И мне вдруг захотелось в Москву…
К моим сказкам…
К друзьям…
К маме…
И тогда я начала представлять себе, как завтра же закажу себе билеты в Мос
кву, соберу потихоньку чемоданы и скажу Юзефу:
"У меня для тебя есть две новости: хорошая и плохая.
Какую ты хочешь услышать раньше?"
А он ответит: «Хорошую.»
И я скажу: «Хорошая новость Ч у меня будет ребенок, плохая Ч я уходу от те
бя.»
И он упадет передо мной на колени и будет умолять остаться…
Нет, не будет! Я его знаю! Он просто посмеется надо мной. Он всегда надо мной
смеется, когда я пытаюсь серьезно поговорить с ним.
И никогда я не осмелюсь сказать Юзефу, будто ухожу от него. И уж подавно Ч
в таком идиотически-легкомысленном тоне! Хотя Ч хотелось бы…
Серебристый свет лился в комнату, чуть подернутое инеем стекло холодно с
ияло, шел снег, такой густой и пышный, словно лебяжий пух, словно действите
льно где-то на небесах Матушка Зима выбивала свою перину!
На фоне льдисто-сияющего холодного окна я темное очертание вазочки, пок
азавшейся мне знакомой. Я подошла, взяла ее в руки… Фарфор был настолько х
олодным, что обжег мне пальцы! Неестественно-холодным, если учесть, что ст
оял он не снаружи, а в комнате, на подоконнике, под которым проходила батар
ея!
Это была вазочка с пеплом Веника.
Юзеф собирался купить для нее нишу в одном из краковских колумбариев… Но
нашлись другие дела, более важные, тем более, что теперь Веник мог и подож
дать, он уже не предпринимал даже тех робких попыток привлечь к себе отцо
вское внимание, как иногда случалось, когда он был жив!
Я поспешила поставить вазочку обратно на подоконник.
Мне стало вдруг холодно и страшно в темном кабинете, освещенном лишь мер
твящим светом уличного фонаря.
Музыка, гремевшая в гостинной, вдруг оборвалась…
Значит, сейчас забьют колокола и запоют благодарственный гимн!
Сейчас, сейчас родится Христос!
Я глубоко вздохнула и сложила руки на груди, хоть и не знала, о чем мне моли
ться… Но ведь грядущая минута Ч самая чудесная в будущем году! И любая мо
литва, произнесенная в эту минуту, сбудется!
…От благочестивых мыслей меня отвлекло легкое поскрипывание. Поскрипы
вание исходило от этажерки с игрушками! Я сделала шаг к ней… И увидела…
Я увидела, как круглая ручка таймера на подставке «вертепа» сама собою п
оворачивается!
Мне не почудилось, я действительно видела это!
Я верю в то, что я это видела!
Верю в то, что это действительно было!
Ведь была Рождественская ночь, самая чудесная ночь в году, причем Ч шла с
амая главная минута этой ночи…
Ручка таймера медленно поворачивалась, словно невидимая рука крутила е
е, устанавливая красную стрелочку напротив отметки двенадцать…
…Но ведь в «вертепе» нет батареек! И лампочек тоже нет Ч значит, он не зас
ияет!
Во всех костелах Кракова зазвонили колокола.
Благодарственный гимн, транслируемый по радио, донесся из гостинной.
А маленький «вертеп» вдруг осветился изнутри теплым золотистым светом,
и заиграла музыка Ч тот же самый рождественский гимн, но только в исполн
ении райских колокольчиков!
Ч и засияли нимбы над головами Иосифа и Марии, и засиял младенец в яслях,
и засияла Вифлеемская звезда над пещерой.
Можете не верить мне, если не хотите!
Если вы осмеливаетесь не верить в чудеса… В рождественские чудеса!
Но я знаю Ч это было!
И я верю!
