— Вот именно. Давай рассуждать дальше. Возьмем обычного офицера. За двадцать минут Энн Кемпбелл соблазняет его, ведет в свой будуар, начинаются сексуальные игры с вывертами. Потом она его бросает или же просит оказать какую-нибудь небольшую услугу. Может быть, совсем маленькую, но идущую вразрез с правилами. Так повторяется раз, другой... Несчастный в двойственном положении: победа льстит его мужскому тщеславию, но потом его неизбежно мучает стыд, особенно если он женат и принимает всерьез уроки офицерской чести и прочее. Большинство мужчин не станут терзаться совестью из-за того, что поимели женщину, однако есть и такие, которым будет стыдно. Это офицеры, священнослужители, одним словом, видные люди, столпы общества. Так мы приходим к выражению «По сравнению с позором смерть — ничто». Это относится и к Энн Кемпбелл, и к генералу, и любому другому, кто желал смерти ей или себе. Вот почему мне кажется, что это был человек, который знал ее и считал, что убийство — верный способ покончить с позором бесчестья как жертвы, так и своим собственным. Кент — человек крутой, службист — вписывается в эту версию.
Я сообразил, что и сам думал об этом, правда, под несколько иным углом зрения. Но главное, мы с Синтией составили психологический портрет убийцы, который близко напоминал Кента. Человек задним умом крепок.
— Кент значит Кент... — проговорил я.
— А вот и он. Легок на помине.
В бар вошел полковник Кент. Многие сидящие в зале посмотрели на него. Любой начальник полиции в воинской части привлекает к себе внимание. Одни смотрят на него с уважением, другие бросают косые взгляды. Но здесь, в Хадли, где произошло сенсационное убийство, он в одночасье стал знаменитостью.
Кент подошел к нам. Мы встали. С глазу на глаз я мог послать его куда подальше, но на людях приходится держаться по уставу.
Кент сел, мы тоже. Подошла официантка, он заказал нам еще по порции, себе же велел принести джин с тоником.
— Я плачу, — оборвал он.
Мы поболтали о том о сем — жара, бессонные ночи, у людей сдают нервы. Ни слова об убийстве. Но Кент, как профессионал, понимал, что выпить его пригласили неспроста. Чувствовал, что ставят мышеловку.
— После похорон вы еще останетесь ненадолго, чтобы ввести фэбээровцев в курс дела? — неожиданно спросил он.
— Придется, — ответил я. — Но вечером хотелось бы отвалить.
Через несколько минут последовал еще один вопрос, правда, совсем из другой оперы.
— Как вы друг с другом, ладите? — Кент улыбнулся. — Или я задаю наводящий вопрос?
Синтия тоже улыбнулась:
— Стараемся восстановить дружеские отношения.
— Где вы познакомились?
— В Брюсселе.
— Хороший город.
Разговор шел в том же духе. Время от времени, словно бы ненароком, Кент спрашивал: «Значит, убийца определенно не Мур?» — или что-нибудь в этом роде.
— Во всей этой истории мало что определенного, — ответила Синтия, — но думаем, что не он... Страшно подумать, мы чуть не обвинили невинного человека.
— Если Мур действительно невинный... Вы же утверждаете, что он связал ее и бросил.
— Да, он это сделал, — вставил я, — мы даже знаем, почему он это сделал, но раскрыть пока не можем.
— В таком случае Мур — соучастник преступления.
— С точки зрения закона — нет. Тут совсем другое дело.
— Странно. Ваша компьютерная дама нашла что искала?
— По-видимому, да. На беду некоторых, Энн Кемпбелл вела в компьютере любовный дневник.
— Ну и ну! И я там фигурирую?
— И не один, Билл. Там еще человек тридцать.
— Господи Иисусе... Я знал, что у нее много... Но не до такой же степени... Надо же быть таким дураком. Послушайте, а нельзя ли этот дневник засекретить?
— Как материал, содержащий государственную тайну? — улыбнулся я. — Посмотрю, что можно сделать с позиции национальной безопасности. Пока же решение будет принимать Главный военный прокурор, или министр юстиции, или оба. Я полагаю, вы в хорошей компании и не слишком выделяетесь.
— Да, но я полицейский.
— В дневнике есть имена куда более важных шишек.
— И то хорошо. Как насчет Фаулера?
— Не могу сказать. Кстати, вам известно, что Берт Ярдли тоже пользовался?
— Вы шутите!.. Ну и ну.
— Выходит, у вас с Бертом больше общего, чем думали. — Шутки в сторону, Билл. — Вы хорошо его знаете?
— Только по профессиональной линии. Встречаемся на ежемесячных собраниях полицейских округа.
Такие собрания — затея гражданская. Если бы я хорошенько подумал, то понял, что им, шефу городской полиции и начальнику военной полиции, нередко приходится работать вместе, чтобы не подставляться.
— Вы уже были в церкви? — спросил Кент.
— Нет, будем утром, на церемонии, — ответила Синтия. — А вы хотите побывать сегодня?
Он посмотрел на часы.
— Обязательно. Как-никак считался ее возлюбленным.
— Церковь просторная, для всех места хватает? — осведомился я.
