С помощью всех этих мер очередной штурм, начавшийся 8.9, пошел более удачно. Врага начали теснить...
А 3-я армия Рузского, которая должна была обеспечить успех главной группировки выходом в тыл противника, двинулась на Рава-Русскую. Сперва ей придали и 12-й корпус Леша из 8-й армии. Но Брусилов запротестовал, что его фронт из-за ухода соседа оказывается слишком растянутым, и Алексеев согласился оставить ему корпус, с Рузским ушла только одна бригада. Однако решающего значения обходной маневр не оказал. Потому что и австрийцы перемещали на Львовское направление свою 4-ю армию, и вместо выхода в тылы Рузский столкнулся с ней лоб в лоб и завяз во фронтальном сражении.
В этих боях совершил подвиг русский летчик Петр Николаевич Нестеров. Это был настоящий энтузиаст авиации. Летать он начал с 1907 г. - сперва на аэростате и планере, потом на самолете. Совершил ряд рекордных перелетов, впервые стал практиковать на маневрах ночные полеты, ввел крены на вираже. А в сентябре 1913 г. выполнил знаменитую "мертвую петлю". За что, кстати, был наказан арестом на 30 суток, но одновременно произведен в штабс-капитаны. На фронте командовал 11-м авиаотрядом 3-й армии, организовывал и вел воздушную разведку, у Рава-Русской бомбил гранатами обозы противника. 8.9 в очередном полете в районе г. Жолква встретил большой австрийский самолет, бомбивший нашу пехоту. "Моран" Нестерова не имел бортового вооружения, и он впервые в истории авиации пошел на таран. Сбил противника, но и сам погиб. Посмертно был награжден орденом Св. Георгия IV степени. Между прочим, 30 лет спустя с того же аэродрома, что и он, вылетал на боевые задания другой выдающийся летчик - А.И. Покрышкин, и дочь Нестерова в знак этой преемственности подарила ему фотографию отца. А г. Жолква в советские времена был переименован в Нестеров. Теперь он называется Жовква.
А у армии Рузского одолеть врага не получалось, что усугублялось ошибками командования. Так, провалилась попытка осуществить прорыв кавалерийскими соединениями в районе Шевель и бросить их по австрийским тылам. Пехота демонстрировала наступление на одном участке, а большие силы конницы скрытно выходили на другом. Но атака была на день отложена из-за дождя, противник обнаружил скопление, оставил окопы и отошел на 6 км. Артиллерийский удар пришелся по пустому месту, а кавалерия ринулась вперед, утомила коней - и тогда-то на нее из засад обрушился огонь орудий и пулеметов. Понесли большие потери и откатились обратно. В другом бою 2 полка пехоты были брошены в атаку без артподготовки, и встреченные сильным огнем, были деморализованы и побежали в полной панике. В преследование устремились австрийские гусары, и лишь полк донских казаков, стоявший в лесу в резерве, спас положение фланговым ударом. В этой рубке отличился сотник Чернецов (впоследствии стал одним из героев Белого Движения на Дону и был казнен в 18-м).
Но основной удар австрийское командование нацеливало против 8-й армии, что позволило бы не только вернуть Львов, но и сокрушить весь левый фланг Юго-Западного фронта. Брусилов знал, что части противника, оставив столицу Галиции, ушли от нее недалеко. Они окопались в 30 км на позиции у г. Гродека (ныне Городок), по линии притока Днестра р. Верещицы, разрушив за собой мосты. Причем численность их быстро увеличивалась - против одной русской армии стягивались две, 21 дивизия против 9,5. Брусилов тоже начал собирать все свои силы. Приказал вернуться 2-й сводной казачьей дивизии, ушедшей в рейд на Стрый, а 24-му корпусу Цурикова идти из Галича к основной части армии. В состав этого корпуса входили 48-я, 49-я пехотные дивизии и 4-я Железная стрелковая бригада. 48-й командовал Лавр Георгиевич Корнилов, сын простого сибирского казака. Рос в бедной семье, после церковно-приходской школы доучивался самостоятельно, зато потом блестяще окончил кадетский корпус, училище и Академию Генштаба. Отличился в Туркестане, прекрасно зная восточные языки, проникал на запретную для европейцев территорию враждебных афганских племен. Прославился как путешественник и ученый-востоковед, совершив ряд экспедиций на Памир, в Персию, Китай и Индию. В Японскую, будучи начальником штаба бригады, вывел ее из окружения и был удостоен Георгия IV степени. Германскую войну начал командиром бригады, а вскоре был выдвинут на дивизию.