Я верю, что это чудо было сотворено специально для меня Ч для глупой, несч
астной, беременной фантазерки! Чтобы утешить меня, чтобы дать мне доброе
знамение на всю оставшуюся жизнь…
Я стояла на коленях перед этажеркой с игрушками, плакала и, кажется, пытал
ась молиться, хотя я не знаю целиком ни одной молитвы.
Дверь в кабинет распахнулась…
«Вертеп» погас и колокольчики утихли…
И я услышала голос Юзефа:
Ч Что ты здесь делаешь? Почему ты ушла?
Ч Я решила встретить Рождество в одиночестве, так приятнее, чем с этими т
воими гостями, Ч сквозь слезы прошептала я.
Ч Господи! Ты что, плачешь? И почему ты на коленях?
Ч Я молюсь! Во всяком случае, я пытаюсь!
Ч Девочка моя!
Он явно был умилен… Он бросился ко мне, поднял меня с колен, обнял.
Ч Девочка моя! Какая же ты славная!
( Читай Ч «Какая же ты глупая!» Ч мужчина всегда чувствует себя уверенне
е с глупой женщиной, понятно, почему Юзеф так радуется очередному доказа
тельству моего дегенератизма! ) Ч Идем, там уже подарки распаковывают, по
смотри, что я… То есть, что Дедушка Мороз тебе приготовил! Кстати, спасибо
тебе за твой подарок… Правда, боюсь, я не могу оценить его так, как оценил б
ы его Вениамин. У меня плохо с обонянием Ч последствия гайморита.
Мы спустились вниз.
Гости недоумевающе уставились на мою зареванную физиономию, но воспита
нность победила Ч они не стали задавать глупых вопросов, как это сделал
и бы русские гости!
Юзеф подвел меня к елке.
Под елкой лежал только один сверток Ч большой, круглый, мягкий Ч на нем б
ыла приколота бумажка с моим именем, написанным по-русски!
Всхлипывая, я принялась разматывать бумагу.
Один слой, второй, третий, пятый, восьмой…
Сверток все уменьшался в размерах и терял округлые очертания.
Наконец, в моих руках оказалась маленькая бархатная коробочка, в каких п
родаются ювелирные украшения.
Я открыла коробочку…
Это не были бриллианты или сапфиры Ч вроде тех современных, элегантных,
обыденных по виду и средних по цене украшений, какие дарил мне Андрей ( одн
о из таких колец и серьги у меня украли поклонники Вельзевула ) Ч нет, это
было старинной работы, массивное, но чрезвычайно изысканное кольцо: золо
то, круг черной эмали, в центре круга Ч крохотное золотое распятие Ч не к
рест, а именно распятие с фигуркой Христа! Не представляю, сколько могло с
тоить это кольцо.
И уж подавно Ч где его Юзеф добыл? На каком-нибудь аукционе?
Ч Тебе нравится? Ч голос Юзефа так трогательно дрогнул, что я сразу заб
ыла все свои обиды и повисла у него на шее!
Ч Конечно! Это такое чудо!
Ч Этому кольцу пятьсот лет. Пятнадцатый век…
Ч Правда?!
Пятнадцатый век… Сколько разных людей носило его до меня… Быть может, он
о мне расскажет пару историй, которые помогут мне написать, наконец, бест
селлер?!
Ч Дай, я его на тебя надену… Могу я объявить о нашей помолвке?
…Хотя я давно уже ждала этого вопроса, он застал меня врасплох. Ведь я уже
приготовилась уехать! Вернуться в Москву! К своим сказкам, к друзьям, к мам
е! Я передумала жить с Юзефом, пока смерть не разлучит нас… Конечно, можно
было бы «передумать обратно», но это потребует некоторого времени, ведь
все рожденные под знаком Рака знамениты своей медлительностью…
Ч Может, не будем пока? Подождем? Ч робко попросила я.
В кошачьих глазах Геральта из Ривии сверкнули недобрые «ведьмаческие»
огоньки.
