Однако упорство и убежденность Гит-
лера в этих роковых идеях разрушили все расчеты, привели всех
в растерянность. Авторы этих махинаций были уничтожены той
простой машиной, запуску которой они способствовали. И этот
случай не уникален в недавней истории.
Второе качество вождя проявляется в преобладании смелости
над интеллектом. Как определить эти пары понятий, которые, как
здоровье и безумие, сила и слабость, объясняются зависимостью
одного от другого? Оставим на уровне здравого смысла, удоб-
ных непонятностей принимаемые значения, которые каждый, по-
видимому, понимает. Остановимся на этом: людей, способных про-
анализировать ситуацию, поразмыслнть над задачей и предложить
решение, в политике, как и везде, достаточно много. Они умеют
рассматривать проблему со всех точек зрения, предвидеть все
ограничения решения и дать объяснения. Они представляют собой
прекрасных советиков, строгих экспертов и грозных исполнителей.
Но верная теория, точное рассуждение ничего не значат без
воли к действию, умения увлечь людей, запасть им в душу. Итак,
смелость - это качество, которое превращает возможность в ре-
альность, рассуждение в действие. В ответственных случаях, в
решающие моменты смелость, а значит, характер, берет верх над
интеллектом и ей принадлежит последнее слово. Из советника
она делает вождя, как Помпиду, из генерала-императора, как На-
полеон, из первого среди равных - властелина равных, как Ста-
лин. Это качество свидетельствует о владении своей волей, что
подчеркивает Гете:
<Человек, владеющий и утверждающий господство над самим со-
бой, решает самые трудные и самые великие задачи>.
Это свойство позволяет ему не бояться насмешек, осмелива-
ясь делать то, на что не осмелилась бы уравновешенная мысль:
встать на колени, чтобы поцеловать землю концентрационного
лагеря, как канцлер Брандт, или воскликнуть <Я - Берлинец>, как
президент Кеннеди. Вопрос отваги всегда является центральным
в управлении, когда дружественные силы ненадежны, а враждеб-
ные - опасны. В сравнении с ней ум кажется скорее помехой, чем
козырем:
<Вождь, - замечает Ле Бон, - может быть порой умным и образован-
ным, но в целом это ему скорее бесполезно, чем полезно. Обнаруживая
сложность вещей, позволяя объяснить и понять их, ум проявляет снис-
ходительность и существенно ослабляет интенсивность и действенность
убеждения, необходимого проповеднику. Великие вожди всех эпох, глав-
ным образом, революционных были людьми ограниченными и, однако,
совершали великие деяния>.
Вот неизменный постуЛат: не бывает слишком много характе-
ра, то есть силы, но можно обладать избыточно большим умом, то
есть слабостью, которая обескровливает отвал и рассеивает ос-
лепление, необходимое, чтобы действовать. Известная поговорка
гласит: <Все понять - значит, все простить>. Эту идею можно
обнаружить в <Цоэзии и Правде> Гете:
<Это не всегда люди, превосходящие других умом или талантами
(как властители толп); редко они отличаются добры> сердцем: но им
свойственна необычайная сила, и они имеют не вероятную власть над
всеми существами и даже над природными силами, и кто может ска-
зать, до каких пределов способно простираться такое влияние? Все
объединенные силы морали бессильны против них; и напрасно самая
здравая часть человечества пытается заподозрить и обвинить их в об-
мане или в том, что они обмануты, масса завлечена ими>.
Можно упрекать психологию толп и особенно Ле Бона за
поспешные замечания, грешащие предрассудками, и, откровенно
говоря, поверхностные. Но поразительно, до чего они дублиру-
ются в описаниях двух наиболее показательных вождей нашего
времени: Сталина и Гитлера. По сравнению с другими руководи-
телями российской коммунистической партии, такими великими
ораторами, как Зиновьев и Троцкий, блестящим теоретиком Буха-
риным, Сталин слыл за личность неприметную, с посредственным
интеллектом. Он обладал весьма элементарными познаниями в
области истории, литературы и марксизма. Его тексты были со-
всем не оригинальны, выдавая ограниченность ума, к тому же ему
недоставало полемического дара. -
<В движении, привычном к самым напряженным дебатам идей,
пропитанном романтизмом, где одни великие революционные деяния и
блистательные атаки в область марксистской теории создают ауру, это
a priori неисправимый недостаток...>.
Да, этот человек имел не только этот недостаток, врачи даже
считали его психически больным:
<Врачи Плетнев и Левин диагностировали психическое заболева-
ние, даже произнеся слово паранойя>.
