— Что-то ты недоговариваешь... — пробормотала она, внимательно посмотрев на Разумца.
Он смутился и откашлялся, а потом вдруг вскочил на ноги и метнул на Машку раздраженный взгляд. Примерно такой же взгляд был у одного из первых Машкиных отчимов, интеллигентного скрипача дяди Славы, когда тот по рассеянности уговорил всю коробку Машкиных шоколадных конфет. Конфеты она получила за написание домашнего задания для глупенькой вертихвостки Юлечки еще в четвертом классе, и это был первый и последний случай, когда Машка взяла плату не деньгами, а продуктами. Очень уж шоколада хотелось. Тогда Машка крепко усвоила, что взрослые часто злятся, оказавшись неправыми. В такой ситуации от них может и влететь ни за что, даже если в остальное время они вполне вменяемы. На всякий случай она отодвинулась подальше от рассерженного бога.
— Да, недоговариваю! — резко сказал он. — Это преступление? Мне с высоты моей божественной мудрости и возраста кажется, что ты не готова получить всю информацию. Я только хочу, чтобы ты понимала: я желаю тебе только добра. Я буду помогать тебе по мере сил. Ты действительно много значишь для меня.
— Угу, — скептически сказала Машка. — Где-то я это уже слышала. «Бог любит тебя» и все такое прочее. Или вот еще как говорят: «Я открою тебе великую тайну! Ты — избранный!»
— Вот именно! — с энтузиазмом подхватил не заметивший явного подвоха бог. — Ты — избранная!
— Где-то ты меня кидаешь... — Машка наморщила нос и взглянула на собеседника со всей доступной ей иронией.
Бог обиделся. Насупился и принялся нервно теребить полу своего плаща.
— Ладно, — решительно сказала Машка, совершенно не желая огорчать несчастного, запутавшегося в своих планах и объяснениях бога. — Ты действительно много мне помогал, и я верю, что ты желаешь мне добра.
— Я вытащил тебя сюда, направлял и оберегал тебя, — уточнил Разумец. — Неужели этого недостаточно для того, чтобы считать меня другом?
— Достаточно, — подтвердила Машка. — Остановимся пока на этом. Я просто хочу знать, зачем ты вытащил меня сюда. Ведь это был ты, на втором этаже того сомнительного салона?
— Это было одно из моих воплощений.
— Хм. — Машка задумалась. — Пожалуй, удобно иметь несколько воплощений. Все успеваешь... Так почему ты хотел, чтобы я перебралась сюда?
— Мне проще присматривать за твоим воспитанием, когда ты здесь, — бесхитростно отозвался бог и отчего-то покраснел.
Машка тоже всегда краснела, когда случайно говорила нечто, чего говорить не следовало. Она поощрительно улыбнулась смущенному богу и развела руками, поощряя его рассказывать дальше. Но бог упрямо поджал губы и развивать тему не пожелал.
Помолчав, Машка спросила:
— И что же мне дальше делать?
— Учиться, — без тени сомнения ответил бог. — Расти. Ты можешь делать почти все, что пожелаешь, но с осторожностью. Мне бы не хотелось, чтобы ты пыталась сделать то, на что у тебя не хватает сил.
— Ты имеешь в виду магию? — тоскливо уточнила она. — Мне так хотелось быть магичкой!
— Я подумаю об этом, — дипломатично пообещал Разумец. — Но не сейчас. Это очень, очень опасно, запомни!
— Да запомнила уже! — с досадой буркнула Машка. — Но я на тебя рассчитываю!
— Нет ничего более глупого, чем рассчитывать на бога, — назидательно сказал Разумец. — Бог — существо занятое, и у него может оказаться миллион дел именно тогда, когда он тебе нужен. Но я постараюсь.
— Я имела в виду, что буду помнить, что ты обещал подумать об этом, — поправилась Машка.
— Может быть, — туманно сказал бог. — Потом, когда ты станешь старше и умнее.
«Я и сейчас умнее некоторых, которые совцов травили почем зря!» — хотела сказать Машка, но промолчала. До нее начало доходить, что у богов могут быть свои правила игры и свои резоны, отличающиеся от человеческих и не понятные никому, кроме них самих. И это не значит, что резоны эти — глупые или неправильные.
— Тебе не хотелось бы навестить мать или кого-то еще в том мире, откуда ты родом? — внезапно поинтересовался Разумец.
Машка вздрогнула от неожиданности — вопрос отвлек ее от размышлений — и почувствовала жгучий стыд. Действительно, пожалуй, это нужно сделать. Хотя бы для того, чтобы успокоить мать. Конечно, бывало и так, что она не замечала отсутствия дочери неделями, но ведь нужно хотя бы наврать что-нибудь, чтобы мать не ждала ее возвращения. Машка не собиралась возвращаться насовсем в Москву. Ей и в самом деле там нечего делать.
— Да, наверное, — неуверенно отозвалась она.
— Тебе там было плохо? — участливо спросил бог.
— Да уж, не сказочно, — Машка усмехнулась, — но бывает и хуже. У меня ведь, знаешь, отца нет, ну маманька и водила разных козлов.
