..
Или, скажем, 10-я армия, отразив в мае вражеские удары, занимала в Августовских лесах очень сильные позиции, построенные профессионалами-саперами, оборона была в несколько полос, месяц ее наращивали и совершенствовали. И вдруг, безо всяких атак неприятеля,отступать (когда пало Ковно). И рождались слухи - "измена"! Или "глупость"... Что опять-таки вызывало неуверенность, оборачивалось случаями паники и сдачи в плен. И тыловая "общественность" была недовольна, обвиняла Алексеева в "мании отхода", в том, что он "сохраняет живую силу, но топит дух". Однако прорыв под Ковно потребовал еще более глубокого отступления, чем предполагалось изначально. Ставка покинула Барановичи и перебазировалась на 300 км восточнее, в Могилев. А Алексеев 28.8, когда немцы вышли примерно на линию современной польско-белорусской границы, приказал без боя эвакуировать крепости Гродно и Брест-Литовск, устаревшие и способные стать лишь ловушками для гарнизонов. Причем в Бресте пришлось бросить большие склады войскового имущества, вывезти их уже не смогли, а уничтожить не успели.
30.8 Алексеев издал директиву об отводе фронта на рубежи Гродно Пружаны - верховье р. Ясельда (приток Припяти). И зная, насколько непопулярны в стране подобные его решения, отдав этот приказ, обратился к Верховному Главнокомандующему с просьбой об отставке. Которая не была принята. Ведь в Ставке хорошо понимали, что Михаил Васильевич сделал невероятное. В жутких условиях снарядного, винтовочного голода, без подкреплений, спас фронт от полной катастрофы, и несмотря на большие потери, сумел не только вывести армии из-под ударов, но и сохранить их боеспособность. Если на маршах, во время отходов, части порой заражались пессимизмом, оказывались легко подвержены панике, то стоило им встать на позиции, почувствовать плечо соседей, восстановить управление, связь и тыловое обеспечение, как они снова были готовы сражаться. И лучше всего об этом свидетельствуют сами немцы - в мемуарах их военачальников то и дело упоминаются "упорство", "воля", "отчаянная решимость" русских войск. Описывается и "парадокс" - вместо того, чтобы сломив сопротивление обороняющихся, гнать их чем дальше, тем легче, германские дивизии по мере своего продвижения встречали "все более сильное" сопротивление. Хотя в принципе подобное явление вполне объяснимо - ведь "прорывов" как таковых было мало, соединения отводились планомерно, на заранее выбранные рубежи, линия фронта сокращалась и уплотнялась. А наступающие выдыхались, тоже несли значительный урон, отрывались от тыловых баз и им все труднее было поддерживать свое главное преимущество - в артиллерии.
И на рубежах белорусских речек противника наконец-то остановили. Причем сами русские не считали себя побежденными. Когда британский представитель ген. Нокс решил поинтересоваться их настроениями и спросил выбранного наугад солдата, что он думеет насчет дальнейших действий после такого поражения, тот отшутился: "А чего? Если надо, будем отступать до Урала. Но и от преследующих армий тогда останется один немец и один австриец. Австрийца, как водится, возьмем в плен, а немца убьем". Несмотря на прославленный "английский юмор", русского юмора Нокс, похоже, не понял. И в ужасе доложил своему командованию, что союзники готовы отступать хоть до Урала. Что же касается германских военачальников, то Фалькенгайн округло писал: "Выполненные операции не достигли вполне своей цели". А Гинденбург (поскольку провалилась идея не его, а Фалькенгайна) подвел более определенный итог: "Русские вырвались из клещей и добились фронтального отхода в желательном для них направлении".
42. БАЛТИКА И ВОЛЫНЬ
Русские моряки прекрасно понимали, что захватив такую базу, как Либава, германский флот рано или поздно попытается нанести удар по Риге, а то и по Петрограду, и тщательно готовились к этому. Усиливалась оборона Финского залива - здесь начала создаваться вторая, передовая минно-артиллерийская позиция. Предпринимались и меры по защите Рижского залива. В течение лета осуществлялись и другие операции, обе стороны несли потери. 4.6 немецкая субмарина U-26 лейтенанта Беркгейма, уже имеющего на своем счету крейсер "Паллада", потопила минный заградитель "Енисей". А 2.7 произошел бой у о. Готланд. Талантливый начальник связи Балтфлота контр-адмирал Непенин был энтузиастом разработки и внедрения различных технических новинок и впервые применил радионаведение. В районе действия наших крейсеров был обнаружен отряд вражеских кораблей, за ними установили наблюдение и навели на них свои превосходящие силы. В итоге германские крейсера, получив различные повреждения, ретировались с поля боя, а немецкий минный заградитель "Альбатрос" был выведен из строя.