Хрущев констатировал тот же диагноз в своей знаменитой
речи о культе личности. Он подтверждает его, имея на то основа-
ния, так как был одним из его ближайших соратников. А блеск
ума и обширность знаний стали ограничениями не для Сталина,
которому их недоставало, а для Троцкого, который был ими щед-
ро наделен; они сделали его нерешительным в критические мо-
менты, склонным к компромиссам и к ложным расчетам. Один из
его сторонников, Иоффе, признался ему в этом перед самоубий-
ством в одном из писем:
<Но я всегда, думал, что вам недостает ленинского характера, не-
преклонного и неуступчивого, этой способности, которой обладал Ле-
нин, держаться одному, оставаться одному на пути, который он считал
верным... Вы часто отказывались от вашего собственного правильного
взгляда, чтобы прийти к соглашению или к компромиссу, значимость
которых вы переоценивали>.
Известно, каков был вердикт истории, кто из этих двух людей
надолго стал полновластным руководителем одной из самых ве-
ликих держав мира и коммунистического движения в целом.
Интеллектуальное убожество, недостаток культуры, несмотря на
страсть к книгам, нацистского диктатора описаны теми, кто был к
нему приближен, слышал его или читал. Сегодня трудно понять,
как , этот образчик предвзятых идей, пустыня ни-
кудышней прозы, смог прельстить издателя и найти читателя.
Однако многие его прочитали или по крайней мере купили и
говорили о нем. Вопрос страха, говорят некоторые, но это по-
спешно сказано. Во всяком случае, это произведение адекватно
передает посредственный интеллектуальный горизонт его автора,
которого Томас Мани описывает как неудачника, <чрезвычайно
ленивого, пожизненного пансионера приюта бездельников, чет-
верть неудавшегося художника>, другие определяют его проще:
безумцем, одержимым одной идеей. Однако именно этого безу-
мца вознесет на вершину власти страна, где было столько вы-
сочайших умов, мэтров науки, искусства и техники двадцатого
века. Народ, давший миру самых значительных теоретиков соци-
ализма. Когда я говорю о народе, я включаю сюда рабочие мас-
сы, даже если бы они и не обеспечили ему основную часть его
войск и избирателей. Эти примеры наглядно иллюстрируют то,
что Ле Бон писал о вождях:
<Они не слишком прозорливы и не могли бы таковыми быть, про-
зорливость в целом ведет к сомнению и бездействию>.
Бесполезно множить эти черты: в этом смысле портрет все-
гда беднее модели. Выдвинувшийся из людей особого рода, жер-
тва идефикс, идеальный для психологии толп вождь идет в своем
<безумии> до конца. Он взбирается на вершину, жертвуя тем, чем
дорожит человек уравновешенный, в полной мере использующий
свои возможности. Но что толку в сильном честолюбии, если к
этому не иметь веры и убеждений? А это великое преимущество,
по справедливости ему принадлежащее, - соединять честолюбие и
веру. Затем удел вождя состоит в том, чтобы обладать скорее
мужеством, мобилизующим людей, чем интеллектом, обезоружива-
ющим их волю. Без мужества ничего великого никогда не проис-
ходило. Без него ни одна мысль никогда еще не стала реальнос-
тью, ни один человек не вызвал восхищения. В действительности
этот портрет имеет оттенки: встречаются только уникальные слу-
чаи. Но компоненты всегда и повсюду одни и те же.
Глава седьмая
ОБ АВТОРИТЕТЕ
Вожди должны выполнять миссию. Без них массы, весь род
человеческий не могут ничего создать и даже выжить. Ле Бон
создал себе на основе этой идеи специфический метод и реноме.
Не следует ни на минуту забывать, что наш автор не беспристра-
стный ученый, не сторонний наблюдатель. Он читает наставления
элите, чтобы внушить ей необходимость подлинной власти прежде,
чем улица навяжет ей сильную личность. Используя разящие
аргументы, он хочет убедить буржуазию, совсем как Ленин почти
в то же время остается убедить социалистов, обзавестись органи-
зацией, имеющей во главе маленькую монолитную группу, по-
скольку, по словам последнего,
<без десятка> вождей, способных (способные умы не появляются
сотнями), испытанных, профессионально подготовленных и обученных
в течение длительного времени, отлично согласованных между собой,
ни один класс современного общества не может вести решительную
борьбу>.
Но Ле Бон - и в этом основное отличие - видит в существова-
нии партии, общественного движения результат деятельности вож-
дя. В нем толпа признает единственного человека и покоряется
его околдовывающей личности: Робеспьеру, Наполеону или Ма-
гомету. Что же ее в нем привлекает? Что это замета, отличаю-
щая вождя от обычного человека? Это, конечно, не дар слова, не
физическая сила, не ум, не красота или молодость. Многие вожди
лишены этих качеств. Да, несмотря на неприятную внешность,
корявую речь, посредственный ум, они властвуют и очаровыва-
ют. Ведь должен существовать некий знак избранности, особый
стигмат, делающий из человека повелителя толп.