— Знаю, — мрачно сказал Разумец. — Теперь — знаю.
— Но они ничего были, есть и хуже, — легкомысленно продолжала Машка. — У Сереги вон отчим вообще все из дома выносит и лупит их с матерью так, что хоть домой не приходи.
Бог мрачнел все больше и больше, слушая ее. Наконец он дернул носом, словно большая крыса, и промолвил:
— Это нехороший мир и нехорошие люди. Там не нужно жить.
— Ну я там и не живу, — отозвалась Машка. — Уже не живу и очень этому рада. Но, наверное, нужно маме сказать, что со мной все в порядке и я неплохо устроилась, скажем, за рубежом... В далекой-далекой стране с суровыми ограничениями на въезд.
— Ты не любишь свою мать? — уточнил бог. Кажется, это удивило и обрадовало его.
Машка пожала плечами.
— Люблю. Но чем дальше она, тем больше я ее люблю. Мы слишком разные для того, чтобы у нас получилось сосуществовать в тесном пространстве. Пусть она строит свою жизнь, а я как-нибудь построю свою.
— Тебе будет приятно, если она получит уведомление о том, что ты отправилась за границу учиться в колледже? — спросил Разумец. — Скажем, в Швейцарию по обмену, получив самый высокий балл в какой-нибудь городской олимпиаде?
Машка радостно закивала.
— Она вряд ли поверит, но это было бы неплохо. Еще бы письмо к этому приложить с фотографиями... Но это, наверное, невозможно?
— Я займусь этим, — пообещал бог. Птица, до того спокойно сидевшая на подоконнике, вдруг заверещала пронзительно, словно старый будильник. — Извини, меня, кажется, зовут дела.
— Уже? — огорчилась Машка. Навязчивый, скрытный и загадочный бог оказался весьма приятным собеседником.
— Слишком многое в этом мире требует моего вмешательства, — со вздохом сказал он. — Но я постараюсь приглядывать за тобой. Помни: для меня важна твоя безопасность. Не лезь в сомнительные мероприятия.
— И мой руки перед едой, — ехидно добавила Машка.
— И это тоже, — серьезно согласился Разумец. — Вот еще что...
Он покопался в воздухе, словно в невидимом кармане, и вытащил изяшную брошку-цветок из какого-то белого металла.
— Носи и не снимай! — велел он.
— Зачем это? — спросила Машка, цепляя украшение на ворот.
— Он скроет твой шрам получше всякой косметики, — объяснил Разумец.
— А что, нельзя его совсем убрать, этот шрам? — огорчилась Машка.
— Нельзя, — веско сказал бог. — Ты его заслужила. Никакие заслуги здесь не могут быть так просто уничтожены. Твой шрам — ритуальная отметка другого бога, и я не имею права убрать ее. Но ты можешь его скрыть.
— Ладно. — Машка вздохнула. — Значит, буду таскать побрякушку. Удачи.
— Передай магу, чтобы он не беспокоился. — Разумец ухмыльнулся. — Я не сержусь на него. Более того, в ближайшем будущем его ждет одно радостное известие. Я решил сделать ему подарок.
Сияние усилилось и вскоре полностью поглотило идеальную фигуру бога Разумца. Машка постояла еще немного, зачарованно глядя на сияние, и вышла из зала. В кресле, скорчившись наподобие зародыша, нервничал великий маг Глетц. С недоверием воззрившись на Машку, он беспокойно заворочался и спросил:
— Ну?
— Баранки гну! — не удержалась она. — Он вовсе не злится и хочет сделать вам подарок. Какой — не знаю, но, видимо, хороший. В качестве компенсации за потраченное время и нервы.
Магу слово «компенсация», кажется, знакомо не было, но упоминание о подарке его явно успокоило. Боги не раздают подарки просто так, и, если Разумец расщедрился, можно считать, что маг оказал ему серьезную услугу, согласившись на требование странной девочки, родившейся в далеком прекрасном мире.
В «Рваном ведре» Машку ждал холодный хуммус и разогретый ужин. Она поднялась к себе, наскоро умылась, с улыбкой вспомнив наставления Разумца, и решила ужинать в компании. Прежде чем спускаться вниз есть, она посмотрелась в висящее на стене зеркало. Шрама видно не было, как и обещал бог. Хоть это утешало. В кармане звенели остатки денег. «Нужно действительно забрать отсюда этого мужика, Погонщика! — решила она. — Не то сопьется вконец. А что, дочь у него в Астолле наверняка живет, я забегу ненадолго к Вилигарку и попрошу эльфов найти эту девушку и позаботиться об алкоголике. Им это почти ничего не будет стоить!» Неприятного, сосущего чувства от мысли вернуться ненадолго и по делу в поместье не возникло, и Машка совершенно успокоилась.
Хозяин гостиницы, взглянув на нее, одобрительно кивнул: без шрама она смотрелась намного привлекательнее. Не дело молоденькой особе носить уродливый шрам на лице. Выложив на стол лошик в уплату за еду, Машка весело спросила:
— Никто сегодня не видел моего отца? Он дома или где-то бродит по своему обыкновению? Нам уже пора ехать.
