— Не буду. — Машка настороженно кивнула, но спорить действительно не стала, хотя подозрения и не оставили ее полностью.
— Все духи этого мира сильны, — продолжал конь прерванное объяснение, — но их мозг не более развит, чем мозг ребенка. Это существа, призванные внушать страх. Им не нужен ум, не нужно совершенствование. Таких вполне достаточно, чтобы контролировать этих смешных разбойников.
— Смешных?! — Машка так возмутилась, что чуть не проснулась.
— Ах да... — смутился конь и захлопал ресницами. — Прости, пожалуйста. Я не думал, что это тебя так потрясло.
— Да я полдня на их дурацком дереве провисела, — буркнула Машка. — А потом этот их людоед малолетний. Конечно, очень смешно... Наверное, у меня просто нет чувства юмора.
— Ну не злись, — примирительно сказал конь и фыркнул. — Ничего же не случилось страшного.
— А могло бы... — по инерции проворчала Машка.
Конь как-то странно на нее покосился и продолжил:
— А разбойники чувствуют его силу, потому ддя них он Лесной старец.
— А я, значит, не чувствую? — съязвила Машка.
— Просто для тебя сила, мощь не имеют такого значения, как знания и интеллект, — парировал конь. — Это сложно объяснить. Ты — существо совершенно иного менталитета, нежели живущие здесь...
От обилия умных слов, свисающих с нити разговора словно пучки лапши, у Машки закружилась голова. Она чувствовала, как суть беседы ускользает от нее. Это нервировало. А тут еще и конь перед ее глазами принялся расплываться. Она попыталась сфокусировать взгляд на своем собеседнике, но это ей никак не удавалось.
— Кстати, а кто ты такой? — поинтересовалась она, пока странный псевдонаучный сон ее не прервался.
Конь не ответил ей, прямо как ясень в песне из популярного новогоднего кинофильма. Вместо ответа он принялся превращаться в какое-то невнятное красное пятно. Постепенно оно становилось все бледнее и бледнее, пока не исчезло совсем.
Запахло апельсинами. «Прямо как у Кинга!» — нервно отметила Машка перед тем, как яркая вспышка полыхнула внутри ее головы. И она проснулась, словно вывалилась обратно в мир — тот самый, волшебный, а вовсе не в свою московскую квартиру, как она боялась. Сон быстро улетучивался из ее дырявой головы и постепенно потерял всякое значение. Только конь, алый и здоровый, как у Петрова-Водкина, некоторое время еще стоял у нее перед глазами. Где-то наверху издевательски закаркала птица, упала обломившаяся ветка, и последние воспоминания о кошмаре растворились в солнечном свете. Позже, сколько Машка ни пыталась вспомнить, что именно ей снилось, у нее ничего не получалось. В памяти всплывали лишь какой-то дурацкий глазастый пень и дух-наркоман, с которым ей не следовало связываться.
Машка тряхнула головой и посмотрела на указатель, возле которого ее так неожиданно разморило.
Глава 3
ХЕРОНОВА АСТОЛЛА
«Лес — туда. Город — обратно (2 дня)» — было написано на указателе. Машка задумчиво поковыряла в носу и воззрилась вдаль. Дорога терялась где-то в переплетении ветвей, а в гущу деревьев от указателя отходила узкая, не внушающая доверия тропинка. Кроме того, из сырого лесного сумрака слышалось тихое, но вполне зловещее клацанье: то ли чьи-то зубы, то ли медвежий капкан. Ни то, ни другое не будило в Машке приятных чувств и желания познакомиться поближе. Хотя и топать пешком два дня, ночуя около дороги, ей не хотелось. Мало ли какие ночные хищники здесь могут водиться? Да и бандиты тоже... Почему-то при мысли о разбойниках Машка ощутила во рту неприятный привкус, и вокруг слабенько, но вполне явственно запахло гнилью. Она тряхнула головой, и запах пропал. Но гадкое чувство осталось.
— Не везет, так по-крупному, — вздохнула она и развернулась в направлении гипотетического города.
— Не спать! — раздалась за ее спиной команда.
Машка вздрогнула и хлопнула ресницами, хотя распоряжение явно относилось не к ней. Потом осторожно повернулась. Ее медленно догоняла телега, которую через силу волокла болезненного вида седая лошадь с огромным волдырем посреди лба. Худощавый длиннорукий мужик, сидящий в телеге, активно содействовал животине в ее нелегком труде, пощелкивая кнутом над ее головой.
— Здрассти! — сказала Машка, когда телега поравнялась с ней.
Мужик смерил ее недружелюбным взглядом, потом присмотрелся повнимательнее и неожиданно спрыгнул с телеги.
— Ты, что ли, Марья будешь? — спросил он, не утруждая себя приветствием.
— Я, — подтвердила она. — А вы меня знаете? Откуда?
— Садись. Поехали. — Мужик сделал приглашающий жест.
