https://wodolei.ru/catalog/dushevie_ugly/shirmy-dlya-vannoj/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Развитая цивилизация всегда полна тяжелых проблем. Чем
выше ступень прогресса, тем больше опасность крушения. Жизнь
все улучшается, но и усложняется. Конечно, по мере усложнения
проблем средства к разрешению их совершенствуются. Но каж-
дое новое поколение должно научиться владеть этими средства-
ми. Среди них - чтобы быть конкретным -есть одно, особенно
полезное именно для сложившейся, зрелой цивилизации: хорошее
знание прошлого, накопление опыта, одним словом - история. Ис-
торическая наука совершенно необходима для сохранения и про-
дления зрелой цивилизации не потому, чтобы она давала готовые
решения для новых конфликтов, - жизнь никогда не повторяется
и требует всегда новых решений, - но потому, что она предо-
храняет нас от повторения ошибок прошлого. Если же человек
или страна, проделав долгий путь и очутившись в трудном поло-
жении, вдобавок теряет память и не может использовать опыта
прошлого, тогда дело плохо. Мне кажется, Европа находится сей-
час именно в таком положении. Самые культурные люди Европы
в наши дни невероятно невежественны в истории. Я утверждаю,
что современные руководители европейской политики знают ис-
торию гораздо хуже, чем их предшественники в XVIII и даже
XVII столетиях. Исторические познания правящей элиты тех ве-
ков сделали возможным изумительный прогресс XIX века. По-
литика XVIII века вся была продиктована стремлением избежать
ошибок прошлого и располагала огромным запасом опытных дан-
ных. Но уже в XIX веке <историческая культура> начала убы-
вать, хотя отдельные специалисты значительно продвинули исто-
рию, как науку*. Этот упадок исторической культуры повлек за
собой ряд специфических ошибок, последствия которых мы сей-
час испытываем. В последней трети XIX века начался - сперва
невидимый, подземный - поворот вспять, возврат к варварству,
т.е. к простоте человека, у которого прошлого нет или он свое
прошлое забыл.
Поэтому большевизм и фашизм - две новые политические
попытки, возникшие в Европе и на ее окраинах, представляют
собою два ярких примера существенного регресса - не столько
по содержанию их теорий, которые сами по себе, конечно, содер-
жат часть истины (где на свете нет крупицы истины), сколько по
антиисторизму, анахронизму, с которыми они к этой истине отно-
сятся. Эти движения, типичные для человека массы, управляются,
как всегда, людьми посредственными, несовременными, с корот-
кой памятью, без исторического чутья, которые с самого начала
* Здесь мы имеем пример разницы между состоянием наук в изве-
стную эпоху и общим состоянием культуры в то же время.
ведут себя так, словно уже стали прошлым, влились в первоб1
ную фауну. Вопрос не в том, быть или не быть коммунистом
большевиком. Я не обсуждаю веры, я просто не понимаю, счита1
анахронизмом, что коммунист 1917 года производит революцию,!
тождественную тем, какие уже бывали, ни в малой мере не улуч-
шая их, не исправляя ошибок. Поэтому все происходящее в Рос-!
сии не представляет исторического интереса: что-что, но это не
переход к новой жизни. Наоборот, это монотонное повторение^
прошлого, трафарег, революционный шаблон, и до такой степени,^
что нет ни одного шаблонного изречения о революциях, которое^
не нашло бы печального подтверждения: <Революция пожирает j
собственных детей>, <Революцию начинают умеренные, продолжают 1
крайние, завершает реставрация> и т.д. К этим почтенным из-1
речениям можно было бы присоединить еще несколько менее)
популярных, хотя и столь же вероятных, например: революция ",
длится не более 5 лег - творческого периода одного поколения*.
Кто стремится к подлинному творчеству, к созданию новых
форм социальной и политической жизни, тот должен прежде все-
го покончить с убогими трафаретами исторической мудрости. Я:
назвал бы гениальным того политического деятеля, который пер-
выми же своими реформами свел бы с ума профессоров истории,
показав им на деле, как все <законы> их науки теряют силу,
рассыпаются вдребезги и обращаются в прах.
Почти то же самое, только с обратным знаком, можно сказать
о фашизме. Ни большевизм, ни фашизм не стоят <на высоте
эпохи>, не несут в себе прошлого в сжатой форме, а это необхо-
димо, чтобы его улучшить. С прошлым нельзя бороться вруко-
пашную. Прошлое побеждают, поглощая. Все, что не останется
вовне, погибнет.
