А еще Ч я продолжала купать ее каждое утро и каждый вечер. Мухи все-таки и
счезли… И о Баал-зеббуле она больше не говорила… Но все равно: стоило мне
вспомнить, в какой грязи она жила, в каком состоянии была, когда я нашла ее,
как сразу мне хотелось затащить ее в ванную и долго-долго тереть мочалко
й с каким-нибудь нежным душистым мылом.
К счастью, она уже поняла, что мыло Ч вещь несъедобная!
Когда эта женщина купала ее, Ольга закрывала глаза и уносилась воспомина
ниями в глубокую черноту подземелья, где тоже было тепло и влажно… И, когд
а мочалка, полная мыльной пены, нежно скользила по ее телу Ч вдоль позвон
очника, по ягодицам, по крохотным пуговкам сосков, между ног, по внутренне
й поверхности бедер Ч Ольга плавилась в истоме, вспоминая руки Сабнэка,
касавшиеся ее…
Пронзительная сладость тех мгновений…
Наслаждение…
Боль…
Наслаждение болью…
Эта женщина даже не ведает, даже предположить не может, она никогда, никог
да не испытывала такого и не испытает вовек, ей не даст такого счастья это
т мужчина, который сейчас рядом с ней, он на такое не способен, он прост и гр
уб, Ольга не любит его, он противен Ольге, пусть даже он называет себя ее «о
тцом» Ч как он смеет? Сабнэк их отец! Ч нет, люди наверху живут просто и ск
учно, они не знают ни истинной сладости, ни истинных страданий, ни слияния
сладости и страдания. Эта женщина Ч такая большая! Ч а кажется моложе ее
, Ольги. Потому что эта женщина наивна… Как младенец…
Большой младенец… Люди в верхнем мире навсегда остаются младенцами… На
верное, свет, постоянно бьющий в глаза, отвлекает их от размышлений, мешае
т правильно развиваться…
Они так и стареют, так и умирают Ч младенцами… А люди нижнего мира взросл
еют быстро. Особенно Ч избранные.
Избранные Сабнэком…
Она была среди избранных.
Она была его женой!
Пусть даже он ее отверг… Но он не может отнять у нее воспоминаний о своих р
уках, о голосе, о взгляде…
Влажные прикосновения мочалки к телу, нежное скольжение мыла напоминал
и ей ласки Сабнэка. Он вылизывал ее, как кошка вылизывает своих новорожде
нных котят…
Если бы эта женщина знала! Но она глупа… Как и все они…
Она не поверила в Баал-Зеббула. И в Сабнэка не поверила… Ничего, еще повер
ит, когда сама предстанет перед ним, когда сама станет жертвой, когда Сабн
эк пришлет своих слуг за своею супругой! Пусть даже Ольге это будет стоит
ь жизни!
Но она увидит его еще раз… А что такое Ч жизнь? И что смерть?
Тьма…
Тьма за сомкнутыми веками…
Тьма подземного зала…
Всюду тьма…
Нежное скольжение по телу…
Наслаждение…
Боль…
Наслаждение болью…
Тьма.

Глава 8
МЕМУАРЫ МЕЛКОГО

Сказать, что я был удивлен, когда ее увидел, это значит не сказать ничего. Я
был поражен, ошеломлен и восхищен. Она была красива, она была хорошо одета
Ч по нашим меркам просто роскошно одета Ч и у нее были длинные золотые в
олосы…
Вы понимаете Ч я потерял дар речи, когда ее увидел!
Рыбка жила здесь. Именно в этой комнатке, я понял это сразу по обстановке.
Здесь могла жить только она и никто другой, судите сами: кровать с постель
ным бельем, не особенно свежим, конечно, и не белоснежным, но все-таки!!! Я бы
л до глубины души поражен этим постельным бельем Ч в этих каменных стен
ах оно казалось какой-то несуразицей. И еще у кровати стояла тумбочка, обо
дранная, с почти облупившейся полировкой, но на ней стоял шампунь и лежал
и зубная паста и щетка…
Мое присутствие Рыбка игнорировала, она смотрела на Аластора выжидающе
и напряженно.
