<Знаете ли вы, что такое избирательный
комитет? - спрашивает один из самых мужественных защитников
современной демократии, г. Сегерер. - Это просто ключ ко всем
нашим учреждениям, главная часть нашей политической машины.
Франция в настоящее время управляется комитетами>.
Комитеты, каково бы ни было их название: клубы, синдикаты и проч.,
составляют, быть может, самый главный элемент опасности надвигаю-
112
щегося могущества толпы. Они представляют собой самую безличную
и, следовательно, самую угнетающую форму тирании. Вожаки, руково-
дящие комитетами, имея право говорить и действовать от имени како-
го-нибудь собрания, избавляются от всякой ответственности и могут все
себе позволить. Ни один из самых свирепых тиранов не мог бы никог-
да и помышлять о таких предписаниях, какие издавались, например,
революционными комитетами. Они истребляли Конвент и урезали его,
и Робеспьер оставался абсолютным властелином до тех пор, пока мог
говорить от их имени. Но в тот день, когда он отделился от них, он
погиб. Царство толпы - это царство комитетов, т.е. вожаков, и нельзя
даже вообразить себе худшего деспотизма.
Действовать на комитеты не трудно; надо только чтобы кан-
дидат мог быть принят и обладал достаточными ресурсами. По
признанию самих же жертвователей, довольно было трех милли-
онов, чтобы устроить множественные выборы генералу Буланже.
Такова психология избирательной толпы; она не отличается
ничем от психологии толпы других категорий и нисколько не
лучше и не хуже ее. Но из всего вышесказанного я все же не
вывожу заключения против всеобщей подачи голосов. Если бы
от меня зависела судьба этого учреждения, то я бы оставил его в
том виде, в каком оно существует теперь, руководствуясь практи-
ческими соображениями, вытекающими непосредственно из изу-
чения психологии толпы. Без сомнения, неудобства всеобщей по-
дачи голосов достаточно бросаются в глаза, и отрицать это не-
возможно. Нельзя отрицать также, что цивилизация была делом
лишь небольшого меньшинства, одаренного высшими умственными
способностями и занимающего верхушку пирамиды, постепенно
расширяющейся книзу по мере того, как понижается умственный
уровень различных слоев наций. Конечно, величие цивилизаций
не может зависеть от голосов низших элементов, берущих только
численностью: без сомнения, подача голосов толпы часто бывает
очень опасна, и мы уже не раз расплачивались за это нашествия-
ми. Весьма вероятно, что мы еще дороже поплатимся в будущем
ввиду приближающегося могущества толпы. Но все эти возраже-
ния, совершенно верные в теоретическом отношении, в прак-
тическом теряют всю свою силу в наших глазах, когда мы вспом-
ним о непоколебимом могуществе идей, превращенных в догма-
ты. Догмат верховной власти толпы не подлежит защите с фило-
софской точки зрения, совершенно так же, как и средневековые
религиозные догматы, но тем не менее, он обладает абсолютной
силой в настоящее время; этот догмат, следовательно, столь же
неприкосновенен, как были некогда неприкосновенны наши рели-
гиозные идеи. Представьте себе современного свободного мыс-
лителя, перенесенного магической силой в средние века. Вы, мо-
жет быть, думаете, тго, удостоверившись в верховном могуществе
религиозных идей, господствовавших тогда, от стал бы пробовать
с ними бороться? Или, попав в руки судьи, желающего сжечь его
вследствие обвинения в заключении договора с дьяволом или же
посещении шабаша, он стал бы оспаривать существование дьяво-
ла или шабаша? Но ведь оспаривать верование толпы - это то же,
что спорить с ураганом. Догмат всеобщей подачи голосов обла-
дает в настоящее время такой же силой, какой некогда обладали
религиозные догматы. Ораторы и писатели отзываются о нем с
таким уважением и таким подобострастием, какие не выпадали
даже на долю Людовика XIV. Поэтому-то и надо относиться к
этому догмату, как ко всем религиозным догматам, на которые
действует только время.
Было бы, впрочем, бесполезно пробовать поколебать этот дог-
мат, так как он опирается все-таки на некоторые доводы, говоря-
щие в его пользу. <Во времена равенства, - говорит справедливо
Токвиль, - люди не питают никакого доверия друг к другу вслед-
ствие своего сходства. Но именно это сходство вселяет им дове-
рие, почти безграничное, к общественному мнению, так как они
полагают, что ввиду всеобщего одинакового умственного разви-
тия истина должна быть там, где находится большинство>.