Ч Панове! Ч крикнул он. Ч Попрошу минуту внимания! Мы Ч я и моя невеста
Анастасия Ч желаем объявить о своей помолвке! Свадьба состоится через м
есяц. Мы еще должны съездить в Париж и сшить подвенечное платье…
Все присутствующие озадаченно умолкли, а какой-то невысокий толстяк с л
ихими Ч истинно-польскими, как у Леха Валенсы! Ч седыми усами подскочил
вдруг ко мне и принялся пылко целовать мои руки, возбужденно крича Юзефу:

Ч Ну, удивил! Ну, удивил, пан Юзеф! Она же тебе во внучки годится! Удивил… За
что только тебя женщины любят?
Юзеф самодовольно усмехался.
А я молчала и даже не пыталась отнять свои руки у усатого толстяка.
А что я могла бы сказать?!
СВЕТЛАНА.
Светлана по прозвищу Золотая Рыбка, красивая девочка с длинными золотым
и волосами, в разбитых, потрескавшихся сапогах, в шубке из искусственног
о меха, настолько старой и истертой, что она уже совершенно не грела, в дет
ской вязаной шапочке, без перчаток, с пятьюдесятью долларами в кармане, ш
ла по заснеженной темной улице: был поздний вечер, падал снег, было холодн
о, но все же не настолько холодно, чтобы бывалая «путешественница» Золот
ая Рыбка могла бы замерзнуть насмерть.
Хотя… Замерзнуть насмерть, уснуть и не просыпаться больше Ч пожалуй, эт
о было бы для не сейчас самым лучшим выходом!
Единственным выходом.
Потому что вернуться назад, в подземелье, в Империю Рыбка не могла.
А больше идти ей было некуда!
Было бы ей лет двенадцать Ч как тогда, когда она сбежала из дома Ч она ре
шилась бы, пожалуй, обратиться в один из христианских приютов. Она знала и
х адреса, потому что ей приходилось не раз возвращать оттуда детей…
Но ей недавно исполнилось пятнадцать.
Рыбка считала себя уже слишком взрослой для приюта!
А потому Ч брела теперь без цели и без надежды, дрожа в своей убогой вылез
шей шубке, а снег шел все сильнее…
Рыбке было грустно и страшно. Гораздо страшнее, чем в тот день, когда она с
бежала от матери и отчима! Тогда ее переполняли ярость, обида и Ч возбужд
ение: ведь она решилась наконец на ПОСТУПОК! Ушла! Действительно ушла! Док
азала матери, что может обойтись и без ее фальшивой заботы, обернувшейся
Ч предательством. Тем более Ч было лето, тепло, на помойке возле рынка бы
ло много ящиков с чуть тронутыми тлением, но еще вполне годными в пищу фру
ктами, очень вкусными даже, а потом Ч ее заметили и о ней «позаботились»,
хотя и здесь эта забота была совсем не бескорыстна, с ней делали примерно
то же, что сделал с ней отчим, но Рыбка была уже умненькая, она понимала, что
глупо ждать от чужих людей бескорыстной заботы ( это мать должна была люб
ить ее и заботиться бескорыстно, а не пытаться удержать с помощью дочкин
ых прелестей этого грубого, вонючего мужика! ), к тому же Ч то, что делали с
ней здесь ( будь то Кривой или еще кто-нибудь из мужчин ) было почему-то сов
сем не так больно, как с отчимом, а иногда даже и приятно! И потом она не без
некоторого удовольствия даже «промышляла» на вокзалах. Она ведь была кр
асива… А потому Ч платили ей больше, чем другим девочкам, она могла покап
ризничать и отказаться, ее никогда не били, у нее даже «цивильный прикид»
был, чтобы выполнять разнообразные «особые задания». Правда, теперь, рас
прощавшись с подземным миром, Рыбка поняла, что и у ее особого положения е
сть свои недостатки: ведь она, в результате, ничего, совсем ничего не умела
, кроме как раздвигать ноги перед мужиками и ласково разговаривать с пох
ищаемыми детишками! Ее, например, воровать не учили: она была слишком заме
тна, чтобы стать хорошей воровкой, слишком много притягивала к себе взгл
ядов… Правда, благодаря милому, располагающему личику и нежному голосу,
она легко входила в доверие к людям и могла по-мелкому мошенничать. Впроч
ем, в Москве она этим никогда не занималась, чтобы не быть потом случайно у
знанной кем-нибудь из пострадавших: опять же Ч слишком заметная, запоми
нающаяся внешность! Мошенничеством Рыбка «развлекалась» во время летн
их «вояжей» по стране. И вряд ли теперь она могла бы таким путем прокормит
ься…
Да и стоило ли?