Ч Нет, Ч сказал он ей, Ч Ты не пойдешь.
Ч Почему? Ч в голосе девчонки зазвучали стальные нотки, Ч Мне обещали!

Ч Ты не пойдешь, Ч повторил Аластор, Ч И была бы ты умной девочкой Ч са
ма бы поняла, почему тебе нельзя идти.
Тебя видели и тебя запомнили, слишком уж ты заметная, в милиции есть описа
ние твоей внешности. Ты что, хочешь в колонию угодить для несовершенноле
тних?
Ч Чушь! Ч воскликнула Рыбка с чувством, Ч Да они забыли меня давно! Все
это было сто лет назад!
Ч Не спорь со мной! Будешь делать то, что я тебе скажу!.. Сейчас твоя обязан
ность ознакомить этого мальчишку с нашим образом жизни и с ее правилами…
тебе самой не мешало бы вспомнить их.
Рыбка молчала. Она не сказала больше ни слова, только смотрела в спину ухо
дящего Аластора полными ярости глазами.
Кривой опять ушел, и опять бросил меня без всяких объяснений! Я никогда не
знаю, чего от него ждать!
Ч Черт! Ч выругалась Рыбка.
Вход в ее комнатку закрывался пологом, цветастой тканью, из которой цыга
нки обычно шьют себе юбки. Рыбка смотрела на этот слегка колышимый сквоз
няком полог полными слез глазами. В ее лице уже не было той жесткости, кака
я была, когда она говорила с Кривым Ч это было лицо обиженной девчонки. Мн
е так хотелось сделать что-нибудь, что хоть немного утешило бы ее!
Ч Сволочь! Ч зло сказала Рыбка, Ч Ненавижу его!
Ч Я тоже, Ч бездумно бросил я.
Она повернулась ко мне, смахнула ладошкой слезы.
Ч Это ты что ли Мелкий?
Я ответил утвердительно.
Ч Ты будешь жить рядом, за стенкой. Пойдем, притащим тебе что-нибудь, на че
м спать будешь.
В этот день Рыбка была в очень мрачном настроении, она почти не разговари
вала со мной, а если и говорила что-то, то исключительно по делу Ч где мне с
пать, где мне есть, куда справлять нужду. И я к ней не приставал с расспроса
ми, научен уже был горьким опытом, что не стоит лезть к тому, кто не располо
жен на них отвечать. Бесполезно. Я только удивился, что мне Ч ладно ей, но м
не! Ч предоставили отдельное помещение. Я, как выяснилось, должен был про
живать в пещерке рядом с ее, в гордом одиночестве.
Рыбка только отмахнулась:
Ч Здесь хватает места, где жить можно. Полно пустых пещер и маленьких, и б
ольших. Та, в которой мы, тоже большая была, ее перегородили на несколько. Я
тебя потом познакомлю с соседями… если захочешь, Ч она махнула рукой вд
оль стены, Ч Там почти все пещерки заняты.
Покидая меня, Рыбка предупредила, чтобы ни под каким видом я не ходил здес
ь в одиночестве, без нее.
Ч Тебя здесь никто не знает, Ч сказала она.
Она полагала, что я должен сознавать сам, что раз меня не знают, то будут от
носиться с подозрением и могут убить без лишних вопросов. Что ж, я это дейс
твительно осознавал. И даже понимал в какой-то мере. Здешним обитателям е
сть чего бояться. Всем. Даже этой девчонке, которой, как сказал Кривой, за к
акие-то грехи колония светит. За какие, интересно?.. Мне теперь тоже колони
я светит, а через полтора года Ч тюрьма. Мог бы я подумать, что дойду до это
го? Честно говоря, нет. Думал, что все обойдется, что не стану я уголовником,
как все наши Ч как большинство наших, Михалыч-то не уголовник Ч но вот, н
е обошлось… Этот старик в шляпе-пирожке, пытавшийся спасти нашу жертву и
кинувшийся на Марика, который больше его в два раза, с газовым баллончико
м… Эта красотка-повариха в белой шубке… Интересно, где она сейчас? Ведь жи
ва еще. Ей рассказали, для чего ее похитили или держат в неведении?..