Можно ли предположить, следовательно, что ограничение по-
дачи голосов на каких бы то ни было основаниях должно повес-
ти к улучшению голосований толпы? Я не допускаю этого на
основании ранее высказанных мною причин, касающихся низкого
умственного уровня всех собраний, каков бы ни был их состав. В
толпе люди всегда сравниваются, и если дело касается общих
вопросов, то подача голосов сорока академиков окажется нис-
колько не лучше подачи голосов сорока водоносов. Не думаю,
чтобы голосования, которые так часто ставились в вину всеоб-
щей подачи голосов (например, восстановление империи), были
бы иного характера, если бы вотирующие были выбраны исклю-
чительно из числа ученых и образованных. Если какой-нибудь
индивид изучил греческий язык, математику, сделался архитекто-
ром, ветеринаром, медиком или адвокатом, то это еще не значит,
что он приобрел особенные сведения в социальных вопросах.
Ведь все наши экономисты большей частью образованные люди, в
114
большинстве случаев профессора и академики, но разве суще-
ствует хоть один общий вопрос, протекционизм, биметаллизм и
т.д., относительно которого они пришли бы к соглашению? И это
потому что вся их наука представляет собой лишь очень смяг-
ченную форму всеобщего невежества. Перед социальными же
проблемами, куда входит столько неизвестных величин, сравнива-
ются все незнания.
Таким образом, если даже избирательный корпус будет состо-
ять исключительно из людей, начиненных наукой, все же их во-
тум будет не лучше и не хуже, чем нынешние квоты избирателей.
Они будут точно также руководствоваться своими чувствами и
духом своей партии. Наши затруднения нисколько бы не умень-
шились, но нам пришлось бы кроме того испытать еще тяжелую
тиранию каст.
Подача голосов толпы везде будет одинакова и в конце кон-
цов всегда будет служить выражением стремлений и бессозна-
тельных потребностей расы, все равно - будет ли эта подача
голосов ограниченной или общей, и практикуется ли она в рес-
публиканской или монархической стране, во Франции, Бельгии,
Греции, Португалии или Испании. Арифметическое среднее всех
избраний, во всякой стране, служит изображением души расы, а
эта душа остается почти одинаковой из поколения в поколение.
Все вышесказанное приводит нас еще раз к заключению, что
раса имеет большое значение, и что учреждения и правительства
играют лишь незначительную роль в жизни народов. Эти после-
дние главным образом управляются душою расы, т.е. наслед-
ственными остатками, сумма которых собственно и составляет
душу расы. Раса и цель насущных потребностей повседневной
жизни - вот таинственные властелины, которые управляют судь-
бами нации.
Глава пятая
ПАРЛАМЕНТСКИЕ СОБРАНИЯ
Парламентские собрания представляют собой разнородную
толпу, неанонимную. Несмотря на различный их состав в разные
эпохи и у разных народов, они все-таки обнаруживают сходные
черты, причем влияние расы сказывается лишь в смягчении или
увеличении этих черт. Парламентские собрания в самых различ-
ных странах, в Греции, Италии, Португалии, Испании, Франции,
Америке имеют очень большие аналогии в своих прениях и
голосованиях и причиняют правительствам одинаковые затруд-
нения.
Парламентский режим, впрочем, является идеалом всех совре-
менных цивилизованных народов, хотя в основу его положена та
психологически неверная идея, что много людей, собравшихся
вместе, скорее способны прийти к независимому и мудрому реше-
нию, нежели небольшое их число.
В парламентских собраниях мы встречаем черты, общие вся-
кой толпе: односторонность идей, раздражигельность, восприим-
чивость к внушению, преувеличение чувств, преобладающее влия-
ние вожаков. Но уже вследствие своего особого состава парла-
ментская толпа имеет некоторые особенности, на которых мы
здесь остановимся.
Односторонность мнений составляет важнейшую черту этой
толпы. Во всех партиях, и особенно у латинских народов, мы
встречаем неизменную склонность разрешать самые сложные со-
циальные проблемы посредством самых простых абстрактных
принципов и общих законов, применяемых ко всем случаям. Прин-
ципы естественным образом меняются сообразно каждой партии,
но уже вследствие своего нахождения в толпе индивиды всегда
обнаруживают стремление к преувеличению достоинства этих
принципов и стараются довести их до крайних пределов. Вот
почему парламенты всегда являются представителями самых край-
них мнений.
