не узнаю ли я в нем знакомого?
Нет, я его не знаю. К счастью. Жиденькие усики, клочковатая бороденка, черн
ые глаза смотрят на меня из-под полуприкрытых век Ч на меня и в то же врем
я в никуда. В вечность и бесконечность. Нет, вообще никуда они не смотрят. М
ертвые глаза не могут видеть.
Чем дольше я смотрю на этого человека, тем явственнее мне начинает казат
ься, что он и не был таковым вовсе. Что это фигура изо льда, вылепленная рук
ой мастера. Сине-голубая кожа лица Ч изо льда, белки глаз Ч изо льда, сини
е потрескавшиеся губы Ч изо льда… Все портит только то, что они приоткры
ты в какой-то напряженной жуткой гримасе и видно желтые Ч гнилые и проку
ренные Ч зубы, сжатые так плотно, что их и стамеской не разомкнешь.
Почему? Ведь совсем не так должны выглядеть замерзшие Ч на их лицах поко
й и блаженство, а этот… все лицо перекособочено.
Да, наверное во мне пропадает великий следователь. Почему великий? Да пот
ому что тот, кому поручат дело этого несчастного бомжа (если вообще по сто
ль незначительному случаю станут возбуждать дело) констатирует смерть
от обморожения. И не просто потому, что неохота ему будет возиться с этим н
икому не нужным бродягой, а потому еще, что не обнаружит он на теле следов
насильственной смерти. Даже если захочет, даже если очень захочет.
Я мог бы в красочных подробностях рассказать как именно убили этого чело
века Ч я не раз уже видел такие перекошенные физиономии и тесно сжатые з
убы… Я бы вам рассказал… я бы вам такое рассказал!
Алкаш? Ничего подобного! Он трезв как стеклышко! И однако он мертв…
Зачем я вообще его трогал?!
Я огляделся по сторонам. Холодно и темно, метет поземка. Конечно нет ни душ
и в округе, да и в окнах тоже Ч самый сон у людей. Да пусть бы и смотрел на ме
ня из окон десяток любопытных старух, они ничем мне повредить не смогут, а
вот какой-нибудь облезлый тип, притаившийся за мусорным бачком… Ну, да не
будем о грустном!
Я пустился бегом, просто для того, чтобы согреться. В размышлениях своих н
ад покойником я замерз так, что выгляжу, наверное, тоже сделанным изо льда
. А уж ощущаю я себя таковым, это точно.
Обычно оживленное шоссе в этот час почти пустынно, а когда я через него пе
реходил, поблизости вообще ни одной машины не было. Люблю я все-таки этот
город ночью! Ведь ночью не только подземная его часть, но и то, что наверху,
принадлежит мне… и таким, как я.
Я могу ходить, где захочу, лазить, где захочу. проникать в надежно запертые
и подключенные к сигнализации помещения. Не во все, конечно, в те, где есть
достаточно широкие вентиляционные шкафы, по которым я мог бы проползти и
не застрять. А есть они почти везде. Вон в том заводе, что за линией рельсов
метро, они точно есть.
Я не вор. Вернее, я не ворую для наживы, а так только, чтобы с голоду не помер
еть, когда телефон, когда принтер, если небольшой или запчасти какие-нибу
дь. Компьютер мне, к примеру, не утащить, конечно Ч он в мои ходы просто не п
ролезет, а жаль, его продать можно баксов за триста-четыреста и жить потом
месяца три припеваючи, и не волноваться ни о чем. Впрочем, в таком расклад
е вещей есть и преимущества за телефон или за маленький принтер, красная
цена которому в магазине двести баксов, шум особенно поднимать не станут
.
Даже ментов не вызовут Ч нет ведь следов взлома… да и вообще никаких сле
дов, обвинят, наверняка, своих же сотрудников.
Так вот, я не вор Ч я исследователь, я диггер. За тот год, что я прожил в этом
городе, я изучил почти всю канализационную систему, систему метро и прос
то таинственные ходы неизвестного назначения, оставшиеся с древних вре
мен. Есть у меня любимые места, такие, где, я знаю, никто меня не найдет. Даже
наши. Впрочем, наших-то я и имею в виду, никто другой меня искать не станет,
да и наши не будут. Зачем я им сдался? Но, согласитесь, все-таки приятно, ког
да есть где укрыться.
Я, когда маленьким был, любил забираться в большой платяной шкаф, мог сиде
ть там часами, тихо, как мышь. Мать сходила с ума, не понимая, куда я мог дева
ться. Но потом мое убежище раскрыли, заперли на ключ, а ключ убрали далеко-
далеко…
Я и раньше-то, когда был здесь новичком, никого не знал и всего боялся, почт
и не вспоминал о доме, а теперь мне вообще кажется, что все это Ч родители,
дом, школа Ч было давным-давно, в другой жизни, а то и вовсе не со мной. А вед
ь всего только год прошел.