Я не хочу о ней думать! Ни о ней, ни о старике не хочу думать!.. Я лучше буду дум
ать о Рыбке и об империи… нет, об империи я тоже не хочу думать, чтоб ей пров
алиться, этой империи в Ад, к Баал-Зеббулу, которого они все так любят!
Которого я люблю тоже… Любил. Я ненавижу его теперь, возненавидел, когда у
знал, когда прикоснулся.
Я ненавижу Баал-Зеббула, ненавижу Кривого, ненавижу Великого Жреца, а бол
ьше всех их ненавижу себя. За то, что считал себя ловким, хитрым и бесстраш
ным, за то, что гордился своим умением жить так, как хочу. За то, что вышло вс
е наоборот…
Но я выберусь, обязательно выберусь! Не может быть, чтобы всегда все было т
ак же безнадежно плохо! Никто никогда не узнает, что я чувствую на самом де
ле, я сумею убедить кого угодно, и Кривого тоже, что я верный, преданный, и сч
астлив быть слугой Баал-Зеббула. Главное, чтобы мне стали доверять, а пото
м… потом обязательно появится шанс! Он просто не может не появиться… Мих
алыч сказал, что будет молиться за меня… Тому Богу, который на небе, а не по
д землей. Может быть, он послушает Михалыча? А может и нет… Я убийца.
Убийца! Какое дурацкое слово… Я не могу быть убийцей! Кто угодно, только не
я!
Мне было плохо. Больше физически, чем морально, почему-то. Я лежал на своем
матрасе, завернувшись в одеяло, и плакал в засаленную, провонявшую серны
м запахом, подушку. В первый и в последний раз в мой жизни. Я вспоминал слов
а Михалыча, я слышал злой Ч нет не злой, просто безысходно отчаянный его г
олос в своей голове: «Не наши?! Да речь идет о твоих родителях, о твоей сестр
енке! Ты и их готов в жертву принести?! Что с тобой?! Ты что, убийца?! Как Хряк?! Ч
то значит „наши, не наши“?! Все мы люди одинаковые! Всех нас матери рожали!..
Глупый мальчишка!» Я ненавижу и Михалыча тоже за эти его слова! За то, что о
н оказался прав, за то, что он знал, что я глупый мальчишка, за то, что не виде
л он во мне ничего большего Ч НИКОГДА! За то, что я только сейчас все понял
… а он понимал всегда.
У него были слезы в глазах, потому что он не мог Ч не знал как! Ч объяснить
мне, насколько глупо, ужасно глупо все то, что я делаю.
Потому что он знал Ч если я пойму это сразу, может быть, не будет для меня у
же слишком поздно! Я не понял… и сейчас уже слишком поздно. Я, конечно, могу
еще выбраться, я верю и надеюсь, что могу, но… все равно уже слишком поздно.
Я стал убийцей.
Я никогда не забуду этого, но постараюсь себе простить. Просто не смогу жи
ть, если не прощу сам себя. Я оправдаюсь в собственных глазах тем, что ниче
го не мог поделать, что никак не мог изменить то, что должно было произойти
. Я себя прощу… я постараюсь себя простить, когда-нибудь потом, когда мне н
е придется уже думать только о том, как спастись. Ибо сейчас я должен думат
ь только об этом и больше ни о чем!
Я себя прощу и никому не расскажу, что было в Битцевском парке в феврале 1996
года. Даже если спросят, даже если будут говорить Ч что простят!
Не было ничего! Просто я не верю, что простят. Может быть, поймут, может быть
, пожалеют, но не простят! Поэтому не надо им знать. Незачем. Сделанного не в
оротишь все равно.
Поумнел ли я? Не знаю. Не могу ничего сказать. Время покажет, так ли это. Наве
рное, Михалыч сказал бы, что я уже не такой глупый, потому что Я ХОЧУ ДОМОЙ!!!
Я УЖАСНО ХОЧУ ДОМОЙ!!!
