именно благодаря проповедям под
открытым небом. Уэсли хорошо понимал значение массы и даже
делал в дневнике особые пометки о том, сколько народу слушало
его на этот раз. Стремление вон из замкнутых помещений каж-
дый раз означает, что масса хочет вновь предаться своей старой
страсти - внезапному, быстрому и неограниченному росту.
Я называю извержением внезапный переход закрытой массы
в открытую. Это очень частое явление, но не надо понимать его
слишком пространственно. Иногда это и в самом деле выглядит
так, будто масса изверглась из закрытого пространства, где до
того томилась, на улицы и площади и распространяется, втягивая
в себя все и вся. Но гораздо важнее внутренний процесс, парал-
лельный видимому извержению. Это внезапно возникающее не-
довольство массы собственной ограниченностью, будящее жела-
ние присоединять, решимость добраться до всех и каждого.
Со времен Французской революции эти извержения приобрели
форму, которую мы воспринимаем как современную. Может быть
потому, что масса основательно очистилась от содержания тради-
ционных религий, нам стало легче наблюдать ее в чистом, если
угодно, биологически чистом виде, без тех трансцендентных смыс-
лов и целей, которые раньше она позволяла в себя влить. Исто-
рия последних ста пятидесяти лет ознаменовалась резким увели-
чением числа извержений; это справедливо и по отношению к
войнам, которые стали массовыми войнами. Масса уже не удов-
летворяется благочестивыми обетами и обещаниями, она хочет
испытать великое чувство собственной животной силы и страсти,
используя для этого любые социальные претензии и поводы.
Масса никогда не насыщается - это ее главная черта. Она
голодна, покуда остается хоть один человек, ею не схваченный.
Останется ли она голодной, вобрав в себя действительно всех,
наверняка никто не скажет, хотя предположить это можно с дос-
таточной уверенностью. В ее попытках выжить сквозит какое-то
бессилие. Существует только одно средство, дающее надежду, -
образование двойных масс, где одна масса тоскует по другой.
Чем ближе они друг другу по интенсивности и мощи, тем дольше
живут, соразмеряясь друге другом.
Мания преследования
Одна из самых выдающихся характеристик жизни массы - то,
что можно было бы назвать чувством преследуемости, - особен-
ная гневная восприимчивость и раздражимость по отношению к
тем, кто раз и навсегда записан ее врагом. Что бы они ни делали,
как бы себя ни держали - грубо, вызывающе, пренебрежительно
или, наоборот, уступчиво, приветливо, мило, - все равно масса ре-
шит, 410 за этим стоит злоба и изначальные дурные намерения, что враг
хочет одной) - открыто или коварно, изнутри ее уничтожить.
Чтобы объяснить это чувство вражды и преследования, надо
вспомнить тот фундаментальный факт, что масса, раз возникнув,
хочет стремительно расти. Силу и неукротимость этого роста
невозможно преувеличить. Пока масса чувствует, что растет, -
скажем, при революционных процессах, зарождающихся в мелких,
крайне напряженных массах, - она воспринимает все, что ей меша-
ет, как преграды, возводимые специально, чтобы помешать ее рос-
ту. Ее может рассеять и разогнать полиция, но эффект будет
лишь временным, как от руки, разгоняющей комаров. Она может
быть атакована изнутри, когда поставлены под сомнение требова-
ния, приведшие к ее образованию. Тогда слабые отсеиваются, а те,
кто собирался присоединиться, на полпути сворачивают назад.
Нападение на массу извне способно ее только укрепить. На-
сильственный разгон сплачивает ее сильнее, чем раньше. А вот
нападение изнутри в самом деле опасно. Стачка, нацеленная на
получение каких-то привилегий, на глазах разваливается. Напа-
дение изнутри апеллирует к индивидуальным желаниям. Массой
это воспринимается как подкуп, как <аморальность>, ибо индиви-
дуализм противоречит ее ясным и чистым основным принципам.
Каждый, кто принадлежит массе, несет внутри себя маленького
предателя, который хочет есть, пить, любить, вообще жить в покое.
Если он эти свои частные желания удовлетворяет мимоходом, не
делая из этого особой проблемы, то пусть так и остается. Но
если он заговорит об этом вслух, его начинают ненавидеть и
бояться. Ясно, что он поддался на вражескую пропаганду.
