Но дальше прорыв 7-го корпуса, достигнутый столь тяжелыми жертвами и усилиями, пошел куда легче. Части продвигались все глубже во вражескую оборону, и 1.9 наступил перелом. Австрийцы не выдержали. Дрогнули и стали отступать. Причем их отступление принимало все более беспорядочный характер. И Брусилов, верно угадав этот момент, приказал войскам "наподдать". Его корпуса с новой силой обрушились на врага, окончательно сломили оборону, перешли Гнилую Липу и устремились в преследование, захватывая много пленных и трофеев. И на участке 3-й армии тоже наметился успех, она все сильнее теснила неприятеля к Львову.
2.9 крупная победа досталась и на долю левофлангового 24-го корпуса, действовавшего в отрыве от основных сил. Галич, лежащий перед ним, был сильно укреплен, имел много тяжелой артиллерии и обороняться мог долго. Но гарнизон, причинивший столько неприятностей своей вылазкой, был перемолот в полевых боях, и когда рухнул фронт на Гнилой Липе, остатки войск в Галиче тоже заметались и запаниковали. И город был взят одной атакой, русским достались все орудия и огромные запасы. В этот же день 2-я сводная казачья дивизия с ходу захватила г. Станислав (Ивано-Франковск) и, развивая успех, ринулась в рейд по тылам противника на Калуш и Стрый. А Брусилову авиаразведка доложила, что к Львовскому вокзалу стягивается масса войск, и набитые поезда отходят один за другим. Как впоследствии выяснилось, австрийцы ждали главного удара русских с запада - и действительно, сумели тут остановить Рузского. Но прорыв 8-й армии южнее оказался для врага очень опасным - открылись тылы, и командование испугалось, что русские захватят железнодорожный узел и отрежут их войскам пути отхода. Поэтому решило оставить Львов.
Что оказалось неожиданностью и для нашего командования. 3.9, когда Брусилов со штабными офицерами ехал к Рузскому для совместного совещания, одна из машин, в которой следовали полковники Гейден и Яхонтов, отстала и сбилась с дороги. Увидев, что от Львова идут крестьяне, местные русины (так называли западных украинцев) офицеры поинтересовались: "А что, много там войска?" И получили ответ: "Нема никого, все утекли". Гейден и Яхонтов сперва не поверили, но заинтересовались. Уж очень соблазнительной показалась возможность блеснуть с истинным офицерским шиком. И поехали во Львов. У предместий обогнали свои передовые части и направились к центру города. Львов жил почти "мирной" жизнью, и солдат противника в нем действительно уже не было. Полковники не отказали себе в удовольствии позавтракать в лучшей гостинице Жоржа, купили знаменитых львовских конфет и поехали обратно - докладывать. В этот же день с юга в город вступил разъезд дивизии Каледина, а с запада части 3-й армии - 9-й корпус Щербачева. Его полки продвигались, не встречая сопротивления, и один за другим занимали форты. Причем Рузский, узнав об этом, был весьма озадачен и приказал Щербачеву соблюдать сугубую осторожность - не приготовил ли враг какой-нибудь хитрой ловушки? Сражение было выиграно. Русские войска входили в столицу Галиции. Рузский за эту победу был произведен в генерал-адъютанты, его и Иванова наградили орденом Св. Георгия III степени, Брусилова - IV степени.
Из тюрем и лагерей было выпущено много интернированных русских, а также местных жителей, посаженных за "русофильство" (в основном, просто за неосторожные высказывания в пользу русских). Организовывалась новая администрация для управления гражданскими делами занятого края. Градоначальником Львова стал полковник Шереметев. Позже назначили и генерал-губернатора Галиции - графа Бобринского. Никаких контрибуций на Львов и другие взятые города не накладывалось, а от населения требовалось только соблюдение спокойствия и выполнение предписаний начальства. Встречали русских по-разному. Крестьяне-русины - с радостью. В большинстве они были православными и даже говорили тогда на другом языке! В своих воспоминаниях наши офицеры с удивлением отмечали, что язык русин гораздо ближе к великорусскому, чем украинский (что не удивительно - ведь в Поднепровье славяне смешивались с тюркскими народами, а в Прикарпатье в большей степени сохраняли одно из наречий Киевской Руси). Поэтому русины воспринимали оккупацию как приход "своих". Благожелательно были настроены и поляки - тем более что великий князь Николай Николаевич издал воззвание, обещая после войны предоставление Польше автономии. И теперь с победой России они связывали надежды не только на автономию, но и на объединение своей страны. Явно выраженную русофобскую позицию занимала униатская церковь. И весьма недружественным было отношение немецкой и еврейской части населения - в Австро-Венгрии евреи пользовались более широкими правами, чем в России. Поэтому каждая группа населения теперь переживала, к какому государству отойдет Галиция после войны. Впрочем, военные власти относились лояльно ко всем, кто сам относился к русским лояльно. И вроде действовало. Враждебные акции были, но до перерезания телефонных проводов и стрельбы в спину, в отличие от Восточной Пруссии, здесь не доходило никогда.