4-й стрелковой командовал Антон Иванович Деникин, тоже из "кухаркиных детей". Отец его был крестьянином, сданным в рекруты, сумел выслужиться в офицеры и в отставку вышел майором. Мать - швеей, полькой по национальности. После реального училища Антон пошел вольноопределяющимся в полк, сдал экзамены на офицера, закончил Академию Генштаба. Добровольцем отправился на Японскую, был начальником штаба в прославившихся там дивизиях Ренненкампфа и Мищенко, отличился в нескольких рейдах и сражениях. Был писателем - его рассказы и очерки из армейской жизни публиковались в различных журналах. В начале войны стал генерал-квартирмейстером 8-й армии, но в штабе служить не хотел и вскоре принял 4-ю стрелковую бригаду. Стрелковые бригады в российской армии отличались от пехотных. Их комплектовали из отборных солдат, в них было не 2, а 3 полка, больше пулеметов. Но 4-я была еще и особенным соединением. Она прославилась в боях на Шипке, направленная туда в самый критический момент, когда турки прорвались на позиции, и 1-я рота во главе с поручиком Боуфалом для скорости понеслась туда верхом, вторыми седоками на крупах лошадей казачьей сотни. Прибыла вовремя, поддержав редеющих защитников, а затем бегом подоспела вся бригада. За проявленную стойкость она заслужила имя "железной", и это название было подтверждено Высочайшим рескриптом... А прежним начальником, у которого принял бригаду Деникин, был ген. Боуфал тот самый.
24-й корпус двигался вдоль Днестра ускоренным маршем. В это время 12-я кавалерийская дивизия Каледина, действовавшая впереди него, подступила к г. Миколаев, находившемуся на открытом левом фланге армии. Он был сильно укреплен и мог послужить хорошей базой для накопления сил противника и организации опасных фланговых ударов. Каледин запросил помощи пехотой, и Деникин послал ему один полк под командованием Станкевича. Тот выдвинулся вперед, вместе с кавалеристами начали охватывать город, открыли по нему артиллерийскую пальбу, и гарнизон запаниковал, частью отступил, частью сдался. 6.9 форты Миколаева были взяты как бы "попутно", ничтожными силами и почти без потерь. И получилось это очень вовремя. Данные разведки свидетельствовали, что австрийцы вот-вот перейдут в наступление. Перед армией появлялись свежие соединения, противник восстанавливал разрушенные мосты через Верещицу, на левый берег переправились авангарды и повели атаки на правофланговый 12-й корпус. Брусилов рассудил, что при подавляющем превосходстве австрийцев пассивная оборона будет проблематичной. Враг сможет маневрировать, выбирать направления ударов - и не в том, так в другом месте прорвется. Поэтому решил атаковать сам. Если не разгромить, то хотя бы спутать планы, навязать свою волю и оттянуть на себя силы, что облегчило бы победу армиям, наступающим севернее. Доложил Алексееву, и тот убедил Иванова согласиться с таким вариантом.
Враг все сильнее наседал на 12-й корпус, стал теснить его. Однако Брусилов был убежден, что это лишь демонстрация с целью оттянуть туда резервы, а главный удар будет нанесен в другом месте. И 10.9 бросил в атаку один из центральных, 8-й корпус Радко-Дмитриева, придав ему дивизион тяжелой артиллерии. Но и неприятель запланировал общее наступление на 10.9. И произошел встречный бой. Карты австрийцам Брусилов действительно смешал. Они предполагали обрушиться основными силами на левый фланг, на соединения Цурикова, а русская атака приковала часть их войск к центру, против 7-го и 8-го корпусов. Но и без того сказывалось двойное численное превосходство врага. Части 8-й армии несли большие потери, наступать больше не могли и стали окапываться. Некоторые командиры сомневались, удастся ли вообще удержаться. Брусилов колебался, не стоит ли отвести армию назад, ко Львову, но опасался, что враг насядет на плечи, а инерция отступления не даст остановиться, что кончится полной катастрофой. Поэтому приказал держаться отойти разрешил лишь Цурикову, но тот не воспользовался разрешением. В резерве у командующего оставалась лишь одна бригада, и он лихорадочно собирал все, что можно. Торопил 2-ю казачью дивизию, спешащую от Стрыя, примкнуть к 24 корпусу, требовал от бригады 12-й пехотной дивизии, входившей в Днестровский отряд и находившейся у Станислава, срочно гнать на Львов, засыпал телеграммами Рузского, чтобы вернул ушедшую с ним бригаду или прислал другую, а в Тарнополь, куда прибывали к нему пополнения, слал приказы экстренно сформировать 2 батальона по тысяче человек и отправить к армии.