— Детка, — сказал он мягко, — Погонщик отправился в свой самый далекий путь сегодня на рассвете. Ты не знала, что он болен?
— Нет, — растерянно сказала Машка. — Он ничего такого не говорил.
Хозяин гостиницы кивнул:
— Он всегда был скрытным. Много только о тебе говорил: мол, вернется и заберет. Мы его сказкам не особенно верили, а выходит — зря. Ты стала совсем большой и, кажется, действительно хорошо устроилась. Ты молодец, что не забыла своего старика. Хоть в последний день своей жизни он был счастлив. А то ведь все сокрушался, что не помер вместе с твоей матерью.
— Ему было здесь одиноко, — отозвалась Машка, чувствуя определенную неловкость. Она не любила выдавать себя за кого-то другого.
— Однако хера звать надо, колеса на гроб ставить, — перевел разговор мужик. — Хера можно найти возле замка, у него там небольшое хозяйство...
— Не надо, — отказалась Машка. — У моего отца есть родственники. И неправильно, чтобы его везли хоронить как человека, до которого никому нет дела.
— Так ведь дела у нас всех... Работать надо, иначе не проживешь. — Хозяин гостиницы хитро прищурился. — Время, как известно, деньги!
— Я заплачу за помощь, — сухо сказала Машка. — Мне не справиться одной.
— Это другое дело, — покладисто сказал хозяин гостиницы. — Эй, ребята, работа есть! Идем херонить Погонщика, госпожа платит. Баб еще позовите, пускай ревут!
Машка выгребла из карманов оставшиеся деньги и молча протянула ему.
— Бабы бесплатно поплачут, — доверительно сказал он, забирая ровно половину монет. — Он их ребятенкам часто игрушки дарил разные. А пока лошадь у него была, и катал, бывало, и дрова из лесу возил. Твой отец добрый человек был, душевный. Жалко только спился. Ну да мертвых провожать благодарностью надо, не будем о плохом. Он хороший был человек.
Приглашенный из ближайшего храма Херона ученик быстро подготовил тело к обряду, а четверо мужчин отнесли гроб с телом покойного на кладбище, здесь называемое хероновым полем. Женщины плаксиво вспоминали вслух, каким замечательным человеком был местный тихий алкоголик и попрошайка. Косились на Машку: некоторые неодобрительно, но большая часть — сочувственно. Под руководством сухонького старичка хера мужики покойника закопали. Заунывное ритуальное пение храмовника нагнетало атмосферу, но Машкины глаза оставались сухими. Чуть позже народ, немного постояв рядом с могилой, разошелся, негромко переговариваясь.
— Смерти нет, смерти нет, — повторяла Машка, пытаясь убедить себя в этом.
Ей было далеко до эльфов. Она могла верить, но у нее не было доказательств. Она даже не знала имени Погонщика, чтобы пойти к некроманту и спросить своего случайного знакомого, как он устроился там, в мире мертвых, и не собирается ли обратно. Имя, известное ей, было только одно: Сатара. Сатара, дочь Погонщика из Зеркального, давным-давно уехавшая в славный город Астоллу.
Она рассеянно провела пальцем по замаскированному шраму. Тонкая белая кожа слегка зудела, но чесать щеку Машка опасалась.
— Госпожа, уже поздно, — сказал, тронув ее за рукав, помощник хозяина гостиницы. — Отправляться в путь на ночь глядя неразумно. За вами оставлять комнату?
— Да, конечно. Я уеду утром. Посижу здесь еще немного, подумаю и приду.
— Будьте осторожны, госпожа. По ночам здесь появляются ужасные угроды и иногда бродят дикие капотни, — предупредил паренек.
Машка неопределенно кивнула, вспомнив необыкновенно вкусное блюдо из капотни, которое подавали в астолльской забегаловке. Ей совершенно не было страшно — ночью на кладбище она уже была. Как-то она поспорила с дворовыми ребятами, что ни капли не испугается, и честно промерзла на кладбище всю весеннюю ночь. Никого страшнее небритого сторожа она там не встретила. Хотя какие-то ужасные уроды за оградой действительно шатались.
— У нас хероново поле спокойное, — проронил парень. — Вашему отцу здесь будет хорошо, госпожа. Не плачьте.
— Я и не плачу, — отозвалась Машка. — Что теперь плакать?
Парень хмыкнул сочувственно, развернулся и побрел по улице вверх, туда, где подмигивал из темноты фонарь, болтающийся над дверью гостиницы. Когда его угловатая фигура исчезла за дверью, Машка водрузила подбородок на ладонь и принялась размышлять. Скрытный бог Разумец произвел на нее хорошее впечатление, но был не вполне искренен, а это всегда подозрительно. Как все-таки неприятно, когда все окружающие считают своим долгом решать, как тебе следует жить!
Легкий ветер ерошил ее волосы. Откуда-то издалека доносился неприятный скрип, словно бесталанный музыкант мучил скрипку или шаловливый ребенок катался на старых воротах. Звук этот отвлекал Машку и мешал сосредоточиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73