Мужики деловито пинали декоративные камни и хищные цветы готоба, делая вид, что усиленно работают. На того, первого, вломившегося в домик с неприятной новостью, они походили так сильно, что их можно было принять за однояйцовых близнецов. «И тут клоны атакуют», — подумала Машка. Готоба, обычно довольно агрессивные даже при свете солнца, притворялись обыкновенными беззащитными цветами. В их генетической памяти, очевидно, заложен был страх перед санитарной службой.
— Эти санитары мне опять все грядки с лекарственными растениями вытопчут, — тихонько вздохнув, посетовала Тиока. — Никакого воспитания! Неужели мессир не может попросить, чтобы им хоть немного мозгов в головы вложили?
— Таким мозги исключительно через задницу вкладывают, — поделилась Машка своими широкими познаниями в этой области.
— Не знала таких подробностей, — заинтересовалась Тиока. — Ты что, раньше работала при храме Херона?
Машка вздрогнула. В душу ее закрались нехорошие подозрения, и она принюхалась. От мужиков воняло тухлятиной, но это ни о чем не говорило — может, они редко моются. Да и крызиная отрава в их ведрах вполне могла источать отвратное амбре, тем более что воняющее ведро и веник были у каждого. Вспоминать храм Херона оказалось занятием неприятным.
— Ну работала, и что? — буркнула она, стараясь отделаться от гадкой картинки преследующего ее покойника. «Шуф-фа», — шелестело в ушах, не давая сосредоточиться ни на чем, кроме бегущих по спине мурашек.
— Как что? — удивилась не подозревающая о Машкиных душевных муках Тиока. — Наверняка ты видела их склад мертвяков.
— Видела, — мрачно подтвердила Машка.
— Вот из них санитарную службу и формируют, — объяснила Тиока весело. — Сначала долго вымачивают, потом сушат, а потом зачаровывают. Кого в охрану замков отправляют, кого канализацию чистить, а кого крызов травить.
— Положу ее на мост, пусть ворона сохнет, — пробормотала Машка машинально, отходя от гостей подальше.
Странное дело, эти визитеры сильно отличались от покойников со склада, которые ей запомнились. Санитары — на вид совершенно живые и деятельные мужики — нормально разговаривали и двигались. Конечно, в актеры, дикторы или в научные руководители их не взяли бы, но, если бы Машка встретила такого мужика в городе, ни за что не догадалась бы, что он уже умер.
— В сушке как раз все дело, — подтвердила Тиока. — Правильно высушенный ходяк еще долго работать может. И то верно: что ж ему не работать, ежели не лежится? Одно плохо: мозги им не наколдовывают. Говорят, дорого выходит. Но под заказ мессиру разве не сделали бы? Все равно каждый год вызывает, а нам — помогай да смотри, чтобы какой артефакт не уперли. Ходяки, они знаешь какие вороватые!
— Ну вот, еще и вороватые. — Машка вздохнула, приходя в себя.
Безмозглые и вороватые ходячие трупы почему-то перестали внушать ей ужас. Пожалуй, она не испугалась бы сейчас дать одному из них по рукам, если заметила бы повышенный интерес к какой-нибудь магической игрушке.
— Эй, где тут у вас от крызов поливать? — обратился к ним ходяк, неотличимый от своих собратьев, да и от живого человека тоже.
— Значит, так. Все дорожки и под кустами, — принялась перечислять Тиока. — Под кустами, а не сами кусты. И низ всех стен нужно обработать.
— Помедленнее, — то ли приказал, то ли попросил другой.
— А сначала что? — глупо улыбаясь, спросил третий. Он единственный из всей группы санитаров обладал личностными чертами: на его щеке красовалась здоровенная бородавка, и штаны от спецкостюма были зелеными, а не синими.
— Проще показать. — Тиока вздохнула. — Мария, ты как? Мертвяков не боишься? Возьмешься одного опекать от дома до конюшни, чтобы не испоганил что полезное?
Машка усмехнулась:
— Легко.
— Ну тогда неси веник, — радостно пробурчал третий ходяк.
Улыбка его тут же показалась Машке неприятной и вообще дебильной.
— Что-то я эльфов не вижу... — пробормотала она, озираясь. — У них что сегодня, очередной выходной? Почему мы работаем, а они — как обычно?
— Ельфы — существа тонкой душевной организации, — мечтательно проговорила Тиока, явно цитируя фразу из умной книжки. — Они наших мертвых не любят. Говорят — некрасиво.
— Не все в жизни можно оценивать только с этой стороны! — громко сказала Машка, заметив, что густые кусты справа шевелятся.
Если доверять сверхъестественному детектору эльфов — единственной магической способности, которая соизволила проявиться после всех ее трудов, — в кустах сидел Май и чутко прислушивался.
— Ты чего орешь? — удивилась Тиока.
— Да вот, помогаю кое-кому разбудить свою совесть, — уклончиво объяснила Машка.