Масса похожа на осажденную крепость. Крепость осаждена
двояко: враг стоит перед стенами и враг засел в подвалах. Когда
битва началась, на подмогу спешат все новые сторонники и коло-
тят в ворота, требуя входа; в подходящий момент просьбу удов-
летворяют, но они лезут и через стены. Город быстро наполняет-
ся бойцами, и каждый из них вносит с собой маленького невидп- '
мого предателя, который поспешно исчезает в подземелье. Цель
осады - остановить приток сторонников. Врагам снаружи стены
нужнее, чем осажденным внутри. Именно осаждающие стараются
построить их все выше. Они подкупают тех, кто спешит в город,
а если не в силах их остановить, заботятся о том, чтобы
сопровождающие маленькие предатели по дороге накопили дос-
таточно враждебности.
Свойственное массе чувство преследуемости есть ни что иное,
как это ощущение двоякой угрозы. Стены снаружи становятся
все выше и выше, все больше и больше врагов скапливается в
подвалах. Намерения врага ясны и очевидны, когда он трудится
на стенах, но что замышляют те, кто сидит глубоко под землей?
Однако подобные образы всегда выражают только часть ис-
тины. Притекающие снаружи, стремящиеся в город - не только
новые товарищи, подкрепление и поддержка, они также и питание
массы. Масса, которая не прибавляет в весе, голодает. Есть сред-
ства, позволяющие переносить голод; особенным мастерством в
их изыскании отличаются религии. Далее будет показано, как
мировым религиям удается сохранять массы даже при отсутствии
стремительного прироста.
Приручение масс в мировых религиях
Религии с универсальными притязаниями, получив признание,
быстро меняют акценты в своей пропаганде. Поначалу задача
состоит в том, чтобы достичь и завоевать на свою сторону всех,
кого только можно достичь и завоевать. Масса, которая рисуется
им в воображении, - это универсальная масса: речь идет о каждой
индивидуальной душе, и каждая душа должна принадлежать им.
Однако борьба, в которую приходится при этом вступать, посте-
пенно рождает скрытое уважение к противнику, чьи институты
уже налицо. Они видят, как это трудно - выстоять. Все важнее
им представляется наличие институтов, обеспечивающих един-
ство it устойчивость. По примеру противника они делают все
возможное, чтобы ввести у себя такие же; когда это удается,
центр тяжести постепенно перемещается на удержание достигну-
того.
Больший удельный вес институтов, начинающих жить соб-
ственной жизнью, ведет к снижению накала первоначальной про-
паганды. Церкви строятся так, чтобы вместить уже имеющихся
верующих. К вопросу о строительстве новых подходят сдержан-
но II осмотрительно, судят, есть ли в том действительная надоб-
ность. Стремятся распределить имеющихся верующих по отдель-
ным подразделениям. Именно потому, что их стало много, появи-
лась тенденция к распаду и опасность распада, для нейтрализации
которой нужна постоянная упорная работа.
Ощущение коварства массы заложено в крови мировых рели-
гий. Их собственная традиция, имеющая обязательный характер,
учит, как внезапно и быстро распространились они сами. Исто-
рии массовых обращений кажутся чудом, таковы они и на самом
деле. Но в раскольнических движениях, которых церкви стра-
шатся и которые неистово преследуют, эти чудеса обращаются
против них самих: раны от них, возникающие на собственном
теле, болезненны и неизлечимы. То и другое - стремительное
распространение на ранних стадиях и не менее стремительные
расколы потом - не дает уснуть недоверию по отношению к массе
Что им требуется, так это не масса, а ее противоположность -
послушная паства. Они сравнивают верующих с овцами и хвалят
за послушание. От важнейшего свойства массы, а именно - быст-
рого роста, религии полностью отказались, довольствуясь вместо
этого фикцией равенства всех верующих (на чем, впрочем, не
настаивают слишком сильно), определенной степенью их близос-
ти (не переходящей, впрочем, известных границ) и определеннос-
тью направления. Цель они предпочитают поместить в очень боль-
шом отдалении - в потустороннем мире, куда человек не может
попасть сразу, поскольку еще жив, и право на который нужно
заслужить ценой больших усилий и унижений. Постепенно
направление становится важнее цели. Чем цель отдаленнее, тем
больше порядка требуется для движения к ней. На место кажуще-
гося неотъемлемым от массы принципа роста ставится нечто со-
всем иное - принцип повторения.
Верующих собирают в одних и тех же зданиях к одному и
тому же часу и воздействуют на них посредством одних и тех же
приемов, в результате чего они впадают в мягкое состояние мас-
сы, которое их возбуждает, не давая при этом перейти определен-
ные границы, и делает возможным привыкание. Ощущение един-
ства отпускается им маленькими дозами. От правильности дози-
ровки зависит устойчивость церкви.
