Масштабов катастрофы он не знал, наоборот, 11-я и 9-я одерживали победы. Армия Щербачева вышла к Лесистым Карпатам и атаковала перевалы, войска Лечицкого наносили удары на Коломыю и Делатынь, а его 32-й корпус начал штурм Черновиц. Правда, неудачный - корпус состоял из 2 необстрелянных ополченских дивизий, а город был сильно укреплен, атакующих встретил огонь 12-дюймовых орудий, оставляющих 10-метровые воронки. И штурм захлебнулся, удалось взять лишь передовые позиции. Но оставлять с таким трудом отбитую территорию казалось просто глупостью вышестоящих штабов. Брусилов созвонился со Щербачевым и объяснил, что если его армия замешкается, то ей перекроют выходы с перевалов и не позволят спуститься с гор. Однако корпуса 11-й уже втянулись на узкие карпатские дороги, им требовалось время, чтобы выйти назад, и по просьбе Щербачева левофланговые части 8-й армии были задержаны. А между тем, противник обнаружил отход Брусилова и навалился на этом участке, чтобы выйти в тыл войскам Щербачева. Начал такую бомбардировку, что еду и боеприпасы можно было подвозить только по ночам. Несколько атак отбили, потом дивизия Деникина получила приказ отступать, а приданные ей 2 полка еще должны были задержаться. И понесли огромные потери. Архангелогородский полк погиб почти полностью, очутившись и полукольце и простреливаемый со всех сторон.
3-я армия закончила отход к Сану 13.5. В сражении она потеряла убитыми, ранеными и пленными 140 тыс. чел. Радко-Дмитриев был смещен, вместо него назначен командир 12-го корпуса ген. Леш (корпус принял Каледин). Армия заняла позиции к северу от Перемышля, 8-я к югу. Оборона этого района была возложена на Брусилова, для чего ему подчинили и остатки 3-й армии. А Фалькенгайн как раз собирался остановить операцию - ее цели были достигнуты. Но фон Сект уговорил его продолжить наступление, доказывая, что русские разгромлены и надо развивать удар, пока они не получили подкреплений и не организовали оборону. И немцы, перегруппировавшись, нанесли сосредоточенный удар на Ярослав, подступы к которому прикрывал 24-й корпус - в котором осталась всего одна поредевшая 49-я дивизия. В ожесточенных боях город был взят, и к 16.5 русских отбросили за Сан. А на следующий день германские гвардейские полки смогли переправиться через реку и захватить плацдарм, после чего вклинились между частями 24-го и 3-го Кавказского корпусов и принялись расширять прорыв. Атаки начались и на других участках. Положение осложнялось тем, что теперь уже и в 8-й армии, имевшей к началу сражения некоторый запас снарядов, они кончились.
Деникин вспоминал о битве под Перемышлем: "Одиннадцать дней жестокого боя 4-й Железной дивизии... Одиннадцать дней страшного гула немецкой артиллерии, буквально срывающей целые ряды окопов вместе с защитниками их... И молчание моих батарей... Мы почти не отвечали - нечем. Даже патронов на ружья было выдано самое ограниченное количество. Полки, истощенные до последней степени, отбивали одну атаку за другой - штыками или стрельбой в упор; лилась кровь, ряды редели, росли могильные холмы... два полка почти уничтожены одним огнем... Когда после трехдневного молчания нашей единственной 6-дюймовой батареи ей подвезли 50 снарядов, об этом сообщено было по телефону немедленно всем полкам, всем ротам; и все стрелки вздохнули с радостью и облегчением". Он писал, что в этих боях "в первый и единственный раз я видел храбрейшего из храбрейших Маркова в состоянии, близком к отчаянию". Марков выводил из шквала огня остатки своих рот, а рядом шел командир 14-го полка. Разорвался снаряд и осколком снес ему голову. Туловище, из которого хлестала кровь, стояло еще несколько мгновений. И Марков, залитый кровью соседа, зашагал дальше...
Тем не менее, на какое-то время положение удалось стабилизировать. Ставка прислала из своего резерва 5-й Кавказский корпус, 2 корпуса перебрасывалось с Северо-Западного фронта. Почти на всех участках 8-й армии, несмотря на сильнейший натиск, атаки были отражены. А на южном фланге фронта была даже одержана крупная победа - здесь войска 11-й и 9-й армий разгромили и отбросили австро-германскую группировку, пытавшуюся прорваться через Днестр и выйти на Львов с тыла. Угрожающая ситуация складывалась лишь севернее Перемышля. Немцы здесь, продолжая постепенно теснить остатки 3-й армии, захватили два больших плацдарма за Саном, в районе г. Сеняво и у Ярослава. Несмотря на русские контратаки, прочно закрепились и объединили плацдармы, так что весь берег на протяжении 70 км от Перемышля до г. Рудника оказался в руках противника. Макензен сделал передышку, накапливая силы на плацдарме, и 24.5 нанес новые удары.