Машка не заставила себя уговаривать. Мужик ехал в город, а ей именно туда и надо. Лошадь, оставленная без внимания, опустила голову к дороге и, похрапывая, отдыхала. Мужик осторожно присел рядом с попутчицей и щелкнул кнутом погромче. Лошадь проснулась, недовольно фыркнула и неторопливо продолжила свой путь.
— До города тебя провожу, — объяснил мужик, не вдаваясь в подробности.
— А откуда вы знаете, как меня зовут? — не отставала любопытная Машка.
— Озарение снизошло, — буркнул мужик.
Похоже, с озарением этим у него были связаны неприятные впечатления, и разговаривать об этом ему не слишком хотелось. Но Машка была безжалостна.
— Какое озарение? — уточнила она. — Я вам во сне приснилась? Или местный бог какой нашептал? Или видение было?
— Да какая тебе разница? — не выдержал мужик.
— Я магию изучаю, — поведала Машка гордо. — Потому и интересуюсь. Я, знаете ли, учителя себе найду и магичкой стану. У меня к магии уникальные способности.
Мужик сглотнул и попытался слинять с телеги, но Машка вцепилась в его рукав, как в давно потерянную сторублевку. Крестьянин взглянул на нее тоскливо и покорился. Ну, по крайней мере, перестал вырываться и умалчивать об интересных вещах.
— Явление мне было, — признался он. — Божественное.
И с опаской покосился на синее, безопасное и безоблачное небо, где, вероятно, и обитали местные боги. Машка посмотрела наверх, но богов и даже следов их жизнедеятельности не заметила.
— И какой бог вам явился? — спросила она.
— Этого мне говорить не можно, — сурово отрезал мужик и пояснил извиняющимся тоном: — Язык отвалится и сгниет, и причиндалы мужские тоже. Жалко.
— Жалко, — согласилась Машка. — Какие у вас тут боги невоспитанные, просто ужас.
Крестьянин подпрыгнул так, будто в седалище ему вонзилось что-то острое, и всхлипнул — то ли от смеха, то ли от страха. Судя по выражению его лица, скорее второе. До идеи критики богов они тут явно еще не доросли. Машка замолчала.
Ехали они медленно. Солнце припекало, телега подскакивала на неровностях дороги, лошадь печально переставляла копыта, время от времени порываясь свернуть к обочине и пообедать, а то и поспать. Ее желание Машка находила вполне справедливым: нельзя же целый день пахать без отдыха, особенно если выглядишь так, как выглядело это несчастное животное. Она тоже периодически закрывала глаза и проваливалась в дремоту, просыпаясь только оттого, что мужик, возмущенный поведением лошади, принимался орать и размахивать кнутом.
— Вы что, куда-то торопитесь? — не выдержала наконец она. — У вас же лошадь больна, она скоро копыта откинет! Ну дайте же ей пощипать травы и отдохнуть.
— Это не лошадь, — мрачно просветил ее мужик. — Это единорог, разве не видишь, сто крызов вам обеим в волоса!
— Что-то не похоже, — скептически сказала Машка.
— Это потому что она старше меня, скотина этакая! — пожаловался мужик, со злобой глядя на животину, словно она была виновата в своем возрасте.
Машка потрясла головой, чтобы проснуться окончательно, спрыгнула с телеги и пошла рядом, приглядываясь к известному персонажу фантастических книг. У единорога были красные тоскливые глаза, свалявшаяся шерсть и полное отсутствие рога, если, конечно, не считать таковым волдырь на лбу.
— Она что, больна? — поинтересовалась Машка, закончив осмотр.
— А то как же. — Мужик со знанием дела кивнул. — Единороги — звери болявые, а в старости — еще пуще. Ты на копыта глянь, не бойся, не шарахнет. Она дура, конечно, но не до такого. Глянь, глянь...
Машка послушно посмотрела на ноги лошади и тут же остро пожалела, что она не ветеринар. Копыта пожилой единорожки оказались черными, покрытыми трещинами, из которых при каждом шаге сочилась желтая, мерзкого вида слизь. Выше копыт ноги были покрыты зарубцевавшимися ранами. Машку охватило бешенство.
— Ну и что ты над ней издеваешься? — спросила она крестьянина. — Тебе не жалко ее, а? Ей отдыхать надо, лечиться, а не по дорогам бегать!
— А чё ты с ней сделаешь? — философски отозвался мужик и прикрикнул на лошадь, заметив, что она остановилась и заинтересованно прислушивается к их спору. — Ничо. Лекарства дорогие, да и не работают они относительно единорогов. Старый единорог — животная конченая. Разве что маг хороший возьмется или вот...
Он замолчал и взглянул на Машку так пронзительно, что она поняла: что-то он от нее хочет.
— Ну? — поторопила она мужика.
— ...или вот бог если пожелает излечить, — закончил мужик медленно, не отрывая от Машки испытующего взгляда.
— А я-то тут при чем? — удивилась Машка.
— У таких, как ты, свои отношения с богами, — расплывчато сказал мужик.
Он явно знал больше, чем говорил, но несчастную лошадь Машке было ужасно жалко, а потому она задала вовсе не тот вопрос, который ее на самом деле мучил.
