В этот день чествования моей победы я подготовил для своих приверженцев сюрприз.Хранитель опустил к подножию моего кресла тяжелый кожаный мешок, доверху набитый золотыми монетами — все до одной двойного веса — Коса, Тироса, Ара, Порт-Кара, даже далекого Тентиса и затерявшейся где-то на юге, отрезанной от остальных городов Тарии. Мало кто из присутствующих, за исключением сидевших поблизости, увидел, что было в мешке.— Послать за рабыней из Тироса! — приказал я.За столами раздались сдержанные смешки.Я поднял кубок и заметил, что он не наполнен. Я раздраженно оглянулся и окликнул проходящую мимо обслуживающую столы рабыню.— Где Телима? — недовольно спросил я.— Минуту назад она была здесь, — ответила рабыня.— Она пошла на кухню, — добавила вторая. Странно, я не давал ей разрешения уходить.— Позвольте, я налью вам паги, — попросила Сандра.— Нет, — ответил я, убирая от нее кубок, и, обращаясь к одной из рабынь, сказал: — Наказать Телиму плетьми и направить сюда. Меня нужно обслужить.— Да, хозяин, — ответила рабыня, торопясь выполнить мое приказание.Сандра, надув губы, опустила глаза.— Не раздражай меня, — бросил я ей, — иначе тоже получишь плетей.— Я только хотела обслужить вас, хозяин, — покорно ответила она.Я расхохотался. Нет, она действительно хитрая стерва.— Ты хотела налить мне паги? — спросил я. Она подняла на меня взгляд, и внезапно ее глаза засияли, а губы чувственно приоткрылись.— Нет, — с придыханием ответила она, — вина.Я окинул ее понимающим взглядом и уcмехнулся.Тут послышался звон цепей и, к удовольствию всех присутствующих, ко мне подвели Вивину.Я услышал шорох у себя за спиной и увидел, что Телима снова стоит на прежнем месте. Глаза у нее были заплаканы. Она несомненно получила четыре-пять плетей от старшего кухонного мастера, от которых ее старая репсовая туника служила плохой защитой. Я протянул ей свой кубок, и он был тут же наполнен.Я снова посмотрел на Вивину.Внимание всех присутствующих было приковано к ней. Даже некоторые из рабов, прислуживающих в дальнем конце зала, осторожно подошли поближе. Я заметил среди них и своего мальчишку-раба Фиша.Я внимательно рассматривал стоящую передо мной девушку. Она была самой главной моей добычей.Сегодня я уже представлял ее вместе с ее девушками-фрейлинами, закованных в цепи, перед Советом капитанов Порт-Кара, на котором были официально зачитаны результаты подсчета привезенных мною сокровищ и продемонстрированы их образцы, одними из которых несомненно являлись убара Вивина и ее фрейлины.В узких серебристых туниках, с руками, стянутыми за спиной позолоченными цепями, они были очень красивы и стояли на коленях, как рабыни удовольствия, среди слитков золота, драгоценных камней, многочисленных отрезов шелка и бочонков со специями. Та, которой предназначалось быть убарой острова Кос, стала добычей Порт-Кара.— Мои приветствия Вивине, — обратился я к ней.— Это имя — вы хотите, чтобы меня по нему знали впредь? — спросила она.В этот вечер, после возвращения с заседания Совета капитанов, я надел ей ошейник и поставил клеймо.Сейчас же на ней, кроме клейма и ошейника, были только кандалы.Она была очень красива.— Сними с нее кандалы, — сказал я приведшему ее человеку.Тот быстро исполнил приказание.— Развяжи ей волосы, — распорядился я.Волосы были развязаны и под восхищенные крики присутствующих густой волной упали ей на плечи.— На колени, — приказал я. Она опустилась на колени.— Тебя будут звать Виной, — сказал я. Она опустила голову, признавая данное ей мною имя. Затем она посмотрела на меня.