Владыка был большим знатоком по части волшбы. Тебя ж побить не сумел.
— То не моя заслуга. Сам не ведаю, как вышло.
— Вот, чтоб узнать, и оставайся. Будем вместе загадку разгадывать.
— Прости, великий боярин, не могу. Я за море еду.
— И когда отплываешь?
— Еще не ведаю. Надо с купцами поговорить, может, кто с собой возьмет.
— Не связывайся с этими разбойниками. Разденут и за борт вышвырнут. Ты теперь не бедствуешь. Купи себе лодь по нраву да людей — добрых новгородцев — набери. Я посодействую.
— Благодарствую, великий боярин! Мне даже в голову не приходило, что лодь могу приобресть.
— Привыкай. И не забывай о моей доброте. Надеюсь, ты еще вернешься в наши края.
Не прощаясь, Остромир вышел, оставив Радима наедине с думами. Может, в самом деле в Новгороде осесть? С тем золотом, что позвякивает в мешке, можно неплохо устроиться. А уж с расположением посадника он заживет припеваючи. Отстроит двор, заведет хозяйство, женится на Умилке… Вот ведь что в голову приходит! Она ж совсем девчонка, хоть и многое на своем горестном веку повидала. Да и не можно Радиму себя в роли мужа представить. Это ж постоянно о семье думать, цепями крепкими себя сковать. Нет! Такая жизнь не для тех, кто привык к свободе. Радиму судьба одна — вечная дорога.
С такими мыслями скоморох уснул, а когда проснулся, уже совершенно не сомневался, что покинет град сегодня же. Остромир действительно подсобил, прислал пронырливого детину, который устроил для Радима покупку совсем новой ладьи. Была она небольшая (хорошо по рекам легко ходить), но крепкая. По словам детины, вышла из рук лучших новгородских плотников. Людей, желающих плыть за море, скоморох нашел очень скоро. Все были крепкие, молодые, полные желания поскорее покинуть град. Сначала Ра-дим не особо разобрался, кто они такие, а потом было поздно что-либо менять. Две дюжины крепких молод-цев не далее как вчера еще были гридями епископа. Нынче же они скрывались от мести всех тех, кого некогда обидели. Даже если кто-то из них узнал Радима, то не подавал вида. Они уважительно кланялись, делали все как велел скоморох. Так что Радим, загрузив ладью самым необходимым, к вечеру был готов отправиться в путь.
Провожать его пришел один Туровид. Обнялись, расцеловались. Их многое связывало, но то, что разъединяло, было сильнее. Туровид и Коло Скоморохов были неразделимы, а Радим не любил ходить гурьбой.
— Бывай, Радим. Удачи тебе в дальних странах. Дадут боги, еще свидимся.
— Ничего не загадываю. Как судьба поведет, пусть так и будет.
— Эх, не смогла наша земля тебя к себе привязать. Жалко.
— Не жалей. Может, и к лучшему, что тут одним прохиндеем меньше станет.
Радим уже собрался крикнуть, что пора отчаливать, как заметил одинокую отроковицу, появившуюся у пристани.
— Умилка!
Это действительно была она.
— Радим! Ты все-таки уезжаешь? — Девушка была опечалена. — И хотел покинуть меня не попрощавшись!
— Я искал тебя. Но, видно, плохо, — солгал Радим. — Прости!
— Я зла не держу. Ты мне ничего не обещал. Вот, возьми на память, — девушка скинула с плеч шерстяной платок. — Пусть он греет тебя в дороге и напоминает о тех, что остались на берегу.
— Спасибо, Умилка! А тебе я хотел бы подарить вот такую безделицу, — он извлек из мешка массивную золотую цепь с подвесками из ярких самоцветов.
— Ты что! Такое богатство!
— Бери! Я теперь не беден, могу позволить себе делать подарки.
— Ты не совершил ничего плохого, чтобы достать такое чудо? — опасливо дотрагиваясь до золота, спросила Умилка.
— Ничего, за что я мог бы корить себя. Надень, красавица-Щеки Умилки залились румянцем. Она потупила взор.
— А то поплыли со мной! Вместе увидим дальние страны! — внезапно прорвало Радима.
— Нет, Радим. Так не выйдет. У меня здесь мои любимые братишки, я не могу их бросить.
— Возьмем их с собой!
— Нет. Я не готова. Я боюсь…
— Ты права. Тебе нельзя со мной…
Слеза медленно покатилась по щеке скомороха.