Мы с полковником рассмеялись, но Синтию покоробило это грубое замечание, и она метнула сердитый взгляд.
— Миссис Кент все еще в Огайо? — спросил я.
— Да.
— Сколько там пробудет?
— М-м... еще несколько дней.
— Поездка неблизкая. Или она летела?
— Летела. — Кент выдавил усмешку. — На помеле.
Я тоже натянуто улыбнулся.
— Позвольте спросить — ее отъезд связан с грязными слухами о вас и капитане Кемпбелл?
— В какой-то степени... Мы с женой давно пытаемся наладить отношения. Она ничего не знала, только предполагала. Вы не женаты, но, надеюсь, поймете меня.
— Я был женат. Мисс Санхилл и сейчас замужем.
— Правда? За военным?
— Да, служит в Беннинге.
— Куда только не кидают нашего брата!
Приятный, ни к чему не обязывающий разговор. Два уорент-офицера из УРП и высший офицер, полицейский начальник, сидели, выпивали, болтали о жизни, любви, работе, и лишь иногда разговор прослаивался темой совершенного убийства. Любопытная техника допроса и вполне эффективная в соответствующих обстоятельствах. Я называю ее бутербродной техникой: хлеб, ломтик мяса, салат, кровь, сыр, томат, кровь и т.д.
Билл Кент отнюдь не был обычным подозреваемым, он догадывался, к чему устроены эти маленькие посиделки с разговором по пустякам, — такое у меня сложилось впечатление, и я понимал, что он это знает. Как в бальном танце, в момент очередного сближения мы с ним заглянули в глаза друг другу, и все окончательно поняли — он и я. В тот момент, когда преступник осознает, что попался, оба, он и сыщик, испытывают странную неловкость, и чтобы ее рассеять, преступник принимает беспечный вид, старается внушить, что дело его нисколько не касается. Бывает наоборот — преступник смелеет, становится развязным, словно говорит, что ему море по колено.
Кент не сделал ни того ни другого. Он сказал:
— Я рад, что попросил вас взяться за это дело. Боуз связан с ней, я в этом был почти уверен, но молчал, боясь ошибиться. Кроме того, у него в группе нет следователей по фактам убийства, и из Фоллз-Черч все равно прислали бы соответствующих специалистов. Или сразу же обратились в ФБР. К счастью, вы оба были здесь. — Он обратился ко мне: — Мы и раньше работали с вами, и я знал, что вы подходящая кандидатура. — Помолчав, Кент добавил: — Завтра в полдень вас отстраняют от дела. Но знаете, мне кажется, вы его к полудню завершите.
Мы посидели минуту-две молча, вертя в руках соломинки и салфетки. Мы с Синтией прикидывали, не убийца ли с нами за столом, а Кент грустно размышлял о крахе своей карьеры — это по меньшей мере — и, вероятно, ломал голову над тем, что бы сказать нам такое, что заставило бы нас убраться с базы до завтрашнего полудня.
Иных надо постоянно легонько подталкивать, поэтому я сказал Кенту:
— Билл, может быть, прогуляемся? Или зайдем в ваш кабинет? Есть разговор...
Он покачал головой, поднялся с места.
— Мне надо идти... Ну что ж... Надеюсь, эти мясники в морге не слишком ее обезобразили и гроб будет открыт. Хочу увидеть ее еще раз... У меня даже фотографии нет. От романов на стороне не много сувениров остается. — Кент печально усмехнулся.
На самом же деле «сувениров» было ползала. Мы с Синтией тоже встали, и я сказал:
— Пока никто не додумался, возьмите в качестве сувенира ее вербовочный плакат. За ними скоро будут гоняться.
— Наверное.
— Спасибо за выпивку.
Кент круто повернулся и пошел к выходу.
Глядя ему вслед, Синтия промолвила:
— Кент, надо думать, страшно расстроен неизбежным уходом из армии, предстоящим бесчестьем, сломанной семейной жизнью и смертью женщины, которую любил. Может быть, мы видим человека, охваченного горем. Или же... он и есть убийца.
— Трудно судить о человеке, которому приходится пройти через все это. И все-таки в его глазах есть что-то такое... У них собственный язык, идущий из глубины души. Они говорят о любви, несчастье, ненависти, о вине и невиновности. Глаза говорят правду, даже когда человек лжет.
— Да, глаза не обманут.
Мы долго молчали.
— Итак? — спросила Синтия.
Я посмотрел на нее, она не отвела взгляд, словно проверяла верность только что сказанного, и мы, не проронив ни слова, молча согласились, что Билл Кент — тот, кого мы ищем.
Глава 31
Мы не стали ужинать и выехали на Райфл-Рендж-роуд, чтобы попасть в Джордан-Филдз. Как и говорил Кент, на шоссе был установлен проверочный пост. Нам пришлось остановиться и предъявить документы. У выезда на Джордан-Филдз охрана тоже потребовала бумаги. На входе в ангар номер три мы еще раз прошли процедуру проверки.