Она ведь не любила ту жизнь, которую ей приходилось вести! Многим Ч нет, б
ольшинству это нравилось! Ч были даже такие, кого влекла «романтика сво
бодной жизни», романтика коллектора, подземки, гнили и вшей! Кто, подобно э
тому глупому мальчишке Мелкому, ради этой гнусной, грязной, убогой, безза
конной, бесполезной, бессмысленной жизни бросали и любящих родителей, и
теплую квартиру с чистой ванной, кто считал себя «избранным», специально
созданным для этой жизни, кто стремился к ней целенаправленно, кто прихо
дил в «нижний мир», в Империю безо всякого принуждения! Короче, были те, ко
му нравилась эта жизнь… А вот Рыбка ее не любила. И всегда мечтала вырвать
ся. И рассказывала себе на ночь сказки с хорошим концом. Ну, вроде как Ч по
дходит к ней на улице представительный мужчина, восхищается ее красотой
, но не с тем, чтобы снять на ночь, а потому что он Ч известный фотограф или
кинорежиссер, разглядел в ней, помимо внешности, еще и уникальную фотоге
ничность или актерский талант, все равно что, лишь бы забрал ее к себе, сде
лал бы из нее звезду, а потом Ч пусть бы мать увидела ее по телевизору и по
жалела бы о том, что так плохо поступила с единственной дочкой, и пришла бы
просить прощения, и Рыбка бы ее простила, обязательно простила… Или Ч др
угая фантазия: чтобы в Рыбку влюбился благородный следователь, вроде Кор
радо Каттани из «Спрута» ( Рыбка смотрела этот фильм еще там, дома, и тогда
она мечтала о том, чтобы Коррадо Каттани оказался ее настоящим отцом, а те
перь Ч она предпочла бы, чтобы он в нее влюбился, спас бы ее, как он спас Тит
ти Печа-Шалоэ, и женился бы на ней! ). Потом место благородного комиссара за
нял некий вымышленный «авторитет», который делал Рыбку своею подругой
Ч он бы не разочаровался в ней никогда, Рыбка могла быть верной, она тольк
о и мечтала всю жизнь о том, чтобы быть верной кому-нибудь, чтобы быть кому-
нибудь нужной! В общем-то, благодаря этим мечтам Рыбка и была такой хороше
й проституткой: в каждом клиенте она видела своего потенциального освоб
одителя и потому отдавалась каждому со всей искренностью, с желанием пон
равиться, угодить…
…Но теперь этот путь был для нее закрыт!
Теперь она не мечтала больше о фотографе, режиссере, Коррадо Каттани и «а
вторитете», теперь ей было смешно и гадко вспоминать об этих своих мечта
х, теперь она не могла больше искать своего избранника среди «клиентов»,
теперь у нее вообще больше не могло быть никаких клиентов, потому что она
знала, кто единственный избранник, потому что теперь она могла любить по-
настоящему и хранить верность Ч хотя бы памяти его! Ч и в память о нем со
блюсти чистоту своего тела, с которого былые прегрешения он смыл бесстра
стными, заботливыми, нежными прикосновениями!
Венечка, милый Венечка!
Когда Рыбка вспоминала о нем, она заходилась в слезах.
Он смог понять ее и пожалеть!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42