Его замысел Брусилову был ясен. От Перемышля на восток вела единственная железная дорога. И противник с севера, с плацдарма, и с юга, через Сан, нацелился выйти к станции Мостиска, перерезать магистраль, взять в кольцо крепость вместе с гарнизоном и рассчитаться за мартовскую победу русских. На самом деле "крепости" как таковой Перемышль уже не представлял. Большинство его фортов были разоружены, почти все имущество и трофеи эвакуировано. В нем оставалась лишь небольшая часть артиллерии и 3 тыс. ополченцев для охранной службы. И естественно, прочно удерживать город при таком положении было невозможно. Очевидно, это понимало и вышестоящее командование. Но понимало и другое - что сдача Перемышля, взятие которого отмечалось с таким триумфом, нанесет удар по престижу русских армий, даст прекрасный повод для торжества вражеской пропаганде и поднимет дух противника. И комендант Перемышля Делевич получал указания то грузить оставшуюся артиллерию в поезда, то вернуть на позиции. В конце концов он взмолился, чтобы не изматывали людей, вынужденных заниматься то погрузкой, то разгрузкой и дали четкий приказ, защищаться или эвакуироваться. О том же запрашивал штаб фронта Брусилов, но ответы шли обтекаемые. То требовалось "смотреть на Перемышль только как на участок фронта, а не на крепость", то приказывали его "удерживать, но не защищать во что бы ни стало".
Командарм стал действовать по своему усмотрению. С юга врагу прорваться так и не удалось, но с севера плацдарм расширялся, и опасность перехвата железной дороги стала реальной. Поэтому Брусилов забрал из города большую часть гарнизона, чтобы защищать эту коммуникацию и сохранить таким образом пути отхода и эвакуации. В помощь ему вдруг прислали сильные подкрепления - 2-й Кавказский и 23-й корпуса. Но одновременно Иванов прислал и приказ, как распорядиться этими соединениями. Ими предписывалось нанести контрудар на Любачув - не под основание, а в вершину выступа германского плацдарма. Возражения Брусилова и его предложения по изменению плана в расчет не приняли. В результате получилась лобовая атака позиций неприятеля, имевшего много артиллерии и пулеметов, и войска не продвинулись ни на шаг, только понесли потери. А из Перемышля мало-мальски боеспособные части ушли - и остались худшие роты необученных ополченцев с зелеными запасниками-прапорщиками вместо командиров. Запаниковали, считая себя уже окруженными и брошенными на произвол судьбы. Когда немцы, переправившись через Сан, стали резать проволоку на фортах крепости, солдаты им не только не мешали, но даже не позволяли стрелять своей артиллерии, чтобы враг не обрушил ответный огонь.
2.6 подразделения противника, не встречая сопротивления, стали просачиваться в Перемышль. И в ночь на 3.6 Брусилов приказал оставить город. Крепость досталась врагу разоруженной, без каких-либо запасов, в ней бросили лишь 4 орудия, сняв с них замки. А часть восточных фортов успели взорвать. Но конечно, резонанс сдача вызвала сильный. Российская "общественность" хваталась за головы и искала козлов отпущения, союзники ахали, а немецкие и австрийские газеты взахлеб трубили о грандиозной победе. На самом же деле Брусилов в этот момент считал, что избавился от тяжелой и ненужной обузы. Фронт сокращался на 30 км, и, имея теперь значительное количество войск, он надеялся наконец-то остановить врага. Не тут-то было. Командование фронта указало, что раз Перемышль пал, то данное направление становится второстепенным. Поэтому потребовало 5-й Кавказский корпус передать в состав 3-й армии, 21-й вывести во фронтовой резерв, а 2-й Кавказский и 23-й отправить в 9-ю армию - Иванов все еще боялся за свой левый фланг и ждал какого-то нового, еще "более главного" удара в Буковине!