Военные всегда стараются сбить журналистскую братию в стадо и запереть их в зале для пресс-конференции, где им самое место. Журналисты же норовят разбрестись и сунуть нос куда не следует. Армия объясняет строгости соображениями безопасности, пресса ссылается на традиционные и законные права. Последние десятилетия военные, получив по крайней мере один жестокий урок во Вьетнаме, берут верх.
Мой собственный опыт общения с прессой тоже начался во Вьетнаме. Пулеметный огонь противника прижал наше подразделение к земле. И вдруг подкатывает камера, и под нос мне суют микрофон.
— Какая сейчас обстановка? — спрашивает репортер.
Об обстановке говорил свист пуль, но я был молодой и глупый и ответил:
— Нас накрыл вражеский пулемет.
— Что вы собираетесь делать?
— Оставлю здесь вас с оператором, — говорю, а сам ползком-ползком назад.
Пусть без меня разбираются. Отснятый материал, наверное, до сих пор пылится на какой-нибудь архивной полке в назидание потомкам. Тех двоих ребят я больше не видел.
Людей в ангаре было мало. Эксперты разъехались — кто обратно в Форт-Гиллем, кто к местам новых происшествий. Оставшиеся человек десять заканчивали анализы, строчили отчеты.
Домашняя мебель Энн Кемпбелл стояла на месте, рядом с ее джипом и «БМВ», но служебного кабинета не было. За раскладным столом перед экраном компьютера сидела, зевая Грейс Диксон.
— Я реквизировала ее персональный компьютер. Сортирую файлы, читаю письма, дневник и прочее, но распечаток пока не сделала. Вы получили материал о Ярдли?
— Получил, спасибо.
— Клубнички здесь хоть отбавляй. Право, забавно.
— Примите перед сном прохладный душ для успокоения.
Грейс засмеялась и поерзала полным задом.
— Я просто приклеилась от жары к стулу.
— Где вы сегодня ночуете? — спросила Синтия.
— Есть тут один дом. Дискеты возьму с собой в постель. И никаких мужчин, обещаю... Обнаружила в ее дневнике главного капеллана. Неужели нет ничего святого?
Мне хотелось сказать, что спать с богиней — само по себе священнодействие, но решил, что дамы не оценят афоризма.
— Можете распечатать все записи, где упоминается полковник Уильям Кент?
— Конечно, могу. Мне это имя уже попадалось. Произведу сканирование, и все. Род занятий, должность — на тот случай, если пойдет без имени?
— Начальник военной полиции Форт-Хадли. Друзья зовут его Билл.
— Да, это он, попадался. Распечатать все материалы, где упоминается его имя?
— Все до последнего. Сегодня или завтра рано утром объявятся фэбээровцы. Полиция у входа их не остановит. Как только увидите кого-нибудь, выньте дискету и сделайте вид, будто печатаете отчет. Понятно?
— Понятно. Но вдруг у них есть ордер на обыск?
С военными легче иметь дело, потому что они без разговоров подчиняются приказам. Гражданские же задают лишние вопросы, требуют объяснений.
— Запомните, Грейс, вы печатаете отчет. Спрячьте дискету на себе. Если кому-то вздумается заглянуть вам под юбку, дайте нахалу пощечину.
Она рассмеялась:
— А если нахал хорошенький?
Очевидно, в почтенной даме взыграло либидо.
— Грейс, этот материал не должен видеть никто, кроме нас троих, — вступила в разговор Синтия.
— Хорошо-хорошо.
— Кэл Сивер еще не уехал? — спросил я.
— Нет, прилег вон там, — ответила она, и снова ее пальцы забегали по клавишам.
Я мало знаю о компьютерах и хочу знать еще меньше. Люди, которые работаю с ними, такие, как Грейс, немного чокнутые. Не могут оторваться от экрана, болтают, печатают, что-то бормочут, сыплют проклятиями, радостно вскрикивают и, похоже, способны длительное время обходиться без сна, еды и секса. И уж конечно, без меня. Мы с Синтией не стали беспокоить ее долгими прощаниями.
Я подкатил к рабочему месту Грейс чертежную доску, чтобы входящие не сразу ее увидели, потом разыскал в углу Кэла Сивера. Он спал без задних ног, но я растолкал его. Кэл поднялся, покачиваясь и изумленно озираясь вокруг. Я выждал несколько секунд, чтобы он пришел в себя, и спросил:
— Есть что-нибудь новенькое и любопытное?
— Нет. Приводим материалы в порядок.
— У тебя есть отпечатки пальцев и снимки следов полковника Кента?
— Само собой.
— Нашли его следы на джипе, на сумке Кемпбелл или в уборной?
— Нет. Но на месте происшествия полно отпечатков его обуви.
— Тебе принесли сапоги полковника Мура?
— Да. Я сравнил их с гипсовыми слепками неопознанной обуви. Следы ведут к телу, потом опять к дороге.
— План места происшествия составлен?
— А как же иначе?
Кэл Сивер подошел к передвижному щиту и включил освещение. На нем был пришпилен ватман с планом размером восемь футов на четыре. На плане был виден отрезок дороги, джип, начало смотровых скамеек, а по другую сторону дороги — часть стрельбища со стоячими мишенями и распластанная фигура жертвы, которую художник изобразил бесполой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57