержимое.
Я опустился и заглянул под машину. На асфальтовом покрытии ничего необычного не было. Потом потрогал выхлопную систему — местами она была еще теплая.
Я встал. Полковник Кент спросил:
— Есть идеи?
— Как вам сказать... Есть несколько версий, но я бы подождал результатов экспертизы. Надеюсь, вы вызвали экспертов?
— Естественно. Они уже в пути, из Гиллема выехали.
— Прекрасно.
Форт-Гиллем находится неподалеку от Атланты, в двухстах милях от Хадли, и там размещается главная лаборатория УРП, лучшее учреждение этого типа, обслуживающее всю континентальную часть Соединенных Штатов. Народ там работает классный и выезжает туда, куда требуется. Крупные или чудовищные преступления сравнительно редки в армии, и когда они случаются, лаборатория высылает лучшие силы. Ради нашего случая прибудет, думаю, целый караван.
— Когда прибудут, — сказал я Кенту, — скажите, чтобы внимательнее осмотрели подошву ее правой ноги. Она испачкана чем-то черным. Мне надо знать, что это такое.
Кент кивнул, но, очевидно, подумал: «Слона из мухи делают, горе-сыщики». Не исключено, что он на сто процентов прав.
— И распорядитесь прочесать всю местность в радиусе двухсот ярдов от тела, исключая непосредственно прилегающие пятьдесят ярдов. — Я знал, что это перепутает все следы, но стрельбище все равно затоптано до предела, а меня интересовали следы только в радиусе пятидесяти ярдов. — Пусть ваши люди соберут все, что не является растительностью: окурки, пуговицы, бумагу, банки, бутылки — и пометят, где что найдено. О'кей?
— Хорошо. Но я думаю, парень смылся, не оставив никаких следов. Вероятно, он был на машине, как и жертва.
— Думаю, вы правы. Но детали нам нужны для истории.
— Избежать нагоняя — вот для чего они нам нужны.
— Точно. Действуем согласно инструкции.
Действовать по инструкции — дело верное и иногда даже полезное. На сей раз, однако, я решил проявить инициативу, поэтому придется игнорировать многих важных шишек. Приятная сторона расследования.
— Распорядитесь запечатать личное дело и медицинские карты капитана Кемпбелл. Пусть их доставят к вам до полудня, — сказал я Кенту.
— Сделаем.
— И мне нужно помещение в вашем здании и секретарь.
— Один стол или два?
Я посмотрел на Синтию:
— Видимо, два. Но я еще не знаю...
— Не морочьте мне голову, Пол. Скажите прямо: беретесь за дело или нет?
— Посмотрим, что скажут в Фоллз-Черч. А пока отложите официальное сообщение до десяти ноль-ноль. Что еще? Да, пошлите пару рукастых ребят в кабинет капитана Кемпбелл. Пусть перетащат в хранилище для улик всю мебель оттуда, прежде всего письменный стол и ее личные вещи. Не выпускайте сержанта Сент-Джона и рядового Роббинз, пока я не повидаюсь с ними, чтобы они ни с кем ни слова. А вам, полковник, предстоит печальная обязанность нанести официальный визит генералу и миссис Кемпбелл. Поезжайте без предупреждения, возьмите капеллана и медика — на тот случай, если кому-нибудь потребуется успокоительное. Сейчас не нужно показывать им тело...
— Господи Иисусе... — кивнув, едва выдохнул полковник.
— Аминь... Прикажите вашим людям не болтать о том, что они здесь видели. Передайте экспертам из Гиллема также отпечатки пальцев рядового Роббинз и всех, кто был на месте преступления, включая, разумеется, ваши.
— Естественно.
— Прикажите опечатать сортиры на стрельбище. Чтобы никто туда ни ногой, включая экспертов. Я должен первым осмотреть их.
Я подошел к Синтии. Она складывала вещи убитой в сумку, все еще не сняв с руки платок.
— Есть что-нибудь интересное?
— Нет. Все как у всех: бумажник, деньги, ключи — и все вроде в целости. Еще чек из ресторана в офицерском клубе. Салат, цыпленок, сухое вино, кофе... Она ужинала примерно в то же время, когда мы выпивали.
Кент, присоединившийся к нам, спросил:
— Вместе выпивали — значит, вы знакомы?
— Выпивали мы по отдельности, — ответил я. — А знакомство у нас шапочное... Адрес капитана Кемпбелл известен? — обратился я к Синтии.
— Она, к сожалению, не на базе жила. Виктори-Гарденс на Виктори-драйв, сорок пятый коттедж. По-моему, я знаю это место: комплекс смежных домов.
— Я позвоню Ярдли — шефу полиции Мидленда. Он раздобудет ордер на обыск и встретит нас там.
— Не пойдет. Это дело семейное, Билл.
— Но мы не имеем права обыскивать дом вне военного городка. Нужен ордер от гражданских властей.
Синтия вынула из сумки Энн Кемпбелл ключи и подала мне, сказав:
— Я поведу машину.
— Вы не имеете права покидать расположение базы без соответствующего разрешения.
Я снял ключ от машины Энн Кемпбелл с цепочки и отдал Кенту вместе с ее сумкой:
— Прикажите разыскать ее машину и выставьте там охрану.
Мы пошли к «мустангу» Синтии.
— Вам лучше остаться здесь, — сказал я Кенту. — Держите все под контролем. А когда надумаете составить отчет, напишите так: «Бреннер сказал, что поедет в полицию Мидленда. Беру ответственность на себя, если не передумаю».
— Ярдли — мужик крутой, — произнес Кент. — Он кому хочешь хвост накрутит.
— Чтобы накрутить мне хвост, ему придется постоять в очереди. — Надо было успокоить Кента, чтобы он не наделал глупостей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57