— Я тоже желаю тебе удачи, воин, — процедил он.Он произнес это так, будто сказанные слова давались ему с трудом.Интересно, почему он назвал меня воином?Я прижал к себе прильнувшую к моему плечу Телиму.— Когда они пойдут снова, — говорил я ей, — спрячься внизу. Если будешь драться, ты, конечно, погибнешь. Когда они тебя найдут, делай все, как они говорят. Думаю, они сохранят тебе жизнь. — Я перевел взгляд на Луму и Вину. — Вас это тоже касается. Не вмешивайтесь в дела мужчин.Вина посмотрела на мальчишку Фиша.— Правильно, — кивнул он. — Иди вниз.— Не знаю, кто как, — ответила Телима, — а я просто не могу находиться на нижних этажах башни. Воздух там спертый. У меня от него кружится голова, — заявила эта нахалка.— У меня тоже, — улыбнулась Лума; ну, она-то могла бы и промолчать.— Точно, — вставила свое идущая у них на поводу маленькая дуреха. — Запах внизу невыносимый.— Ну что ж, — посочувствовал я, — придется вас выручать. Привяжем вас к лестничным перилам у входа в башню.— Боюсь, у тебя на это не хватит времени, — заметил выглядывающий за край стены Самос.Трубач в неприятельском лагере заиграл сигнал к атаке.Снизу началось движение, послышался топот бегущих ног.— Быстро вниз! — приказал я девушкам.Они отошли на шаг и остановились, бросая исподлобья упрямые взгляды, но опасаясь, однако, открыто выказать неповиновение.— Мы ведь признаем себя вашими рабынями! — наконец дерзко воскликнула Телима. — Если мы вас чем-то не устраиваем, накажите нас плетьми или убейте!Над головой у нас просвистела выпущенная из арбалета стрела.— Убирайся отсюда! — крикнул Вине Фиги.— Если я в чем-то тебе не нравлюсь, накажи меня плетьми или убей, — со слезами в голосе пробормотала она.— Ну нету у меня с сооой плети, не захватил! — рявкнул я, махнув рукой и отходя подальше от этих трех дур.Фиш нежно поцеловал Вину и подошел к зубчатому парапету.Девушки разобрали валяющиеся на полу мечи и, осторожно приблизившись, стали у нас за спиной.— Прощай, мой убар, — едва слышно пробормотала Телима.— Прощай, убара, — не оборачиваясь, ответил я.Тут же все вокруг утонуло в воинственном кличе осаждавших, и над краем стены замелькали концы приставных лестниц и длинных, предназначенных для штурма крепостных стен шестов. Забрасываемые на веревках металлические крюки снова со скрежетом заскользили по каменным плитам стены и зацепились за края бойниц парапета.До сих пор все атаки осаждающие производили с одной стороны крепостной стены, то есть со стороны площади. Теперь же я заметил группу арбалетчиков, прячущихся за каменными бойницами с той стороны стены, к которой вплотную подходили воды дельты реки и которую поэтому мы считали неприступной и безопасной. Арбалетчики боязливо озирались, опасаясь наших стрел, — не зная еще, что мы израсходовали их все до единой, — но они тем не менее уже стояли на парапете внешней стороны стены, и это свидетельствовало о том, что атаки теперь нам следовало ждать и отсюда.То, что происходило за внутренней частью крепостной стены, тоже не радовало слух: голоса и крики взбирающихся по лестнице осаждающих звучали все громче, все ближе.Арбалетчики, видя, что на головы им не обрушился град выпущенных нами стрел, и догадавшись, что это может означать, осмелели. Их предводитель приосанился и с гораздо более уверенным видом принялся отдавать распоряжения стоявшим рядом с ним людям. Он даже перегнулся через край парапета, очевидно, чтобы отдать приказание подниматься следующей группе осаждающих, но тут произошло нечто совершенно неожиданное.Я вдруг заметил, как какой-то металлический отблеск, какая-то неяркая вспышка света, выпущенная откуда-то с дельты реки, блеснула у него перед закрывающим лицо шлемом и с силой отбросила его голову назад. Перегнувшийся над краем парапета человек секунду помедлил, словно в раздумье, а затем, продолжая наклоняться все ниже и ниже, без единого звука соскользнул со стены.— Мне больно! — вскрикнула Телима. Я даже не заметил, как сдавил ей руку. Охваченный волнением, я вскочил на ноги.— Не высовывайся из-за прикрытия! — крикнул Самос.В это мгновение больше сотни металлических крюков одновременно взлетели над краем стены с обращенной к дельте стороны и, проскрежетав по каменным плитам, зацепились за край бойниц. Один из арбалетчиков бросился к краю стены и высунулся наружу, чтобы выяснить, что там происходит, но сильный удар отшвырнул его назад, и он упал, не успев даже взмахнуть руками. Из толстого шлема, закрывавшего ему лицо, торчала стрела, которая могла быть выпущена только из длинного крестьянского лука.Арбалетчики в страхе попятились.Однако на помощь к ним пришли осаждающие, первые ряды которых начали сплошной лавиной перехлестывать через парапет.