Я сказал, что изучил ПОЧТИ ВСЮ систему подземных ходов под Москвой, но нав
ерное, я все же немного преувеличиваю есть места, в которые проникнуть не
возможно по причине того, что там собираются ядовитые газы, есть места, ко
торые я еще не нашел, но которые скоро найду, есть места, в которых мне не по
бывать никогда Ч просто жизни не хватит. А есть места, в которые мне не пр
оникнуть, потому что… потому что туда проникнуть могут только избранные
. Если честно, мне не особенно хочется быть среди них.
Здесь Ч между станциями метро Текстильщики и Волгоградский проспект
Ч тоннель выходит из-под земли на свет Божий, и очень часто я возвращаюсь
домой именно этим путем.
Перелезаю через ограду, бегу между рельсов, разумеется, стараясь держать
ся подальше от контактного рельса и всего другого электрического, и ныря
ю в непроглядную тьму тоннеля…
Непроглядной темнота эта кажется только поначалу после ослепительной
белизны снега и яркого света уличных фонарей Ч буквально минута, и я уже
вижу, где провода, где рельсы, где следует свернуть в боковой тоннель, а гд
е нужно снова выйти на центральную магистраль.
Страшно мне здесь было только в первый раз, когда глаза мои еще не видели в
темноте так хорошо, уши не улавливали малейшие шорохи, а походка была, как
у слона. Тогда я все время просил Михалыча показать мне самые интересные
места, а он всегда отказывался Ч он ходит медленно из-за больных ног, поч
ти не был нигде и знает всего лишь несколько дорог.
Пару недель я, конечно, цеплялся за его рукав, когда нужно было идти куда-т
о, а потом принялся лазить сам. Я уже никого ни о чем не спрашивал Ч в общем
-то я кроме Михалыча и не доверял никому Ч сам искал дороги, совал нос во в
се дырки.
Как только я жив остался Ч сам удивляюсь! Откуда я только не падал, где то
лько не тонул, куда только не вляпывался!
Но, видно правду говорят Ч есть свой Бог у нашего подземного мира, Бог, ко
торый хранит нас, непутевых детей своих. Я в него верю Ч идиотом был бы, ес
ли бы не верил Ч ведь в тех местах, откуда выбирался я, живым и здоровым, по
гибали опытные и оснащенные по последнему слову техники спецы сверху.
Урод сказал мне однажды: «Наш Бог не любит чужаков, он заманивает их в лову
шки и уничтожает, точно так же он поступает и с теми, кто нарушает его запо
веди. Но нас Ч тех, кто верен ему Ч он любит и хранит от неприятностей».
И он был прав. Я убедился в этом на собственной шкуре.
Однажды, обнаглев от своей везучести, я забрался слишком далеко, бродил п
о тоннелям, по переходам, и… Заблудился. Совсем. Безнадежно.
Раньше я думал Ч такое просто невозможно, в конце концов, тоннели роют лю
ди и они обязательно должны выходить куда-то, по крайней мере, наверх Ч у
ж точно! Обычно идешь через каждые пол метра люки над головой, а здесь Ч н
и одного! Признаться, я впал в панику, носился с воплями, весь в слезах, пока
не устал. Споткнулся, упал, лежал в каком-то углу и трясся, пока не вспомнил
слова Урода, пока не вспомнил, о нашем Боге. Тогда я встал на колени и приня
лся молиться. Я не знаю, как ему молятся все остальные, а я только шептал, чт
о я его люблю, что буду всегда слушаться и все, что угодно, для него сделаю, е
сли сейчас он не даст мне пропасть… И почти в тот же момент я увидел ступен
ьки прямо перед своими глазами, ступеньки ведущие вверх. Они были ржавые,
прогнившие и грозили вывалиться из стены от простого к ним прикосновени
я, но они выдержали мой легкий вес, и я поднялся по ним на бетонный выступ, з
аваленный, наверное, целыми тоннами мусора, который мне пришлось разгреб
ать, чтобы докопаться до отверстия люка. На люке этом даже не было крышки,
он был просто забит гнилью. Представляю, какое я являл из себя зрелище, ког
да вылезал наружу Ч грязный, оборванный, исцарапанный. К счастью, ночь бы
ла, да и оказался я где-то в такой глухомани, что люди там и днем, наверное, н
е ходят.
Я был там несколько месяцев спустя Ч это комплекс каких-то заброшенных
зданий на задворках города. Одни прогнившие стены, куски арматуры, строи
тельный хлам, и всюду трава по пояс. Картина Ч мир после ядерной войны.
Побродив там немного я выяснил, что когда-то там, скорее всего, было депо, у
ж больно много рельсов кругом, да и останки вагонов в огромном количеств
е тонут в зарослях пижмы. Может, пожар уничтожил депо это самое, я не знаю, д
а и плевать мне на него. важно то, что это место стало для меня почти святым.