В августе обстановка обострилась. Как и предполагалось, одновременно с наступлением в Польше и Литве немцы попытались захватить Ригу. Планировалось взять ее примерно так же, как Либаву - подвести крупные силы флота, бомбардировать взморье, высадить десанты, легкими кораблями проникнуть в устье Двины (Даугавы), и тогда с суши можно будет направить относительно небольшую подвижную группировку, не отвлекая войск с главных направлений, чтобы одним броском овладеть городом. Однако на входе в Рижский залив германский флот встретил многочисленные минные заграждения, понаставленные Колчаком. Пришлось долго и упорно их тралить, а наши моряки всячески препятствовали этому, обстреливали тральщики, бомбили с гидропланов, действовали подводными лодками. И добавляли новые мины, в том числе и под носом у врага, на уже очищенных местах. Немцы потеряли несколько миноносцев, транспортов и тральщиков, ряд их крейсеров в результате подрывов получил серьезные повреждения.
Корабли Балтфлота, несмотря на подавляющее неравенство сил, дерзко вступали в схватки с прорывающимся противником. Так, 16.8 старенький броненосец "Слава" начал артиллерийскую дуэль с двумя германскими линкорами. Они имели огромное преимущество в количестве орудий, но решили вообще не рисковать и использовать другое преимущество - в дальности огня. Расстрелять русский корабль, оставаясь вне досягаемости его пушек. И тогда команда "Славы" затопила отсеки одного борта. Броненосец накренился, угол подъема орудий увеличился, и снаряды стали ложиться рядом с немцами. После нескольких точных попаданий линкоры предпочли убраться. А 17.8 эсминец "Новик" вступил в бой с двумя новейшими германскими эсминцами, V-99 и V-100. Причем одного загнал на минное поле, тот подорвался и затонул, а другому нанес сильные повреждения.
Немецкой эскадре все же удалось протралить фарватеры и войти в Рижский залив. Но было выиграно время. Русское командование успело сосредоточить на этом участке дополнительные войска. С 17.8 они были выделены в новый фронт, Северный, главнокомандующим которого стал ген. Рузский. В составе фронта было 3 армии (28 дивизий). 6-я прикрывала побережье, 12-я - Ригу, а 5-я оборонялась восточнее до стыка с войсками соседнего фронта, который стал называться Западным. Успели и организовать береговую оборону хотя бы на важнейших направлениях. А германский флот, не в силах добиться никаких дальнейших результатов, почувствовал себя в ограниченной акватории залива как в ловушке. Негде было укрыться от русских субмарин, а отряд Колчака продолжал ставить мины в самых неожиданных местах. Наверх сыпались доклады, что "в Рижском заливе... велика опасность от русских мин и подводных лодок". Немцы несли новые потери. В числе прочих погибла на минах и самая знаменитая на Балтике субмарина U-26. Огромная вражеская эскадра по сути "потопталась на месте" и 22.8 во избежание более крупного урона покинула Рижский залив. Тирпиц резюмировал: "Насчет Рижской экспедиции я не совсем доволен; она была осуществлена несмотря на мой телеграфный протест, и мы и вправду потерпели фиаско и понесли чувствительные потери без всякой пользы для себя". А кайзер выразился более откровенно: "Мы совершили прыжок в воздух, а русские одержали большую морскую победу". Ну а уход флота, в свою очередь, сорвал и сухопутное наступление.
В это же время ожесточенное сражение разыгралось и на другом фланге русских фронтов - на Украине. В течение июля положение тут оставалось стабильным. 8-я, 11-я и 9-я армии Юго-Западного фронта стояли на прежних рубежах, по Зап. Бугу, Стрыпе и Днестру. Успели привести себя в порядок и пополниться. Так, в 8-й армии удалось довести состав дивизий с 3-4 до 5-7 тыс. штыков. Однако количество войск здесь уменьшалось по другой причине то одно, то другое соединение забирали на Северо-Западный фронт, чтобы поддержать поредевшие отступающие войска и организовать оборону на новых рубежах. И Иванов был настроен пессимистично, считая свои армии слишком малочисленными, чтобы противостоять врагу, и не надеясь остановить его.
В августе между германским и австрийским командованием возникли разногласия. Как уже отмечалось, немцы стали склоняться к варианту Гинденбурга и переносу главных усилий в Прибалтику, а на южном фланге перейти к позиционной войне. Конрад возражал и настаивал на продолжении действий на своем участке - предлагал вернуть районы Галиции, все еще остающиеся у русских, а заодно захватить Волынь. К общему мнению стороны так и не пришли, поругались, и Германия вывела войска Макензена из подчинения австрийскому командованию, перебрасывая их на направления, которые считала более важными,- ведь в ходе польской операции немецкие армии тоже были серьезно измочалены, и для реализации новых замыслов приходилось собирать все, что можно. Ну а Конрад решил осуществить свое наступление самостоятельно, только австро-венгерскими частями.