Домой, чтобы забыть все это. Почему вдруг так? Нет, мне не стали противны мо
и тоннели, мои переходы и лазы. Я буду любить их всегда и скучать по ним, где
бы я ни был. Но я понимаю теперь, что где бы ты ни был Ч ты всегда попадешь п
од чью-нибудь зависимость. Свободы не существует. В принципе. Вся наша сво
бода, все наше право человека лишь в том, что мы можем выбирать, кому подчи
няться (иногда можем) государству, человеку, идее. Выбирая меньшее из зол.

Я любил этот подземным мир за то, что он не держал меня, за то, что я знал, что
смогу уйти у любой момент. А когда знаешь, что есть куда уйти, что есть тепл
ый уютный дом, любящие родители, ванна и чистая постель, можно жить и в гря
зи. Можно, когда знаешь, что это не навсегда! Когда знаешь, что есть выбор…

Мне было плохо. Но это не длилось СЛИШКОМ долго. На утро я был снова самим с
обой. Я был Мелким, неунывающим придурковатым Мелким, но, плюс к тому, я ста
л еще немножечко спокойнее и увереннее в себе. Благодаря тому, что искрен
не поговорил с собой этой ночью, благодаря тому, что решился подумать о то
м, кто я и что я, и понять себя. Принять себя таким, какой я есть.
Я не просто всю жизнь играл, я играл с самим собой, что хуже, я рассказывал с
ебе сказки и верил в них!.. Вот и докатился… до реальности, которая, наконец,
заставила подумать.
На утро Рыбка повела меня на экскурсию. Так велел ей Кривой, и к тому же…
Ч Здесь скучно ужасно. Я ненавижу это подземелье, особенно, когда занять
ся нечем, Ч сказала мне Рыбка, Ч Покажу тебе все Ч хоть какое-то развлеч
ение.
Ч А ты давно здесь? Ч спросил я ее.
Ч Два года.
Ч Ничего себе! Сколько же тебе лет было, когда ты сюда попала?!
Ч Тринадцать. А из дома я сбежала, когда мне вообще двенадцать было!
Ч Тебя били, что ли?
Ч Всякое было. Но я не из-за этого сбежала. Отчим мой, очередной мамочкин м
уженек, пытался меня того… ну, сам понимаешь. И не только пытался, ему это у
далось, конечно. Но вот тогда-то я из дома и сбежала. Глупо, я понимаю здесь
еще и не такое со мной было! Но знаешь, здесь Ч это одно, а дома Ч совсем др
угое. Здесь… не так обидно. А ты?
А я не знал, что ей сказать. Поймет ли она, что я просто так?.. Наверняка посмо
трит на меня, как на законченного идиота. Ладно, я себя таким осознаю, но чт
об она…
И я соврал.
Ч А меня… просто выгнали. Отец новую жену нашел, а у той ребенок свой… На ф
иг я ей нужен был? Ну и отцу, сама понимаешь, тоже.
Это Рыбка поняла и кивнула сочувственно.
История, что я рассказал ей, действительно происходила в реальности, но н
е со мной. Был у меня приятель один, но он в накладе никак не будет из-за тог
о, что я его ситуацией воспользовался Ч его нет в живых и давно уже.
Ч А мать твоя давно умерла? Ч спросила Рыбка.
Ч Нет, не особенно, Ч выдавил я из себя. Мне не хотелось, мучительно не хо
телось врать Рыбке! И почему я сразу не сказал ей правду?! Ну признался бы, ч
то идиот, что в этом такого, тем более, что очень скоро она и сама это поймет
…
Ч Она тебя любила?
Ч Ага.
Ч Повезло тебе. А моей было по фигу, представляешь, абсолютно по фигу то, ч
то этот гад со мной делал! Она все знала Ч он сам ей рассказывал, и злилась
еще, что я ему не даю. Боялась, что он ее бросит…
Нет, не мог я сказать этой девчонке, что у меня все нормально было и благоп
олучно! Ну не мог! Рыбка будет думать, что я не такой, как она, перестанет мне
доверять, как никогда не доверяют неблагополучные дети детям благополу
чным, Ч и не любят их, а я так хочу, чтобы Рыбка мне доверяла, чтобы мы смогл
и подружиться с ней!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42