— Примите мои поздравления, хозяин, — сказала она. — Это прекрасное имя для рабыни.— Итак, как твое имя? — поинтересовался я.— Вина, — ответила она.— Кто ты? — спросил я.— Рабыня.— В чем состоят твои обязанности, рабыня? — продолжал я.— Об этом хозяин мне еще не сообщил, — ответила она.Я внимательно наблюдал за ней. К тому времени на всех ее девушках уже были надеты ошейники и поставлено клеймо. Сейчас они сидели на цепях в моем доме. Я еще не решил, как с ними поступить. Возможно, отдам их своим офицерам и охранникам. Они могли бы быть выставленными в качестве приза на соревнованиях или послужить поощрительной наградой за верную службу для моего персонала. Также я забавлял себя идеей об открытии собственной пага-таверны в центральной части города — и назвать ее, к примеру, «Таверной сорока фрейлин». Б Порт-Каре не найдется больше ни одного владельца подобного заведения, в котором посетители обслуживались бы высокородными красавицами Тироса.Но все мое внимание было сосредоточено на этой девушке Вине, некогда бывшей Вивиной и собиравшейся стать убарой Коса, а ныне — обычной рабыне в доме Боска, рабовладельца из Порт-Кара.— Какие одеяния тебе принести? — спросил я у нее.Она подняла на меня глаза.— Это будет туника рабыни-горничной? — поинтересовался я. Она молчала.— Или, — продолжал я, — ты предпочитаешь духи и шелка рабыни наслаждения? На ее губах появилась усмешка.— Насколько я понимаю, — холодно заметила она, — меня в любом случае будут использовать в качестве рабыни наслаждения.Я не ответил и, достав из стоящего у моего кресла кожаного мешка, наполненного по большей части золотом, кусок сложенной материи, бросил ее девушке.Она поймала легкую полупрозрачную накидку, и в ее глазах появился испуг.— Нет! — воскликнула она.— Надевай, — приказал я.— Нет! Нет! — гневно закричала она, зажав в руке клочок материи.Она бросилась было бежать, но была тут же остановлена моими людьми. Она снова повернулась ко мне лицом.— Нет! Нет! — продолжала бушевать она.— Надевай! — повторил я.Вне себя от гнева, она накинула на себя одеяние.По залу прокатился громкий хохог.Убара Вивина стояла передо мной в одеянии рабыни-посудомойки.— На Косе, — сказал я ей, — ты была бы убарой. В моем доме ты будешь рабыней-посудомойкой.Едва сдерживая переполняющую ее ярость, краснея от стыда, в короткой тунике рабыни-посудомойки Вивина стояла под обращенными к ней со всех сторон взглядами присутствующих.Зал сотрясался от громогласного хохота.— Старший кухонный мастер! — позвал я.— Я здесь, капитан! — отозвался Телиус, появляясь из-за столов.— Подойди сюда, — приказал я. Мастер приблизился к столу.— Это наша новая кухонная служанка, — указал я ему на девушку.Он с хохотом обошел вокруг нее, сжимая в руке кнут.— Красивая, — одобрительно заметил он.— Смотри, чтобы она хорошо работала, — инструктировал я.— Она будет, — пообещал он. Вивина не спускала с меня пылающего бешенством взгляда.— Фиш! — позвал я. — Где раб-мальчишка Фиш?— Я здесь! — воскликнул он, показываясь из угла комнаты, откуда он вместе с другими рабами потихоньку наблюдал за тем, что происходит в зале.Я указал ему на девушку.— Ты находишь эту рабыню привлекательной? — спросил я.На его лицо отразилось полное недоумение.— Да, — робко ответил он.— Хорошо, — произнес я и повернулся к стоящей посреди зала Вивине. — Ты нравишься этому рабу. Фишу, — сказал я. — Значит, он будет пользоваться тобой.— Нет! — закричала она. — Нет! Нет!— Ты можешь ею пользоваться, — сказал я мальчишке.— Нет! — не унималась она. — Нет! Нет! Нет! Нет!