Если люди привыкли воспроизводить это четко отмеренное
переживание в своих церквях и храмах, им уже без него не обой-
тись. Оно становится необходимым как пища и все прочее, из
чего складывается существование. Внезапный запрет культа, пре-
следование религии со стороны государства не может пройти без
последствий. Сбой в старательно сбалансированных массовых
процессах приводит через некоторое время к извержению от-
крытой массы. Она располагает всеми элементарными свойства-
ми, которые нам уже известны. Она стремительно распространя-
ется во всех направлениях. В ней осуществляется настоящее, а не
фиктивное равенство. Она по-новому и еще более интенсивно
сплачивается. Она в мгновение ока отбрасывает ту далекую и
трудно достижимую цель, в преданности которой ее воспитали, и
ставит себе новую цель здесь, в непосредственной окрестности ее
конкретной жизни.
Все внезапно запрещаемые религии мстят своего рода обмир-
щением. В неожиданной и мощной вспышке варварства полнос-
тью меняется характер их верований, причем самим верующим
природа изменений непонятна. Они остаются при полном убеж-
дении, что держатся старой веры, и думают только о том, чтобы не
изменить ее глубочайшим принципам. На самом деле они стали в
корне другими, их охватило острое и неповторимое ощущение
открытой массы, в которую они вдруг превратились и отпасть от
которой не согласятся ни за какую награду.
Паника
Паника в театре, как это часто отмечалось, представляет собой
распад массы. Чем сильнее люди объединены представлением и
чем изолированнее от улицы помещение театра, тем более бурно
протекает распад.
Бывает, однако, что сам по себе спектакль не в состоянии
соединить людей в массу. Представление не <захватывает>, и
зрители остаются вместе только потому, что они уже здесь. Но
что не может сделать спектакль, то мгновенно делает огонь. Он
не менее опасен для людей, чем для животных, - самый древний и
могучий символ массы. Если в публике было хоть чуть-чуть
массового чувства, то при появлении огня оно в один миг дости-
гает кульминации. Одинаковая и очевидная для всех' йпасность
порождает одинаковый для всех страх. На короткое время из
публики рождается подлинная масса. Не будь это в театре, мож-
но было бы удариться в бегство подобно стаду животных при
виде опасности, и однонаправленность движения умножила бы
энергию бегства. Активный массовый страх такого рода - вели-
кое коллективное переживание всех животных, ведущих стадную
жизнь и, как хорошие бегуны, спасающихся вместе.
В театре, напротив, масса обречена на распад. Двери могут
одновременно пропустить только одного или нескольких чело-
век. Энергия бегства сама по себе преобразуется в энергию от-
талкивания. Проход между креслами рассчитан только на одного,
все четко отделены друг от друга, каждый сидит сам по себе,
стоит сам по себе, у каждого свое место. Расстояние до ближай-
шей двери для всех разное - для каждого свое. Нормальный
театр рассчитан на то, что зрители удобно рассажены и им остав-
лена лишь свобода рук и голоса. Движение ног максимально
ограничено.
Внезапный приказ бежать, отданный огнем, сразу наталкивается
на невозможность совместного бегства. Каждый видит дверь, в
которую ему нужно пройти, он видит в ней себя отдельно от всех
остальных, и эта дверь становится рамкой картины, кроме кото-
рой он ничего видеть не способен. Так масса, все еще на вершине
своего переживания, вынуждена насильственно распасться. Пре-
вращение ярче всего сказывается в буйстве индивидуальных про-
явлений - каждый бьется за себя.
Чем яростнее человек борется за собственную жизнь, тем яс-
нее становится, что он борется против остальных, мешающих ему
со всех сторон. Они окружают его как стулья, барьеры, запертые
двери, с тем только отличием, что сами борются против него. Они
тащат его то в одну, то в другую сторону, куда им заблагорассу-
дится, точнее, куда влечет их самих. На женщин, детей, стариков
не обращают внимания, их не отличают от мужчин. Это - признак
организации массы, где все равны, и, хотя человек не ощущает
себя принадлежащим массе, она все равно охватывает его со всех
сторон. Паника - это распад массы в массе. Отдельный человек
здесь старается отпасть от массы и бежать от нее, угрожающей
ему как целое. Но поскольку он физически внутри нее, приходит-
ся с ней сражаться. Отдаться ей было бы гибелью, ибо гибель
грозит ей самой. В такие мгновения он не может не подчеркивать
свою отде-дьность. Пинками и ударами он вызывает на себя пин-
ки и удары. Чем больше он их раздает, тем больше получает, и
тем отчетливее чувствует себя, тем яснее прочерчиваются грани-
цы его собственной персоны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99