Брусилов доказывал, что ослаблять его армию нельзя, иначе будет потерян уже не только Перемышль, но и Львов. Однако получил категорическое подтверждение - выполнять приказ. Штаб фронта был уже настроен пессимистически, считал кампанию проигранной и слал в Ставку панические прогнозы и предложения - что немцы ворвутся на Украину, что надо укреплять... Киев и что Россия должна "прекратить всякую военную активность до восстановления своих сил". И забирал войска на левый фланг, откуда ожидал этого самого мифического вторжения на Украину и попытки окружить весь свой фронт. И вот это была уже не просто ошибка, а грубейший стратегический "ляпсус". Потому что в результате данных перемещений между войсками Брусилова и Леша образовывался разрыв, прикрытый со стороны 3-й армии только потрепанным кавалерийским корпусом, а со стороны 8-й армии 11-й кавдивизией. Макензен не преминул воспользоваться таким "подарком", и как только были выведены с передовой противостоявшие ему 3 корпуса, двинул крупные силы именно в разрыв. К 19.6 немцы углубились здесь на 20-30 км, взяли г. Немиров и приближались к Раве-Русской, грозя перерезать важнейшую рокадную железную дорогу Варшава - Львов. Правый фланг Брусилова был обойден - а для того, чтобы ответить контрударом и самому ударить во фланг прорыва, ему просто не оставили войск. Командарм стягивал все, что мог, стараясь задержать противника, и вынужден был отводить части назад, выбираясь из наметившегося "мешка". То там, то здесь возникали жестокие бои. Под Рава-Русской прославились своей атакой одесские уланы, здесь же лихо сражался 11-й казачий полк, отразивший несколько ударов и контратакой отбивший у врага артиллерийскую батарею. Подо Львовом отбросил австрийцев сабельным ударом Стародубский драгунский полк.
Но враг продолжал теснить, концентрируя в направлении Львова наступление трех армий - с севера выходила 11-я германская, в лоб - 3-я австрийская, а с юга - 2-я австрийская. Началась эвакуация русских учреждений. А к 22.6 враг взял Рава-Русскую, оседлал железные дороги, как на Варшаву, так и на Миколаев, оставались свободными только магистрали, ведущие на восток - на Дубно и на Галич. И русские войска оставили Львов, получив приказ отступить за р. Западный Буг, где уже начали строиться оборонительные позиции. Иванов попытался вину за сдачу Львова возложить на Брусилова, но нападать на него самого остерегся, все же командующий 8-й армией был весьма авторитетной фигурой, а начал катить бочки на его штаб.
Горлицкий прорыв и его развитие
Брусилов возмутился, заявил, что воспринимает это как подкоп под себя, и отбил телеграмму Верховному с просьбой об отставке. Николай Николаевич отставки не принял, выразив за действия в Галиции благодарность. Но одновременно потребовал соблюдения дисциплины и выполнения приказов командования фронтом.
В принципе, для Верховного Главнокомандующего стала уже очевидной бездарность Иванова, в полной мере проявившаяся после ухода Алексеева. Но для общественности Иванов все еще оставался "героем" предшествующих побед. И к тому же решение кадровых вопросов в высших эшелонах командования оставлял за собой лично царь. А Иванов был его воспитателем в юношеские годы, крестным царевича. И по настоянию Николая II остался на своем посту. Сняли лишь Драгомирова - вернули на командование 8-м корпусом. Однако замену ему, неизвестно с чьей подачи, подобрали еще худшую - то ли сказался дефицит командных кадров, то ли сработали какие-то пружины протекций, но новым начальником штаба фронта стал генерал Саввич, который военным специалистом не был вообще - ранее он служил в жандармском корпусе. Правда, часть войск Николай Николаевич у Иванова изъял. С 25.6 4-я и 3-я армия передавались в состав Северо-Западного фронта. Таким образом, 8-я армия, прежде левофланговая, стала на Юго-Западном фронте правофланговой, а южнее отводились на линию Днестра и его притоков 11-я и 9-я.
Отступление создавало массу новых проблем. Так, пока армии продвигались вперед, на поле боя собирались и трехлинейки своих убитых и раненых, и трофейные ружья, захватывались вражеские склады, и положение с винтовками удавалось поддерживать на приемлемом уровне. При отходе места боев оставались за неприятелем. И солдат, чьи винтовки вышли из строя или были утрачены, вооружать стало нечем. Пополнения из тыла прибывали тоже с голыми руками. При полках стали расти команды безоружных. И что еще хуже, долгое отступление, отсутствие боеприпасов, шквалы безответного вражеского огня серьезно надломили воинский дух. Бойцы заражались пессимизмом, паниковали, боялись обходов. В некоторых подразделениях измученные солдаты, впав в полную прострацию, шли сдаваться. В других уже при начале артобстрела бросали позиции и катились назад. А безоружные тыловики становились разносчиками слухов и паники.
Впрочем, и при отступлении те части, где было толковое руководство и сохранилось достаточно сил, доставляли врагу серьезные неприятности. Когда 8-я армия откатилась к Бугу, Брусилов приказал командиру 12-го корпуса Каледину внезапно перейти в наступление и нанести короткий контрудар, чтобы остальные соединения смогли без помех переправиться и закрепиться на правом берегу. Маневр удался, для преследующих немцев это стало полной неожиданностью - они считали, что разгромленных русских остается только гнать и брать в плен. И зарвались, двигаясь даже без разведки и охранения. Каледин опрокинул и отбросил австро-германские авангарды, а части 8-й армии в это время занимали и укрепляли позиции по Бугу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142