Она бросилась на колени и, рыдая, протянула ко мне руки.— Он всего лишь какой-то раб! — глотая слезы, кричала она. — А я должна была стать убарой Коса! Убарой!— Он будет тобой пользоваться, — настойчиво повторил я.Не переставая захлебываться рыданиями, она закрыла лицо руками.Смех в зале стал еще громче. Я с удовлетворением оглянулся по сторонам. Из всех присутствующих не смеялась только Лума. В ее глазах блестели слезы. Во мне поднялась волна негодования. Завтра же, подумал я, она будет наказана плетьми.Стоя рядом со мной на коленях, Сандра заливалась хохотом. Поймав ее за волосы, я резким рывком отбросил ее от себя. Она тут же принялась целовать мне руку, но я снова отшвырнул ее от себя. Уже через мгновение ее щека опять терлась о мою ладонь.Мальчишка Фиш поглядывал на девушку Вину с легким состраданием. Они оба были еще слишком молоды: ему, вероятно, было около семнадцати, ей на вид — пятнадцать — шестнадцать. Поколебавшись с минуту, он подошел к ней и помог встать на ноги.— Я — Фиш, — сказал он.— Ты всего лишь какой-то раб! — закричала она, не желая даже взглянуть на него.Он взял ее за ошейник и, осторожно потянув за него вверх, заставил ее посмотреть ему в лицо.— Кто ты? — спросил он.— Я — убара Вивина! — раздраженно бросила она.— Нет, — покачал он головой. — Ты — рабыня.— Нет! Нет, — истерично повторила она.— Да, — сказал он, — и я тоже — раб.И тут он, ко всеобщему удивлению, держа ее лицо в своих ладонях, едва коснувшись, поцеловал ее в губы.Она смотрела на него сквозь застилающие ее глаза слезы.К ее губам, губам девушки, воспитанной в духе высокородных женщин, в отрезанных от окружающего мира покоях дворца на Тиросе, я полагаю, впервые прикасались губы мужчины. Она несомненно ожидала получить этот первый поцелуй, стоя в обвивающих ее тело шелках свободной спутницы, под сияющими золотистым огнем светильниками над ложем косского убара. Но именно здесь, а не в мраморном дворце убара Коса ей довелось встретить этот первый в ее жизни поцелуй. Не убарой приняла она его, и не убаром был он ей подарен. Этот поцелуй был встречен ею во дворце Порт-Кара, во владениях ее врагов, под чадящими на стенах варварскими факелами, стоя перед развалившимся за столом ее хозяином. И не в шелковых одеяниях свободной спутницы и убары стояла она, а в короткой измятой тунике рабыни-посудомойки, со стягивающим ее горло рабским ошейником. И губы, прикоснувшиеся к ее лицу, тоже были губами ничтожного раба.К нашему удивлению, она не выказала никакого сопротивления поцелую мальчишки.Он продолжал держать ее лицо в своих ладонях.— Я — раб, — сказал он.К нашему всеобщему несказанному изумлению, она, при всей своей холодности, высокомерии и неприступности, ответила ему долгим взглядом и подняла, с величайшей робостью, свои губы к его лицу, чтобы он, если ему это приятно, мог коснуться их снова.И он снова осторожно и бережно тронул их своими губами.— Я тоже рабыня, — едва слышно произнесла она. — Меня зовут Вина.— Ты достойна быть убарой, — сказал он, удерживая ее лицо в своих ладонях.— A ты — убаром, — прошептала она.— Я думаю, — сказал я ей, — ты найдешь объятия мальчишки Фиша, пусть и на рабской подстилке, более подходящими для себя, чем заваленную шкурами постель толстяка Луриуса, этого убара, в жены которому ты предназначалась.Она посмотрела на меня со слезами на глазах.— На ночь, — распорядился я, обращаясь к старшему кухонному мастеру, — скуешь их одной цепью.— Покрывало одно? — спросил он.— Да, — ответил я.