Кусты безмолвствовали. Она подождала еще немного и, тяжело вздохнув, махнула рукой ходяку в зеленых штанах: пошли, мол. Тот резво подхватился и потопал, предварительно вручив ей веник. Машка недоуменно повертела его в руках.
— Это для разбрызгивания отравы, — пояснила Тиока и, бросив лукавый взгляд на кусты, принялась организовывать оставшихся санитаров.
Трудовым энтузиазмом они явно не горели.
Сад настороженно помалкивал. Крызы затаились, учуяв опасность. Ни шороха, ни теней их видно не было. Обыкновенно вездесущие и довольно наглые, сейчас они не показывались на глаза, надеясь избежать катастрофы.
— И давно ты санитаром работаешь? — спросила Машка покойника, лицо которого все еще перекашивала дурацкая ухмылка. Идти в полном молчании девочке казалось жутковатым.
— Помер как, — охотно отозвался ходяк. — Давно.
— Нравится работа? — поинтересовалась она.
— Нет, — односложно ответил ходяк, помрачнев.
— Займись чем-нибудь еще, — предложила Машка. — Или вам нельзя самостоятельно работу выбирать?
— Ничего нельзя, — буркнул он. — Слушаться Мертвого можно.
— Это плохо, — оценила Машка. Слушаться кого-то беспрекословно она и сама не любила. — А что, со всеми покойниками так? Помер — и сразу в рабство?
— С некоторыми, — ответил ходяк. — Кто уходить не хотел. Кто мечтал остаться здесь навсегда.
— В таком виде? — удивилась Машка.
Спору нет, она и сама когда-то размышляла о бессмертии, но в ее представлении оно выглядело иначе: вечная молодость, власть, богатство и возможность учиться всему, чему пожелаешь. А вечность, наполненная вонью и травлей паразитов в чужих домах, отчего-то совсем не привлекала ее.
— Наверх хочу, — тоскливо сказал ходяк, глядя на Машку печальными глазами. — Хочу, да Херон не пускает. Не заслужил. Работаю.
— Ну что ты? Что ты? — повторила Машка. — Будет тебе и наверх, и все остальное.
— Думаешь? — с надеждой спросил ходяк.
— Случается, — подтвердила Машка. — Это очень помогает в жизни.
Ходяк запнулся за толстый, узловатый корень пупочного дерева неуклюжей правой ногой и чуть не упал. Машка машинально поддержала его под локоть. Рука у санитара оказалась твердая и совсем холодная, словно металлическая. Споткнувшись, он, вероятно, ушиб ногу, потому что дальше шел неловким утиным шагом. Поврежденную ногу ходяк слегка подволакивал. Изредка он оборачивался на Машку, и вид у него при этом был извиняющийся.
— Правда, — сказал он чуть погодя. — Мне хотелось бы туда, дальше, куда уходят все мертвые. Но я не могу. Я слишком тяжелый.
— А почему ты остался здесь, когда умер? — спросила Машка, больше чтобы поддержать разговор, хотя тема для светской беседы была весьма сомнительна.
— Не хотел уходить, — пожав плечами, ответил ходяк. — Хотел возле. Хотел всегда. Хотел по-настоящему. Херон предложил остаться и работать на него. Я согласился. Зря.
— Ты уйдешь, — неуверенно сказала Машка. — Если так хочешь, непременно уйдешь.
— Когда закончится контракт. — Ходяк вздохнул, и с выдохом из его рта вырвалось ощутимое зловоние. Похоже, покойник то ли не имел привычки чистить зубы, то ли уже начал портиться.
— А когда он закончится? — спросила Машка.
— Когда это тело развалится и станет негодным, — отозвался ходяк.
Взгляд его стал грустным и глубоким, как у бассета. У этих длинноухих и тяжко дышащих по жаре собак часто бывает именно такой взгляд, олицетворяющий всю скорбь мира. Машкино сердце пронзила острая жалость. «Ну неужели ничего нельзя сделать? — лихорадочно думала она. — Вот когда бы мне пригодилась магическая сила! Где же этот чертов бог, когда он так нужен?!»
— Здесь травить? — отвлекая ее от размышлений, поинтересовался санитар.
Машка кивнула и покрепче ухватила веник. Жидкость в ведре заискрилась, когда ходяк медленно опустил в нее руку. Завоняло сильнее, к аромату помоев и гнили добавился химический запах. Намочив веник в ведре, Машка ловко разбрызгала магическую отраву по стене домика.
— Не бойся, к вечеру просохнет и выветрится, — утешил ее ходяк.
Неприятное чувство от общения с живым мертвецом после этой его фразы исчезло полностью. В отличие от покойников со склада храма этот был милым и несчастным. А, как известно, женщины очень любят несчастных и обиженных судьбой, несмотря на то, что периодически это кончается для них довольно плачевно.
— Я помогу тебе! — решительно заявила Машка, вспоминая, что с единорогом-то в самом начале приключений у нее получилось.
Закончив обрабатывать стену, она уселась на траву, сосредоточилась и представила себе молнию, которая срывается с небес и поражает покойника насмерть. По небу над ее головой, словно издеваясь, проплыло крохотное облачко.