И большевизм, и фашизм - ложные зори; они предвещают не
новый день, а возврат к архаическому, давно пережитому, они
* Поколение действует около 30 лет. Но деятельность его разделяет-
ся на два периода, различные по форме: в первый период молодое
поколение пропагандирует свои идеи, настроения, склонности; во вто-
рой - оно приходит к власти и проводит их в жизнь. Следующее поко-
ление в это время уже несет новые идеи и вкусы, которые начинают
проникать в общую атмосферу. Если идеи и вкусы правящего поколе-
ния носят радикальный, революционный характер, то новое поколение
- антиреволюционно, т.е. в сущности реакционно по духу. Конечно, эта
реставрация не простое возвращение к старому, этого никогда не бывало.
первобытны. И та же судьба ожидает все движения, которые
простодушно вступят в открытый бой с той или иной частью
прошлого, вместо того чтобы переварить ее.
Конечно, либерализм XIX века надо преодолеть. Но этого-то
как раз и не может выполнить тот, кто, подобно фашисту, объяв-
ляет себя антилибералом. Антилибералами или нелибералами люди
были до либерализма. Либерализм оказался сильнее, он должен
победить и в этот раз, или же оба противника погибнут вместе со
всей Европой. Такова неумолимая хронология жизни, либерализм
- позже антилиберализма, подобно тому, как в ружье <больше>
оружия, чем в копье.
На первый взгляд кажется, что каждое <анти>, <против> мо-
жет появиться лишь после <чего-то>. Однако в этом <анти> нет
никакого положительного содержания, ничего нового, что пустое
отрицание, возвращение к тому, что было до отрицаемого. Возьмем
коикретный пример если кто-нибудь говорит, что он антипетрист,
это значит только, что он предпочитает общество (или мир) без
Петра, но это и было до появления Петра. Таким образом, анти-
петрист встает не после Петра, а до него, он начинает крутить
фильм от прошлого, и неизбежно наступит момент, когда Петр
появится снова. Все эти <анти> напоминают легенду о Конфу-
ции. Он родился, естественно, после своего отца, но - вот незадача
- ему было уже 80 лет, а его отцу - только 30! Каждое <анти> - не
больше, чем пустое отрицание, <нет>.
Все было бы очень просто, если бы коротким <нет> мы могли
похоронить прошлое. Но прошлое по своей природе возвращает-
ся. Если его отгонят, оно вернется. Единственный способ спра-
виться с ним - не выгонять его, считаться с ним, но избегать его,
уклоняться от него. Иными словами: жить на уровне эпохи, тон-
ко ощущая историческую конъюнктуру.
У прошлого своя правда. Если ее не признают, оно возвраща-
ется и требует признания, подчас даже там, где и не надо. У
либерализма была своя правда, и ее надо признать на веки веч-
ные. Но он был прав нс во всем, и то, в чем он не был прав, надо
изъять. Европа должна сохранить все существенное из своего
либерализма. Иначе его не преодолеешь.
Я говорю о фашизме и большевизме только вскользь, отмечая
лишь одну их черту - анахронизм. Эта черта, по моему мнению,
органически присуща всему тому, что сейчас, видимо, торжеству-
ет. Сейчас повсюду торжествует человек массы, и только тете-
чения могут иметь видимый успех, которые проникнуты его ду-
хом, выдержаны в его примитивном стиле. Я ограничиваюсь этим
и не углубляюсь в исследование внутренней природы того и дру-
гого движения, как и не пытаюсь решать вечную дилемму рево-
люции или эволюции. Самое большее, на что я претендую, чтобы
и революция, и эволюция были историчны, а не анахроничны.
Тема этого исследования политически нейтральна, она лежит в
иной сфере, более глубокой, чем политика с ее склоками. Консер-
ваторы не в большей и не в меньшей степени <масса>, чем радика-
лы; разница между ними, которая всегда была очень поверхност-
ной, ничуть не мешает им быть по существу одним и тем же
восставшим <человеком массы>.
У Европы нет перспектив, если только судьба ее не попадет в
руки людей подлинно современных, проникнутых ощущением ис-
тории, сознанием уровня и задач нашей эпохи в отвергающих
всякое подобие архаизма и примитивизма. Нам нужно знать под-
линную, целостную Историю, чтобы ре провалиться в прошлое, а
найти выход на него. f
XI. Эпоха самодовольства
Итак, мы констатируем новый социальный факт европейская
история впервые оказывается в руках заурядного человека как
такового и зависит от его решений. Или в действительном зало-
ге заурядный человек, до сих пор всегда руководимый другими,
решил сам управлять миром. Выйти на социальную авансцену он
решил автоматически, как только созрел тип <нового человека>,
который он представляет. Изучая психическую структуру этого
нового <человека массы> с точки зрения социальной, мы находим
в нем следующее: (1) врожденную, глубокую уверенность в том,
что жизнь легка, изобильна, в ней нет трагических ограничений,
поэтому заурядный человек проникнут ощущением победы и вла-
сти; (2) ощущения эти побуждают его к самоутверждению, к
полной удовлетворенности своим моральным и интеллектуаль-
ным багажом. Самодовольство ведет к тому, что он не признает
никакого внешнего авторитета, никого не слушается, но допуска-
ет критики своих мнений и ни с кем не считается. Внутреннее
ощущение своей силы побуждает его всегда выказывать превос-
ходство, он ведет себя так, словно он и ему подобные - одни на
свете, а поэтому (3) он лезет во все, навязывая свое пошлое
мнение, не считаясь ни с кем и ни с чем, то есть - следуя принципу
<прямого действия>.