Скоро они будут и на крыше башни.И тут со стороны, выходящей к дельте реки, на стену волна за волной стали выплескиваться еще сотни и сотни людей.— Ренсоводы! — вырвалось у меня.За спиной у каждого из появившихся со стороны реки виднелся длинный лук. Слаженными движениями, действуя четко, как на занятии, они быстро выстроились в ряд, единым взмахом извлекли из колчанов стрелы, приложили их к тетиве и одновременно натянули луки, ожидая команды. У меня перехватило дыхание. За спиной выстроившихся в ряд людей, на верхнем выступе парапета я увидел Хо-Хака. Он резко опустил поднятую руку, сопровождая взмах громким криком. В воздух взметнулись сотни стрел, в мгновение ока преодолев расстояние от одного парапета крепостной стены до другого. По соседству от Ха-Хака я заметил взобравшегося на стену Турнока, этого широкоплечего крестьянина с неизменным длинным луком, а рядом — его неразлучного приятеля, Клинтуса, с сетью и трезубцем на плече.Все вокруг нас словно взорвалось криками отчаяния, душераздирающими воплями и грохотом падающих приставленных к стенам лестниц и шестов. Вторая лавина обрушившихся на головы осаждающих стрел вызвала в их тающих рядах еще больший перепорешедший в настоящую панику. Напададающие — если теперь их еще можно было так назвать — уже не думали об оказании сопротивления, а искали лишь возможности укрыться где-от этой косящей всех подряд смерти. Они прятались и рассыпались по всей длине крепостной стены, протянувшейся от моего дома до занимаемой нами башни. Лучники вытянулись из-за парапета, обращенного к внутренней части имения, и обстреливали двор с отступающими по нему людьми. На мгновение среди мечущейся внизу толпы мне на глаза попался Лисьяк с побелевшим от ярости лицом, сжимахущий в руках свой капитанский шлем, украшенныйй гребнем из шерсти слина, рядом с которым, обернувшись к нам, отступал Хенрак — парень с повязкой на голове из перламутровых пластин, что так давно — или недавно? — продал за золото Порт-Кара своих ренсоводов-общинников. Следом за ними в развевающейся за спиной богатейшей накидке из пятнистых белых шкур морского слина, с мечом в руке шагал человек, лицо которого мне было незнакомо.— Это Клаудиус! Клаудиус! — воскликнул стоящий рядом со мной мальчишка Фиш.Так вот он каков, регент Генриса Севариуса, который пытался убить своего подопечного, подумалось мне.Я заметил, что пальцы юноши, сжатые в кулаки, побелели от напряжения.Трое человек вместе с толпой скрылись в моем доме.Турнок, сидящий на парапете, помахал над головой своим луком.— Капитан! — прокричал он.Клинтус также взмахнул рукой.Я поднял руку в ответном приветствии.Кивнул я и Хо-Хаку, ренсоводу. Я видел, как его люди научились обращаться с длинным луком, и нисколько не сомневался в том, что, выпущенные мной на свободу после моего столь удачно закончившегося сражения с захватившими их работорговцами, они на вырученные от торговли средства приобрели это грозное оружие и сделали его своим, относясь к нему с той же любовью и гордостью, как крестьяне. Не думаю, что после этого ренсоводы останутся столь же беззащитными перед людьми из Порт-Кара, как прежде. Теперь, с таким оружием в руках, они, вероятно, впервые за все время своего существования были действительно свободны, ибо кто же может чувствовать себя по-настоящему свободным, если не способен эту свободу защитить?— Смотри! — крикнул мне Самос.С крыши башни нам были хорошо видны не только все мои владения, но и отходящий от громадного внутреннего водоема канал, и даже открытые сейчас ворота.Я видел, как мечущиеся по двору люди покидают мои владения, но что гораздо важнее — я заметил, что по каналу, опустив мачту, медленно приближается один корабль, а за ним показывается из-за поворота другой.— Это «Верна»! — закричал я. — И «Тела»!На носовой палубе «Верны» в надетом на голове шлеме, с копьем в руке стоял Таб.Я мог себе представить, чего стоило ему привести сюда «Верну» и «Телу». Они, должно быть, шли сюда на поднятых парусах, которые теперь, несомненно, разодраны в клочья. Он рисковал не удержать корабль под беснующимся ветром и сделать его игрушкой волн, которые недолго забавлялись бы с ним, прежде чем превратить в обломки. Остальные корабли, конечно, все еще находятся в сотнях пасангов к югу.— Да, матросы Порт-Кара действительно мастера своего дела, — задумчиво заметил Самос.— Так ты тоже любишь этот город? — спросил я.Самос рассмеялся.— Еще бы! — ответил он. — Ведь здесь мой Домашний Камень!Я усмехнулся.Мы видели, как оба корабля вошли во внутренний водоем в центре моих владений, и лучники, выстроившись вдоль бортов, начали поливать стрелами тех, кто еще прятался среди строений двора.