— Май, — позвала Машка жалобно, — ну помоги же ты мне! Где ты? Я ведь хорошее дело делаю, правда?
— И что ты вечно лезешь решать не свои проблемы? — поинтересовался Май желчно, покидая колючие кусты, землю под которыми сплошь устилали опавшие розовые лепестки.
— Потому что свои я решить не могу, — огрызнулась Машка.
— Это потому, что ты ждать не умеешь, — авторитетно заявил эльф.
— Май, ну ты посмотри, какой он милый, — заныла она. — Ему срочно надо помочь!
— Ми-илый? — с сомнением протянул эльф. — Странные, однако, у тебя понятия о красоте и обаянии. Кажется, ты что-то перепутала. Милый — это я.
— Конечно, — согласилась Машка, — ты тоже будешь ужасно милым, если согласишься мне помочь.
— Вымогательница! — фыркнул Май и уставился на покойника. — Ну и что тебе надобно, старче?
— Сдохнуть ему надо, — объяснила Машка. — У меня что-то не получается.
— Разумеется, — подтвердил эльф. — А чего ты хотела, если не умеешь даже вампиров из белья шугнуть?
Мечтами своими Машка делиться с ним не стала: что толку распинаться о том, что уже давно всем известно? Зато состроила самую умильную и трогательную рожицу, на которую была способна.
— Ладно уж. — Май вздохнул. — Но имей в виду, если кто спрашивать будет, что случилось, — меня здесь даже близко не было. Чтобы меня потом в краже чужих покойников не обвиняли.
— А зачем кому-то тебя обвинять? Ты же не собираешься его красть! — не поняла Машка.
Эльф только взглянул на нее с досадой и до неприличия звучно сплюнул. Машка сочла за лучшее умолкнуть. Первым делом Май легонько коснулся ладонью земли. Влажная черная масса резво наползла на его руку, словно радуясь возможности ненадолго притвориться эльфьей перчаткой. Остроухий огляделся и поджал брезгливо губы, сделавшись неприятно похожим на пожилую сплетницу Ангелину Петровну, Машкину соседку по подъезду.
— Ложись сюда, — процедил он, указав глазами на колючку с облетевшими цветками.
— Май, но ведь он же обдерется! — возмутилась Машка.
И верно, шипы у декоративного куста были весьма внушительные. Нормальный человек по своей воле туда ни за что бы не полез. Однако к нормальным ходяка причислить сложно.
— Счастье требует жертв, — отрезал Май.
Лицо санитара стало блаженным. Казалось, дебильная улыбка собирается разорвать его побитую временем физиономию на две неравные части. Наплевав на разумную осторожность, он улегся на колючий куст. Послышался подозрительный треск, однако это не помешало санитару глупо ухмыляться. Машка отвернулась — ей было противно.
— И даже не думай отлынивать! — добавил вредный эльф. — Виданое ли дело — заставить эльфа работать вместо себя? Крызам на смех.
— А что я должна делать? — грустно спросила Машка.
— Встань рядом с ходяком и держи его за руку, — мстительно велел Май. — Слушай меня внимательно и не пропусти момент, когда руку нужно будет отпустить. И, конечно, следи, не появится ли Вили или храмовники. Не хочется оказаться последним из виноватых.
Машка послушно встала у куста. Распоротое шипом запястье ходяка сочилось мерзкой зеленоватой жижей. Воняло гнилой капустой и формалином, как в кабинете биологии, когда одноклассники вытащили дохлую лягушку из места ее последнего упокоения. Лягушек Машка не боялась, особенно покойных, но все равно было довольно противно.
— А теперь желай ему добра и прямого пути, — торжественно сказал Май. — Молча. Чтобы не мешать мне.
Она кивнула и с любопытством уставилась на эльфа. Тот воздел руки и забормотал что-то неразборчивое. Деревья вокруг активнее зашевелили ветками, кое-какие даже наклонились, прислушиваясь к словам Мая. Видимо, он просил у них помощи. Резко похолодало и потемнело. Машке стало страшно. Зубы ее отчетливо клацнули, шею слегка свело. Подлые мышцы перестали повиноваться приказам мозга. Желать кому-то добра в таком состоянии оказалось делом сложным.
Минуту спустя тени по краю поляны сгустились и приобрели смутные очертания. Клочья черного тумана притягивались друг к другу и пытались слиться в фигуру.
— Май, это что такое происходит? — еле шевеля губами, спросила Машка.
— Кажется, Херон против того, что мы отбираем у его храма раба, — отозвался эльф. — Пошли отсюда. Бросай своего подопечного и быстро убираемся, пока Владыка мертвых не проявился окончательно. Нахарды его знают, почему именно этот ходяк ему так дорог, но лучше нам не вставать на его пути.
Машка последовала бы его совету, честное слово. Собственная шкура ей была очень дорога. Но живой покойник смотрел на нее испуганными и грустными глазами больного щенка и мелко-мелко дрожал.
— Эй, плоскунчик, — обеспокоенно позвал эльф.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73