Этот перечень типичных черт и напомнил нам о некоторых
недочеловеческих типах, таких, как избалованный ребенок и мя-
тежный дикарь, то есть варвар. (Нормальный дикарь, наоборот,
крайне послушен внешнему авторитету - религии, табу, социальным
традициям, обычаям). Не удивляйтесь, что я так браню это суще-
ство. Моя книга - первый вызов триумфатору нашего века и
предупреждение о том, что в Европе найдутся люди, готовые
решительно сопротивляться его попыткам тирании. Сейчас это
лишь стычка на аванпостах. Атака на главном фронте последует
скоро, быть может, очень скоро и совсем в иной форме. Она
произойдет так, что человек массы не сможет предупредить ее; он
будет видеть ее, не подозревая, что это и есть главный удар.
Существо, которое сейчас встречается везде и всюду прояв-
ляет свое внутреннее варварство, и впрямь баловень человечес-
кой истории. Это наследник, который ведет себя именно и только
как наследник. В нашем случае наследство - цивилизация со
всеми ее благами: изобилием, удобствами, безопасностью и т.д.
Как мы видели, только в условия нашей легкой, удобной и безо-
пасной жизни и мог возникнуть такой тип, с такими чертами, с
таким характером. Он одно из уродливых порождений роскоши,
когда та влияет на человеческую натуру. Мы обычно думаем - и
ошибаемся, - что жизнь в изобилии лучше, полнее и выше, чем
жизнь в борьбе с нуждой. Но это неверно - в силу серьезных
причин, излагать которые здесь не место. Сейчас достаточно на-
помнить неизменно повторяющуюся трагедию каждой наследствен-
ной аристократии. Аристократ наследует, то есть получает гото-
выми, условия жизни, которых он не создавал, то есть такие, кото-
рые не находятся в органической связи с его личностью, с его
жизнью он видит, что с колыбели, без всяких личных заслуг,
обладает богатством и привилегиями. Сам он ничем с ними не
связан, он их не создавал. Они обрамляли другое лицо, его пред-
ка, а ему приходится жить <наследником>, носить убор другого
лица. К чему это приводит? Какой жизнью будет жить наслед-
ник - своей собственной или своего высокого предка? Ни той, ни
другою. Ему суждено представлять другое лицо, то есть не быть
ни самим собой, ни другим. Его жизнь неизбежно утрачивает
подлинность и превращается в пустую фикцию, стимуляцию чу-
жого бытия. Избыток средств, которыми он призван управлять,
не позволяет ему осуществить подлинное, личное призвание, он
калечит свою жизнь. Каждая жизнь - это борьба за то, чтобы
стать самим собой. Препятствия, на которые мы при этой борьбе
натыкаемся, и пробуждают, развивают нашу активность и наши
способности. Если бы наше тело ничего не весило, мы не могли
бы ходить. Если бы воздух не давил на нас, мы ощущали бы свое
тело как что-то пустое, губчатое, призрачное. Так и наследствен-
ный аристократ - недостаток усилий и напряжения расслабляет
всю его личность. Результатом этого и становится тот особый
идиотизм старых дворянских родов, который не имеет подобий.
Внутренний трагический механизм, неумолимо влекущий наслед-
ственную аристократию к безнадежному вырождению, в сущнос-
ти, никогда еще не был описан.
Все это я говорю, чтобы опровергнуть наивное представление,
будто преизбыток земных благ способствует улучшению жизни.
Как раз наоборот. Чрезмерное изобилие жизненных благ* и воз-
можностей автоматически ведет к созданию уродливых пороч-
ных форм жизни, к появлению особых людей-выродков, один из
частных случаев такого типа - <аристократ>, другой - избалован-
ный ребенок, третий, самый законченный и радикальный, - совре-
менный человек массы. (Сравнение с <аристократом> можно было
бы развить подробнее, показав на ряде примеров, как многие чер-
ты, типичные для <наследника> всех времен и народов, проявля-
ются и в наклонностях современного человека массы. Например,
склонность делать из игры и спорта главное занятие в жизни,
культ тела - гигиенический режим, щегольство в одежде, отсутст-
вие рыцарства в отношении к женщине, флирт с <интеллектуала-
ми> при внутреннем пренебрежении к ним, а иногда - и жестоко-
сти, предпочтение абсолютной власти перед либеральным режи-
мом и т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99


А-П

П-Я