Самый совершенный образец односторонности таких собра-
ний представляют якобинцы великой революции. Проникнутые
догматами и логикой, с головой, наполненной неопределенными
общими местами, якобинцы стремились проводить в жизнь свои
стойкие принципы, не заботясь о событиях, и можно смело ска-
зать, что они прошли через всю революцию, не замечая ее. Воору-
жившись очень простыми догматами, которые служили для них
путеводителями, они вообразили, что могут переделать общество
во всех его частях и вернуть утонченную цивилизацию к ранней
фазе социальной эволюции. Способы, употребленные ими для
осуществления их мечты, также отличались абсолютной односто-
ронностью. Они ограничивались только тем, что насильственным
образом уничтожали все то, что мешало им. Впрочем, и все ос-
тальные - жирондисты, монтаньяры, термидорианцы и т.п.- дей-
ствовали в том же духе.
Парламентская толпа очень легко поддается внушению, и как
во всякой толпе, внушение исходит от вожаков, обладающих оба-
янием. Но в парламентских собраниях восприимчивость к вну-
шению имеет резко определенные границы, и на них-то не мешает
указать.
Относительно всех вопросов, представляющих местный или
областной интерес, у членов парламентского собрания имеются
настолько стойкие, неизменяющиеся мнения, что никакая аргумен-
тация не в состоянии была бы их поколебать. Даже талант Де-
мосфена не мог бы заставить депутата изменить свой вотум отно-
сительно таких вопросов, как протекционизм и др., представляю-
щих требования влиятельных избирателей. Предшествовавшее
внушение, произведенное в этом духе на депутатов их избирате-
лями, настолько сильно, что мешает всяким другим внушениям и
способствует поддержанию абсолютной стойкости мнений.
Вероятно, к этим мнениям, предварительно установленным во время
выборов, относится следующее размышление одного старинного анг-
лийского парламентского деятеля: <В течение тех пятидесяти лег, что я
заседаю в Вестминстере, я слышал множество речей. Весьма немногие
из них заставили меня изменить свои мнения, но ни одна не изменила
моего вотума>.
В вопросах общего характера, касающихся, например, низвер-
жения министерства, учреждении налогов и т.п., не существует
никакой стойкости мнений, и потому тут могут действовать вну-
шения вожаков совершенно так же, как в обыкновенной толпе. В
каждой партии существуют свои вожаки, пользующиеся иногда
совершенно одинаковым влиянием, отчего депутат подвергается
иной раз противоположным внушениям и естественным образом
обнаруживает нерешительность. Этим объясняется такая ситуа-
ция, когда порой депутат в какие-нибудь четверть часа меняет
свое мнение, вотирует противоположным образом и прибавляет
какую-нибудь статью к только что вотированному им закону,
совершенно уничтожающую его значение. Так, например, только
что отняв право у заводчиков выбирать и увольнять своих рабо-
чих, депутат, вотируя поправку к этому закону, почти совершенно
лишает его силы.
На этом-то основании палата депутатов во время каждого
законодательного периода обнаруживает рядом с вполне опреде-
ленными также и очень неопределенные мнения. Но так как
вопросы общего характера всегда бывают более многочисленны,
117
то в палате неизбежно преобладает нерешительность, поддержи-
ваемая притом страхом перед избирателем, скрытое внушение
которого всегда стремится образовать противовес внушению во-
жаков. В таких же прениях, очень, впрочем, многочисленных, от-
носительно которых у членов собрания не существует ранее
установившихся мнений, всегда одерживают победу вожаки,
навязывающие свои мнения толпе. Потребность в таких вожаках
очевидна уже потому что под именем предводителей групп они
встречаются в собраниях всех стран и являются настоящими
властелинами этих собраний. Люди в толпе не могут обойтись
без господина, и потому-то голосование какого-нибудь собрания
обыкновенно служит выражением мнения лишь очень небольшо-
го меньшинства.
Вожаки действуют главным образом не своими рассуждениями,
а своим обаянием, и лучшим доказательством этого служит то,
что если вследствие какой-нибудь случайности они лишаются
обаяния, то вместе с этим исчезает и их влияние.
Обаяние вожаков имеет индивидуальный характер и не нахо-
дится в зависимости ни от имени, ни от славы. Вот что рассказы-
вает Жюль Симон о великих людях 1848 года, среди которых он
заседал.
<За два месяца перед тем, как сделаться всемогущим, Людо-
вик Наполеон был ничто...
Виктор Гюго взошел на трибуну. Он не имел успеха. Его
слушали, как слушают Феликса Пиа, но ему меньше аплодирова-
ли. <Я не люблю его идей, - сказал мне Волабелл, говоря о
Феликсе Пиа, - но это один из самых великих писателей и вели-
чайший оратор Франции>.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99