На следующий день сражение разгорелось с новой силой. На 12-й корпус напор стал слабеть. Центральные, 7-й и 8-й, тоже держались. Но особенно жарко приходилось 24-му корпусу, на который навалились 2 австрийских. Только в ходе боев стало ясно, насколько своевременно был взятие Миколаева - теперь вместо отражения удара оттуда корпус мог опираться левым флангом на его укрепления. 4-я стрелковая бригада, окопавшаяся в центре, отбивала атаку за атакой. Но 48-ю дивизии, стоявшую на правом фланге корпуса, враги стали охватывать, вклиниваясь в стык между 24-м и 8-м корпусами. Ряды дивизии редели. Когда очередная лавина австрийской пехоты захлестнула русские позиции, Корнилов лично повел в атаку последний резервный батальон и отбросил врага. Однако противник снова обошел измочаленную дивизию и ворвался в ее расположение, захватив 26 орудий. Ее расстроенные части откатились за позиции 4-й бригады, где Корнилов стал собирать их по отдельным ротам и приводить в порядок. А Деникину теперь приходилось отражать натиск, оставшись с открытым флангом, и он бросил сюда свой последний резерв. Одновременно австрийцы прорвались на Миколаев с юга. Возникла угроза флангового охвата для всей армии. И Брусилов отдал Каледину свой знаменитый приказ: "12-й кавалерийской дивизии - умереть. Но умирать не сразу, а до вечера". Каледин послал в контратаку спешенные подразделения трех полков, оставив в резерве 7 эскадронов Ахтырского гусарского и Белгородского уланского. Остановить противника жиденькие цепи кавалеристов не смогли, вот-вот могли быть раздавленными. И Каледин решился на отчаянный шаг - среди бела дня, невзирая на огонь пулеметов и артиллерии, направил в лоб наступающим австрийцам конную лаву оставшихся у него эскадронов. Это и спасло положение. Вида несущихся на них ахтырцев и белгородцев неприятельские солдаты не выдержали и в панике побежали.
Подошла и 2-я казачья дивизия Павлова - Брусилов направил ее на прикрытие стыка между 24-м и 8-м корпусами. А к вечеру из 8-го корпуса от Радко-Дмитриева пришло донесение, что его авиаразведка засекла большие колонны неприятеля, движущиеся к Гродеку. Стало ясно, что не добившись успеха на левом фланге, австрийцы хотят переместить тяжесть на центр. Проломить тут фронт и ворваться во Львов. И Брусилов стянул к 7-му и 8-му корпусам все резервы, сосредоточив 85 из 152 своих батальонов, больше половины армии. Сюда же перебросил дивизион тяжелых орудий и значительную часть легких. И приказал этой группировке с утра 12.9 перейти в наступление в расчете на неожиданность, чтобы вырвать у врага инициативу. План удался. Хотя русские части и не смогли далеко продвинуться, но и массированный удар австрийцев был сорван, они перешли к обороне. А на левом фланге очень удачной оказалась атака, начатая Деникиным,- после вчерашних тяжелых боев противник тут вообще не ожидал активности от русских...
Но главное, этими действиями был выигран еще один день. Причем последний день. Потому что эта попытка прорыва фронта была последней возможностью австрийцев выправить положение в свою пользу - у них уже грянула катастрофа на северном участке. Еще двумя днями раньше, вечером 8.9, армия Лечицкого все же прорвала там оборону. А рядом на узком участке в 26 км после массированной артподготовки продвигалась 4-я. Атаки продолжались днем и ночью, и за двое суток непрерывных боев русские продвинулись на 7-9 км. Но решающий успех принес смелый маневр командующего 5-й армии Плеве. Вклинившись между группой Иосифа-Фердинанда и 4-й австрийской армией, увлекшейся боями с частями Рузского, он направил 2 своих корпуса по расходящимся направлениям. Один на север, в тыл группировки, противостоящей Лечицкому и Эверту, другой на юг - в тыл австрийцам, сражающимся с 3-й армией.
И фронт противника сломался. Стал рушиться, как карточный домик. Под угрозой окружения обе группировки стали отходить. 10 - 11.9, преследуя их, соединения 9-й и 4-й армии продвинулись уже не на несколько километров, а на 30 - 32. А отступление 4-й австрийской армии Ауфенберга открыло дорогу Рузскому, и запахло обходом уже и для группировки, стянутой против Брусилова. Вечером 12.9 на всем фронте 8-й армии неприятель произвел короткое наступление - но более шумное, чем решительное. И получив уже сведения о победе под Рава-Русской, Брусилов правильно расценил это как отвлекающий маневр. Предупредил подчиненных, что ночью австрийцы начнут отход, приказав зорко следить за ними и преследовать. И действительно, под покровом темноты колонны врага двинулись на запад, разрушая за собой переправы через Верещицу. Но и части 8-й, измотанные боями, не смогли этому помешать. Брусилов требовал немедленно форсировать речку, перебросить за нее хотя бы команды разведчиков и конницу и гнать врага без передышки. Командование фронта тоже понимало это и передало Брусилову из 3-й армии свежую 10-ю кавдивизию, ринувшуюся в преследование и захватившую много орудий и пленных.
Одновременно с битвой в Галиции произошло еще одно сражение в Восточной Пруссии. Конрад еще раньше обращался за помощью к Гинденбургу, предлагая ему двинуть войска на юг, добить 2-ю армию и через Польшу ударить по тылам русских армий, наступающих на австрийцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142