Продолжать сражение было бессмысленно, силы были слишком неравны, и вскоре мы увидели, как люди начали покидать укрытие и, бросив на землю оружие, опускались на колени.Я подхватил Телиму на руки; она смеялась и весело кричала.Потом я по веревке спустился с крыши башни на крепостную стену. Самос и Фиш поспешили следом.Навстречу уже шли Турнок, Клинтус и Хо-Хак.Мы обнялись.— Я вижу, вы все же подружились с длинным луком, — заметил я Хо-Хаку после первого приветствия.— Ты очень наглядно нам в этом помог, воин, — ответил он.В двух словах они рассказали, как Клинтус с Турноком, Турой и Улой обратились за помощью к ренсоводам, извечным недругам Порт-Кара, и те, к моему полному недоумению, подвергая риску собственные жизни, поспешили мне на выручку.Да, что ни говори, я слишком плохо разбираюсь в людях.— Спасибо, — сказал я Хо-Хаку.— Не за что, воин, — ответил он.Только такое вот «не за что» и имеет значение в подобной ситуации, только с нем скрыто настоящее мужество.Мы спустились с крепостной стены.— Здесь еще троих поймали, — сообщил подошедший матрос, кивая на мой дом.Мы с Самосом, Клинтусом, Турноком, Хо-Ха-ком и многими другими вошли внутрь.В центральном зале в окружении арбалетчиков стояли Лисьяк, Клаудиус и Хенрак.— Приветствую тебя, Таб, — поздоровался я, входя в зал.— Здравствуйте, капитан, — ответил он.К этому времени трое девушек, Лума, Вина и Телима, тоже спустились с башни и присоединились к нам.Лисьяк, едва завидев меня, вытащил спрятанный в складках одежды кинжал и бросился на меня. Реакция моя была быстрой, а наша стычка короткой. Через минуту он уже лежал на полу, выронив из рук свой шлем, украшенный гребнем из шерсти слила, этим символом принадлежности к Совету капитанов.— Я богат, — обратился к нам Клаудиус, поднимая глаза от окровавленного тела своего сообщника. — Я могу заплатить за свое освобождение.— Совет капитанов будет решать, как с тобой поступить, — ответил Самос.— Сначала этот вопрос буду решать я, — раздался у нас за спиной твердый голос.Мы обернулись.В дверях с мечом в руке стоял Фиш, мальчишка-раб.— Это ты! Ты! — закричал Клаудиус. Самос удивленно посмотрел на юношу и снова повернулся к Клаудиусу.— Странно, что ты приходишь в такое волнение при виде обычного раба, тем более мальчишки, — заметил ему Самос.Я вспомнил, какая цена была назначена за голову юного убара Генриса Севариуса.И вот он стоял перед нами, пусть клейменый, пусть с ошейником и в жалких обносках раба, но все тот же убар, что чувствовалось во всех его движениях и в гордой, царственной посадке головы. Он уже не был мальчиком. Он познал любовь женщины, познал ярость сражения. Он стал мужчиной.Клаудиус, сбросив с плеч накидку из шерсти белого морского слина и обнажив спрятанный под ней меч, с громким криком бросился на юношу и со всего размаху нанес ему сокрушительный удар.Юноша отбил его, не нанося ответного удара.— Как видишь, я не новичок в обращении с мечом, — сказал он. — Поэтому давай сразимся по-настоящему.Клаудиус оказался неплохим мечником, но вовсе не блестящим.Вскоре Фиш уже склонился над брошенной на пол накидкой из шерсти белого морского слина и вытер об нее измазанное кровью лезвие меча.Клаудиус еще мгновение стоял посреди зала, выронив меч и зажимая руками рану на груди, и затем беззвучно упал на каменные плиты.— Превосходно, — заметил Самос. — Клаудиус мертв. Причем погиб от руки простого раба. Фиш, мальчишка, рассмеялся.— Ну, а этот, — кивнул Хо-Хак на Хенрака, — из ренсоводов. Поэтому он — мой. Хенрак стоял побелевший как мел.— На ренсовом острове убили Зекиуса, — сказал, глядя ему в лицо, Хо-Хак. — Это был мой сын.— Не прикасайся ко мне! — взвизгнул Хенрак.Он бросился.было бежать, но бежать было некуда.Хо-Хак неторопливо, с какой-то торжественностью снял с себя оружие и бросил его на пол. Его горло все еще охватывал ошейник, который он носил с тех пор, как был рабом на галерах. С ошейника свисал, позвякивая при каждом его движении, тот же столь знакомый мне обрывок цепи. Непомерно крупные уши Хо-Хака были плотно прижаты к голове.— Осторожно! — закричала Лума. — У него нож!Хо-Хак медленно приблизился к Хенраку, пригнувшемуся, словно для прыжка, и выставившему перед собой длинный нож.Хенрак нанес удар, и Хо-Хак поймал его за запястье. Мощными руками, копившими силу все долгие годы сидения на веслах рабской галеры, Хо-Хак вывернул Хенраку руку, и нож со звоном упал на пол.После этого Хо-Хак схватил Хенрака за шиворот и за поясной ремень, поднял его над головой и, кричащего, отчаянно вырывающегося, вынес из зала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47