Однако первые сражения преподнесли и ряд неприятных сюрпризов. Так, расход боеприпасов оказался куда выше запланированного - даже учитывающего опыт Японской. И потери оказались гораздо больше, чем можно было ожидать. Существующие медицинские структуры не справлялись с наплывом раненых, выявилась и полная несогласованность действий между военным ведомством и Красным Крестом. Тысячи раненых копились в лазаретах и на станциях - наспех перевязанные, без подстилок, на голой земле. Доклады о плохом состоянии санитарного дела посыпались изо всех армий и корпусов. И Верховный Главнокомандующий предпринял самые решительные меры. Начальник санитарно-эвакуационной части Евдокимов, не отреагировавший вовремя на тревожное положение, был снят, а на его место назначили принца Александра Петровича Ольденбургского с диктаторскими правами по отношению к любым, военным и гражданским службам. И он весьма энергично взялся наводить порядок.
К вопросу помощи раненым подключились частные лица и организации. Императрица Александра Федоровна и члены царствующей фамилии на свои средства снаряжали санитарные поезда, создавали госпитали. А в Москве по инициативе губернской управы был создан "Всероссийский Земский Союз помощи больным и раненым" - на эти цели земцы собрали 600 тыс. руб. Набирался медперсонал, оборудовались дополнительные медицинские учреждения и транспорт. Председателем Союза стал князь Г.Е. Львов. Царь с благодарностью принял эту инициативу. И циркуляром министерства внутренних дел губернаторам предписывалось всяческое содействие работе Союза. Чуть позже с той же целью возникла другая организация - "Всероссийский Союз Городов". Оба они объединились в "Союз Земств и Городов" ("Земгор"), начавший создавать свои фронтовые и губернские комитеты. И положение с пострадавшими воинами стало быстро выправляться.
Бои выявили и серьезное преимущество противника в тяжелой артиллерии. Но в России крупнокалиберные орудия не производились, сказалась ориентация Сухомлинова на иностранные фирмы. Но данный недостаток тоже старались компенсировать по мере возможности. Снимались и отправлялись на сухопутный фронт орудия береговой обороны калибра 152 и 254 мм. Хотя этого, было, конечно, мало. И для повышения ударной силы артиллерии начали применять ее массирование на главных участках. Поэтому в русской армии стали формироваться столь мощные соединения, как артбригады из 8 батарей по 8 орудий.
18. МАРНА
Французские и британские войска, разбитые в приграничном сражении, отступали, а германские группировки, преследуя их, устремились для решающего удара. 1-я армия Клюка должна была совершить глубокий обход двигаясь от бельгийской границы, пройти мимо Парижа с запада и лишь после этого развернуться, окружая французскую столицу и выходя в тылы всему фронту противника. 2-я нацеливалась прямо на Париж через Ла Фер и Лаон, 3-я - через Шато-Тьери, 4-я, 5-я и 6-я наступали восточнее Парижа, одна на Реймс и Эперне, другая, обходя Верден - на Шалон и Витри-ле-Франсуа, третья - на Туль и Невшато. 7-я должна была поддерживать 6-ю и сковывать силы неприятеля в районе Эпиналя. 24.8 эти две армии под общим командованием Руппрехта нанесли новый удар, обрушив на противника огонь 400 орудий. Но и французы здесь держались стойко, начали наконец-то окапываться, что сразу упрочило оборону. 6-й германской армии удалось лишь потеснить их, но она при этом подставила свой фланг и была отброшена контрударом на 16 км. Положение в Лотарингии немного стабилизировалось, и Жоффр получил возможность снимать отсюда части для переброски на прорванный левый фланг. И на основе сборной "Лотарингской армии", спешно перевозимой под Амьен, стала формироваться новая, 6-я армия Монури. Предполагалось, что она вместе с 4-й и 5-й составит кулак для наступления. Но срок ее готовности получался только ко 2.9.
Немцы же усиленно нажимали. Заняли брошенный без боя Лилль. Преследуя отступающую 3-ю армию Рюффе, осадили Верден. На другом фланге вышли к лучшей французской крепости Мобеж, которому предстояла теперь судьба Льежа и Намюра - тут оставили один корпус, и он стал ждать осадную артиллерию. А 4-я армия герцога Вюртембергского 25.8, перевалив Арденны, дошла до Седана. 4-я французская контратаковала, чтобы помешать врагу форсировать Маас. Схлестнулись во встречном бою на открытом поле. Как вспоминал германский офицер, "бой был таким ужасным, что дрожала земля. Даже наши бородачи плакали". Но и во французских полках потери доходили до 50 %. Немцев все же отбросили и взорвали все мосты в округе. Но соседняя, 5-я армия Ларензака откатилась далеко назад, между ней и 4-й образовался разрыв в 50 км. Чтобы заткнуть его, Жоффр решил перебросить сюда 3 корпуса, взятых из 3-й и 4-й армий. Из них образовывалась новая армия под командованием Фоша (по случайности она получила наименование 9-й - при отсутствии 7-й и 8-й). Но пока она существовала только на бумаге.