У русских же ситуация создалась сложная. По мере отступления Западного фронта, между ним и Юго-Западным оказалось Полесье - огромная, заросшая лесами и заплывшая болотами долина Припяти. Которая по всем военным наставлениям того времени считалась непригодной для ведения масштабных боевых действий. И действительно, отходящим соединениям 3-й армии (13-я была расформирована и слилась с ней), чтобы сохранить единство своих сил, никак нельзя было влезать в болота и распыляться по узким, малопроходимым дорогам. Поэтому она, обтекая Полесье, откатывалась на северо-запад. И между ней и правым флангом 8-й армии образовался разрыв в 70 км, прикрытый лишь кавалерией. К тому же, имея этот открытый фланг, Юго-Западный фронт остался выдвинутым вперед по отношению к Западному. А разведка докладывала, что противник готовится к наступлению. И Иванов решил выправить положение, сократив линию фронта и уравняв ее с соседями.
Армии Брусилова он приказал войти в пределы России на рубеж р. Стырь и правым флангом опереться на г. Луцк - севернее, как считалось, уже начинались непроходимые болота. Соответственно отводились и 11-я армия, на Серет, чтобы сомкнуться с обороной по Стыри, а южнее к ней пристраивалась 9-я. Но как раз этим отходом Конрад и попытался воспользоваться - случай представился превосходный, его дивизии как раз изготовились, и он бросил их вперед, чтобы ударить на отступающих русских, разгромить и на их плечах захватить значительную территорию. Иванов, узнав о начавшемся наступлении, вообще впал в прострацию. Считал уже потерянной всю Правобережную Украину, писал в Ставку рапорты о необходимости эвакуации Киева (до которого оставалось 300 км) и даже Одессы - поскольку, по каким-то его соображениям, враг должен был нанести удар именно туда, чтобы вовлечь в войну Румынию. Ну и тогда вообще конец... А чтобы остановить противника, он выдвигал фантастический проект - выселить и выжечь всю прифронтовую полосу на 100 км в глубину, чтобы неприятель застрял там без продовольствия. Такого ему, конечно, не разрешили, но прогнозы главнокомандующего получали известность, да и без того сам факт очередного вражеского наступления после предыдущих поражений создал на Украине атмосферу крайне нервозную. В Киеве возникла паника, началась эвакуация. Крестьяне, собираясь уходить с насиженных мест, задерживались с посевом озимых. В Подольской губернии (Хмельницкая обл.) жители по распоряжению местных властей, а то и по собственной инициативе копали окопы для войск и ожидали команды для эвакуации.
Однако опасения не оправдались. Все командармы Юго-Западного фронта были отличными военачальниками и отход организовали четко, с закреплением на промежуточных рубежах. А когда австрийцы ринулись в преследование, то сами крепко получили. Армия Лечицкого нанесла им чувствительный удар на Хотинском шоссе, погнав назад чуть ли не до самых Черновиц, откуда начиналось отступление. А армия Щербачева организовала встречный контрудар под Тернополем, учинив врагу настоящий разгром и взяв 35 тыс. пленных. Кстати, чтобы подбодрить тыловое население, этих пленных отправили в Москву, и по ее улицам провели "парад завоевателей" (Сталин впоследствии перенял и повторил данную идею).
Но на участке 8-й армии положение сложилось действительно угрожающее. Она была значительно ослаблена, половину ее дивизий забрали на север, в Белоруссию. А у австрийцев после расформирования группы Макензена освободилось 2 армии - 1-я и 4-я. Их он и направил сюда. 1-я атаковала с фронта, а 4-ю Конрад бросил как раз в открытый полесский фланг. Опрокинув кавалерийские заслоны, она взяла Ковель и двинулась в глубь российской территории - даже не пытаясь развернуть в здешних болотах боевые порядки, а компактной массой, по шоссе. Войска Брусилова отступали, жестоко отбиваясь. Командиру 13-го полка Железной дивизии Маркову было приказано прикрывать переправу через Стырь, пока не пройдут свои части, а потом взорвать мост. Но за войсками шли многотысячные обозы беженцев, уже наслышанных о зверствах и насилиях оккупантов. И Марков с одним полком еще целые сутки отбивал атаки многократно превосходящего врага, ожидая, пока не переправится последняя беженская подвода, и лишь после этого счел возможным отступить и уничтожить мост, за что был награжден орденом Св.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142