— И что мне нужно сделать? — спросила она.
— Откуда мне знать? — Мужик пожал плечами. — Я человек простой. Может — пожелать, может — попросить.
— Я попробую, — честно пообещала Машка и принялась напряженно думать о том, как было бы хорошо, если бы лошадка выздоровела.
Мужик казался довольным ее неопределенным обещанием. Садиться обратно в телегу Машке не хотелось — казалось стыдным еще больше затруднять жизнь несчастному больному животному. Ей достаточно было того, что крестьянин производил впечатление порядочного и запуганного богами человека. Впервые в жизни Машка вдруг подумала, что религия — это, пожалуй, иногда не так уж плохо. Особенно если боги, как утверждает мужик, здесь вполне реальны.
Пока не стемнело, мужик побуждал своего единорога двигаться. Когда ноги уставали, Машка присаживалась на телегу и некоторое время отдыхала, с сочувствием поглядывая на измученное животное, потом спрыгивала и шла рядом. Они остановились, только когда ночь окончательно рухнула на землю. Здесь ночи были темнее, чем в Москве. Вокруг почти ничего не было видно, лишь в чаще леса иногда мелькали какие-то подозрительные желтые и красные огоньки. Но местный мужик не обращал на них ровно никакого внимания, и Машка успокоилась. Ему, наверное, виднее. Единорожка терпеливо ждала, пока ее выпрягут, не шевеля ни единым мускулом, — вероятно, она не любила понапрасну расходовать силы. Мужик отцепил животное от телеги и хлопнул чуть повыше хвоста, разрешая быть свободным некоторое время.
— А она не уйдет совсем? — деловито поинтересовалась Машка, обдирая с ближайших деревьев нижние ветки.
Спать на земле при наличии лапника может только очень глупый или совершенно неприспособленный человек. В этом мире Машка чувствовала себя уже вполне уверенно. Шевелящиеся деревья ее больше не смущали, но для лежанки она выбирала ветки стопроцентно дохлые, благо их было вполне достаточно. Очевидно, живым деревьям солнечный свет был вреден, и все те ветки, которые выходили на дорогу и не были скрыты тенью, померли и чуть подсохли. Но остались при этом удобными, пушистыми и пружинящими.
— Куда она от меня уйдет... — снисходительно отозвался крестьянин. — У ей, почитай, кроме меня, никого на земле и нет. Вместе доживать будем. Если, конечно, она болеть перестанет... волею богов.
И он испытующе посмотрел на Машку, словно ожидая, что она позовет прямо сейчас кого-нибудь сверхъестественного лечить лошадь. Машке отчего-то стало ужасно неудобно.
— Я думаю, перестанет, — решительно сказала она. — Ночью. Мне бы очень хотелось, чтобы кто-нибудь из богов этим занялся. Жалко единорожку. Она такая хорошенькая...
Мужик ничего не ответил, только улыбнулся уголком рта и улегся спать возле своей телеги, благородно уступив Машке привилегию спать не просто на лапнике, а на лапнике, наваленном на телегу. Единорог бесшумной тенью бродил неподалеку, обгрызая траву и кусты. Изредка слышался треск, словно вместе с травой единорог прихватывал зубами какую-нибудь улитку.
Как ни странно, на непривычном месте Машка выспалась просто отлично. Немного ныла спина, измученная жестким бортом телеги, на протяжении ночи несколько раз напомнившего о своем существовании, но это было все, на что Машка могла бы пожаловаться. Она открыла глаза чуть позже рассвета и поняла, что замечательно отдохнула. То ли воздух был в этом мире какой-то иной, то ли неведомый маг позаботился о Машкином здоровье, но спать здесь, даже в походных условиях, Машке понравилось намного больше, чем дома. Дорогу заливал золотистый солнечный свет.. Машка сладко потянулась, да так и замерла с поднятыми над головой руками. Возле телеги горделиво и торжественно прохаживался самый настоящий единорог, словно сошедший с картинки. Шерсть его была белой и гладкой, глаза — сияющими, ноги — стройными, а во лбу красовался длинный шикарный рог белой кости. Вся трава вокруг была засыпана какими-то странными ошметками. Приглядевшись, Машка ахнула: ошметки подозрительно напоминали куски старой шкуры единорога. Посередине одного из них можно было заметить памятный волдырь. Вылинял, значит, зверек. Шкурку, так сказать, сбросил.
— Ничего себе змеюка, — прошептала Машка.
Единорожка дружелюбно заржала и повела головой красуясь перед ней.
— Вот это дело! — одобрительно заметил проснувшийся крестьянин. — В первый раз такую порядочную попутчицу встречаю. Ладно, поехали.
— Вообще-то это не я сделала. — И Машка вздохнула с изрядным сожалением.
— А мне это без разницы, — отмахнулся мужик. — Ежели сделано, значит, что-то в тебе есть.
Машка порозовела от смущения и удовольствия, хотя и до этого в своих особых магических способностях ни капельки не сомневалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73