— Радим, оставайся с нами. Все будут рады. Радим поморщился:
— Нет. Я не смогу здесь жить.
— Мы бы тебе помогли.
— Огромное спасибо, Умилка. Но дело с отъездом решенное. Я должен плыть…
— Что же тебя так гонит, Радим? Объясни!
— Не могу… Ох, не могу…
— Береги себя.
— Ты тоже.
— До встречи!
— До встречи!
По знаку скомороха корабельщики отвязали ладью. Чалы шумно полетели на палубу. Двое рослых гребцов, вынув весла из уключин, оттолкнулись от пристани. Ладья стала медленно удаляться. Почти неслышно, шепотом Радим добавил:
— Прощай…
Над озерной гладью багровел закат. На берегу остались дорогая сердцу девчушка и лучший друг. Оба просили не уплывать, слезно умоляли об этом. Но Радим поступил вопреки их чаяньям. Его твердость имела причину, о которой он никому не говорил. С тех пор, как живая вода помогла вернуть голову на место, в груди Радима не билось сердце. Его тело умерло, но продолжало ходить. Нежить. Дорогие ему люди ведать об этом не должны. Пусть помнят Радима прежним, немного грустным, но всегда добрым скоморохом. И да поможет им Сварог!

Словарь устаревших слов и выражений, используемых в повестях цикла «Скоморох»
Белояр — первый весенний месяц. Бискуп (бископ) — епископ. Велесень — первый осенний месяц. Веретье — грубая ткань из конопли. Вертеп — пещера. Вершник — всадник. Виклина — ботва. Вира — плата, штраф.
Вирник — сборщик виры, налогов и пошлин. Волхв — чародей, колдун у славян. Воронец — брус в избе, служащий полкой. Гривна — мера веса. Гривна кун — единица стоимости. Детина — слуга.
Детинец — кремль, замок внутри города. Долонь — ладонь.
Доха — шуба мехом внутрь и наружу. Дроля — милый, дорогой. Замятия — междоусобие.
Зарод — большой продолговатый стог сена, хлеба. Зрелка — ягода. Калита — большой кошелек.
Камус — шкурка, снятая с ног лося (оленя), используется для подбивки камасных лыж. Кат — палач.
Клобук — головной убор цилиндрической формы черного цвета, покрытый спадающей на плечи тонкой черной тканью.
Клеть — комната, помещение.
Коваль — кузнец.
Конунг — норманнский король.
Кормило — руль у корабля.
Короб — сундук.
Ладень — второй весенний месяц.
Лед — славянский бог.
Летеница — лето, летняя пора.
Личина — маска.
Лучина — кусок сердцевины смолового дерева, зажигаемый для освещения.
Морена — славянская богиня.
Морок — облако, туча.
Мошна — кошелек.
Мытарь — сборщик пошлины.
Мялица — мялка, которой мнут лен и коноплю.
Ногата — единица стоимости, больше резани, но меньше гривны кун.
Необлыжный — настоящий.
Одр — кровать, лежанка.
Остроги — шпоры, крепящиеся на пятках обуви.
Полдень — юг.
Полуночь — север.
Порный — сильный.
Порты — штаны.
Поруб — помещение для содержания узников.
Потир — чаша, используемая в христианском богослужении.
Пресвитер — христианский священник.
Пряженец — лепешка, оладья на масле.
Раменье — опушка.
Рез — в Древней Руси прибыль, процент от денег, данных взаймы.
Резань — единица стоимости, меньше ногаты и гривны кун.
Рига — молотильный сарай с овином, использовался для обустройства массовых пиров.
Рясный — обильный.
Сварог — славянский бог.
Седмица — неделя, состоящая из семи дней.
Серпень — последний летний месяц.
Смерд — простолюдин.
Стола — верхняя одежда, род туники с узкими рукавами и обшлагами, а также двойными полосами кла-вов от плеч до низа подола.
Стрельница — крепостная башня.
Сулица — вид метательного оружия, небольшое копье.
Сумет — сугроб.
Тиун — доверенный человек, ответственный за исправление порученных хозяином обязанностей.
Трейя — вид одежды норманнского образца.
Умбон — накладка на щит.
Урок — оброк, дань.
Фелонь — богослужебное облачение, представлявшее собой длинную до пят одежду с прорезью для головы, без рукавов.
Фибула — декоративная застежка, брошь.
Хель — норманнский аналог христианского ада.
Холоп — зависимый человек, практически раб.
Чернец — монах, инок.
Чернобог — славянский бог.
Шишак — шлем.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38