Признак, который светится через веру и мужество, нео-
пределимая, но действенная черта вождя называется авторитетом.
Как его описать? Речь идет о <таинственной силе, некоем колдов-
стве, наполняющей восхищением и уважение, парализующей кри-
тические способности>. Человек, обладающий ею, осуществляет
неотразимое воздействие, естественное влияние. Одного его жес-
та или одного слова достаточно, чтобы заставить повиноваться,
добиться того, для чего другим потребовалась бы армия в состо-
янии войны, бюрократия в полном составе. Ганди достаточно
было произнести короткую речь перед вооруженной и перевоз-
бужденной толпой, за которой стояли миллионы людей, чтобы
успокоить и разоружить ее.
Этот дар - основное преимущество вождя, а власть, которую
он ему даст, кажется демонической. Гете видел этот демонический
элемент <в Наполеоне настолько действенным, как может быть в
последнее время ни в ком другом>. Он объясняет господство,
которое тот имеет над своим окружением, и его влияние на дви-
жение мнений. Он придаст ему ореол: каждый жест восхищают
его приверженцев, каждое слово околдовывает аудиторию. Тол-
па магнетизируется его присутствием, напуганная и очарованная
одновременно, загипнотизированная его взглядом. Она замирает,
она послушна. Как и гипнотизер, вождь является мастером взгляда
и художником глаз, инструментов воздействия. Глаза Гете, гово-
рил Гейне, были <спокойны, как глаза бога. Впрочем, признаком
богов является именно взгляд, он тверд и глаза их не мигагот с
неуверенностью>. Это, конечно, не случайно, замечает он также,
что Наполеон и Гете равны в этом смысле. <Глаза Наполеона
тоже обладали этим качеством. Именно поэтому я убежден, что
он был богом>.
Авторитет у вождя становится гипнотической силой, способ-
ностью воздействовать на толпу: диктовать ей свою волю и пере-
давать свои идефикс. Он заставляет ее делать то, что она не
желала и не думала делать, остановиться или идти разрушать или
сражаться. И он делает это абсолютно один, нужно добавить,
голыми руками, без видимой внешней помощи. Он не опирается
ни на какую силу физического подавления, ни свою, ни силу
союзника, как Де Голль перед восставшими солдатами, потерпев-
шими поражение в Алжире.
Сам ЛеБон не скрывает своего предпочтения Робеспьеру,
который своими обаянием, страстью, энергией, несмотря на не-
большой ораторский дар, властвовал и заставлял дрожать собрания.
<Я охотно предполагаю в нем, - пишет он, - наличие некоих) сорта лично-
го очарования, которое сегодня от нас ускользает. Опираясь на эту
гипотезу, можно объяснить его успехи у женщин>.
(Опять уподобление вместо довода: Робеспьер соблазняет
женщин, значит он соблазняет толпы, которые являются же-
нщинами!).
Но что вызывает искреннее восхищение, так это возвращение
Наполеона с острова Эльба. Вот одинокий и побежденный чело-
век, лишенный союзников и средств, который с горсткой верных
ему людей высаживается в стране, где мир восстановлен, где
король привлек к себе значительную часть буржуазии, полиции и
армии. Ему достаточно показаться и быть услышанным, чтобы
все перед ним отступили.
<Перед его ореолом пушки короля умолкли, его войска рассеялись>.
Здесь можно услышать отзвуки прекрасного описания его
возвращения, сделанного Шатобрианом: ошеломленный народ,
исчезнувшая полиция, пустота вокруг его гигантской тени.
<Его очарованные враги ищут его и не видят, он прячется в своей
славе, как лев в Сахаре прячется в солнечных лучах, чтобы скрыться от
взоров ослепленных охотников. В горячем смерче кровавые фантомы
Арколя, Маренго, Аустерлица, Иены, Фрвдлявда, Эйлау, Москвы, Лют-
цена, Бауцена составляют его кортеж из миллиона мертвецов. Из недр
этой колонны огня и дыма при входе в города раздаются звуки трубы,
смешанные с трехцветными императорскими штандартами - и ворота
городов открываются. Когда Наполеон перешел Неман во главе четы-
рехсот тысяч пехотинцев и ста тысяч лошадей, чтобы подорвать царс-
кий дворец в Москве, он был менее удивителен, чем когда, прервав ссылку,
бросив свои цепи в лицо королям, он пришел один из Канн в Париж,
чтобы мирно почивать в Тюильри>.
Итак, некоторые люди обладают ореолом авторитета. Им не
нужно выставлять напоказ силу или красноречие, чтобы заста-
вить себя признать, вынудить толпы поклоняться и следовать за
собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99