Чтобы выиграть время для перегруппировок и формирования новых армий, Жоффр задумал задержать врага контрударом на р. Сомма, у Сен-Кантена. Силами 5-й армии и англичан остановить и разбить глубоко вклинившуюся на юг 2-ю германскую армию, а потом подключится 6-я Монури и врежет с запада по группировке Клюка. Ларензак возражал, настаивал на дальнейшем отходе, но Жоффр приехал к нему лично и устроил скандал, обещая отдать под суд. И тот начал исполнять приказ. Однако договориться о взаимодействии с англичанами не удалось. Правда, к ним прислали из дома подкрепление, еще 1,5 дивизии, но этого было явно недостаточно. Френч уже думал только об эвакуации и воспринял их как лишнюю обузу. Его штаб удирал далеко впереди своих войск, не имел представления о реальной обстановке, и контакт между 1-м корпусом Хейга и 2-м Смит-Дорриена тоже оказался утрачен. Не получая приказов, откатывались в беспорядке куда придется, чем, кстати, ввели в недоумение и немцев. Корпус Хейга случайно наткнулся на 2 заблудившихся германских полка, запаниковал и просил помощи, уверяя, что "положение очень критическое". Получив это донесение, начальник штаба Мерэй упал в обморок, а Френч решил, будто это обход, и приказал отступать дальше. А Смит-Дорриен встретил у Ле-Като армию Клюка - и вступил в бой.
В штабе главнокомандующего узнали и сочли его погибшим. Но и Клюк ошибся. Счел, что против него не один корпус, а вся британская армия. И чтобы прихлопнуть ее одним махом, стал производить сложные маневры. Обрушил на противника огонь артиллерии, повел атаки, но главные силы послал в глубокий обход. Спас Смит-Дорриена только полученный им приказ об отступлении. Снова запоздалый, довести его смогли не до всех частей, втянувшихся в бой, и батальон гордонских горцев погиб весь. А 1-й корпус Хейга слышал грохот сражения, хотел помочь соседям, но не знал, где они располагаются. Ночью войска Смит-Дорриена снялись с позиций и ушли. А немцы их не преследовали, ожидая результатов обхода. В общем, англичане снова избежали ловушки, но бросили на поле боя 38 орудий, а потери их с начала боев достигли 15 тыс. чел. Отступление их стало еще более беспорядочным, многие подразделения отставали от своих частей и шли с французами, поэтому считалось, что потери гораздо больше. В Сен-Кантене 2 батальона побросали оружие и настроились ждать немцев - сдаваться. И командиры с трудом уломали их не сражаться, а хотя бы идти дальше.
Французское правительство было в панике - стало ясно, что немцы уже угрожают столице. Разразился правительственный кризис. Военный министр Мессими полагал, что Жоффр неумелым командованием ведет страну к гибели. Выдвигал в спасители Франции престарелого генерала Галлиени - когда-то на Мадагаскаре Жоффр был его подчиненным. И предлагал сделать Галлиени военным губернатором Парижа с подчинением не Главнокомандующему, а правительству. Жоффр резко возражал против многовластия. Ссора в верхах в столь напряженный момент грозила непредсказуемыми последствиями, и президент Пуанкаре отправил кабинет в отставку. Новым военным министром стал Мильеран, а Галлиени был подчинен Жоффру. Но защищать Париж ему было нечем. Оборонительные сооружения не могли быть подготовлены раньше 15.9. И Галлиени полагал, что это все равно бесполезно, оборонять Париж надо на дальних подступах, иначе произойдет то же, что с бельгийскими крепостями. А войск Жоффр не давал, заявляя: "Да какое значение имеет Париж!. Потеря Парижа еще не означает конца борьбы". После долгих споров сошлись на том, что Галлиени будет подчинена 6-я армия, но лишь в том случае, если ей придется отступить в Парижский укрепрайон.
В меру своих сил помочь союзникам пытались бельгийцы. Их армия 25-26.7 предприняла вылазку из Антверпена, чтобы притянуть на себя врага, но германский 3-й резервный корпус отразил эту атаку. Дополнительную помощь старалась оказать и Британия. 27.8 3 батальона морской пехоты высадились в Остенде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142