Девушка снова разразилась рыданиями, но Фиш, осторожно поддерживая ее за руку, вывел ее из зала.Глядя на них, я рассмеялся.Остальные поддержали меня дружным хохотом.Шутка удалась на славу: действительно — не только сделать рабыней-посудомойкой девчонку, которой предназначалось стать убарой всего Коса, но и бросить ее в постель самому обычному мальчишке-рабу! Об этом еще долго будут рассказывать не только во всех портах Тассы, но и по всему Гору! Как посрамлены будут Кос и Тирос — извечные враги моего Порт-Кара! Какое это удовольствие — унизить врага! Как приятно иметь власть, богатство, успех!Нетвердой рукой я полез в стоящий у моих ног мешок и, набрав полную горсть золотых монет, швырнул их в зал, с улыбкой наблюдая, как падают на пол золотые кружочки, попавшие ко мне из Ара, Тироса, Коса, Тентиса, Тарии и самого Порт-Кара! Приверженцы мои с диким хохотом, расталкивая друг друга, полезли под столы, подбирая раскатившиеся по всему залу золотые монеты. И каждая из них — двойного веса!— Паги! — крикнул я, поднимая кубок, мгновенно наполненный Телимой,Жаль только, что Мидис с Табом не могут сейчас разделить со мной весь этот триумф. Я стоял, покачиваясь и держась рукой за стол.— Паги! — потребовал я, и Телима снова наполнила мой кубок. И тогда опять полез в мешок и, зачерпнув пригоршню золотых кружочков, с диким хохотом швырнул в самый дальний конец зала, криком подбадривая бросившихся подбирать их, ползающих по полу на четвереньках моих приверженцев.Я пил и расшвыривал монеты, пил и расшвыривал.Зал наполнился безудержным хохотом и ликующими воплями.— Да здравствует Боcк! — доносилось до меня со всех сторон. — Слава Боску, адмиралу Порт-Кара!Я с остервенением швырял пригоршни все новых золотых кружочков в зал, и все громче звучали в ответ прославляющие меня голоса моих при верженцев.— Да! — кричал я и сам. — Да здравствует Боек!И все подносил и подносил Телиме свой ненасытный кубок.— Слава Боску! — стояло у меня в ушах. — Слава адмиралу Порт-Кара!— Да! — хрипел я. — Да здравствует Боек! Да здравствует!До меня донесся какой-то словно исполненный страха крик, и я, повернувшись, сквозь застилавшую мне глаза мутную пелену разглядел сидящую на краю стола, прикованную к нему Луму. Она смотрела на меня. В ее глазах застыл ужас.— Ваше лицо! — воскликнула она. — Что с вашим лицом?Пошатываясь на нетвердых ногах, я недоуменно уставился на нее.В зале внезапно воцарилась тишина.— Нет, — пробормотала она, встряхивая головой. — Ничего. Уже ушло.— Что случилось? — спросил я.— Ваше лицо… — едва слышно ответила она.— Что с ним? — не понял я.— Нет-нет, ничего, — она опустила глаза, г. — Что с ним такое? — потребовал я ответа.— На мгновение, — пробормотала она, — я подумала… мне показалось… что это лицо Сурбуса.Кровь ударила мне в голову.— А-аа! — завопил я вне себя от ярости и изо всех сил отшвырнул ногой стол, за которым я сидел, сметая с него блюда и кубки с паги. Тура и Ула истерично закричали. Сандра, в ужасе закрыв лицо руками, с диким воплем кинулась прочь, звеня совершенно неуместными в начавшейся панике колокольчиками. Лума, ошейник которой был цепями прикован к ножке перевернутого мной стола, упала вместе с ним на пол, тщетно пытаясь выбраться из-под сыплющихся на нее объедков. Рабыни заметались по залу.Бешенство клокотало во мне. Я схватил стоящий у подножия кресла мешок с золотом и, высоко подняв его над головой, со всего размаху швырнул его в середину зала, усеивая золотым дождем копошащихся на полу, подбирающих монеты моих приверженцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47