Я долго думал и понял, что в тот ужасный день наш Бог просто испытывал меня
, он размышлял, принять ли меня в круг детей своих или нет… И он решил меня п
ринять.
Совсем недавно я проделал снова тот путь под землей, уже зная, что не заблу
жусь, что мне ничего не грозит, и все равно было жутко немного, я словно слы
шал мои собственные вопли, что отражались от стен и эхом уносились в мног
очисленные переходы, я слышал свои всхлипывания и шепот бессвязной моли
твы. Я даже нашел то место, где стоял на коленях, и вновь коснулся ржавых ск
об, за которые хватался тогда дрожащими пальцами.
Интересно, все ли проходили похожие испытания или только я? Почему-то, ког
да я спрашиваю об этом, никто не отвечает ни да, ни нет… Может быть не знают,
что считать испытанием, а что просто собственной глупостью, а может быть
… об этом просто не принято говорить.
Но у меня-то точно было испытание. Таких случайностей просто не бывает. Со
гласитесь, я носился, как обезумевшее животное, по переходам, петляя и сво
рачивая куда попало, километров десять точно намотал, а упал на колени я т
очнехонько под люком. Все это неспроста!
Вообще мне кажется, что наш Бог выделяет меня среди моих собратьев, охран
яет меня и заботится обо мне больше, чем о других. И, в конце концов, это спра
ведливо, ибо большинство из наших пришли под землю не по своей воле Ч у вс
ех разные истории, но каждый попал сюда вынуждено, один я пришел сам. У мен
я есть мать и отец, которые живут вполне обеспеченно, которые любят меня и
всегда хорошо со мной обращались. Но я ушел от них, потому что что-то тянул
о меня сюда, кто-то звал…
Помню, как я прилипал к вагонному стеклу поезда метро, как колотилось сер
дце в моей груди, когда поезд останавливался внутри тоннеля, как я вертел
головой по сторонам, пытаясь разглядеть Ч что же там… Почти никогда я не
видел ничего, кроме проводов, но я догадывался, что это далеко не все. Я под
бивал друзей забираться в канализационные люки, я лазил по подвалам домо
в, заглядывал в вентиляционные шахты.
Я ждал, когда же, наконец, смогу уйти. Уйти в тот мир, для которого я предназн
ачен…
Я ушел, когда мне исполнилось пятнадцать. И ушел я не сразу, поначалу прост
о пропадал на несколько дней, потом возвращался Ч грязный и голодный, то
ржественно клялся рыдающей матери, что больше не уйду и Ч уходил снова.

Я возвращался все реже и реже, а потом… я даже не знаю, как так получилось, н
о день, когда я собирался навестить родителей откладывался… откладывал
ся… откладывался, и я, наконец, перестал о нем думать вовсе.
Так уж получилось Ч мой дом здесь. А у отца с матерью есть еще Наташка, моя
младшая сестра, может быть, она вырастет нормальной, такой, как они хотят.
Мать всегда говорила нам, что единственное ее желание, видеть нас счастл
ивыми. Ну так значит, она должна быть довольна, потому что я счастлив!
Некоторые тоннели я знаю очень плохо и передвигаюсь по ним метр за метро
м чуть ли не на ощупь, некоторые знаю вполне прилично и могу ходить по ним
спокойно, а некоторые я знаю, как собственные пять пальцев. Так вот этот то
ннель от Текстильщиков до дома Ч места, где живу я и еще пятеро бомжей Ч
он именно из таких. Я могу бежать по нему с закрытыми глазами и заворачива
ть правильно везде, где надо. Уже выработался рефлекс, хотя Михалыч говор
ит, что у меня какой-то особенный талант безошибочно ориентироваться в п
ространстве и находить выход из любого лабиринта, что это природный дар,
что сам он, даже если проживет здесь двадцать лет, потеряется сразу же, как
только хоть на шаг отступит от хорошо знакомого пути. Может быть, все что
он говорит Ч верно, по крайней мере, мне приятно думать именно так Ч что
у меня талант, что у меня дар, что у меня гораздо больше возможностей, чем у
других людей, что я… избранник.
Наш дом Ч это почти всегда сухой кусочек заброшенного тоннеля, который
заканчивается, правда, тупиком, что не очень удобно Ч чувствуешь себя вс
е время, как в мышеловке, но зато там нет никаких коммуникаций, которые име
ют обыкновение проверять сотрудники наземных служб, и еще там можно жечь
костер Ч дым уходит сквозь вытяжку в потолке и его незаметно снаружи. Та
к что, по сути, жилище очень удобное, не у всех такое есть.
Когда я пришел, Михалыч и Урод спали, Хряк с Лариской тоже, но эти спать отп
олзают в дальний угол, чтобы никто не видел, как они трахаются. А кому они н
ужны?
Кривого снова не было. Он все время шляется где-то по ночам, а днем спит, пря
мо как я. Но я-то понятно где шляюсь, а он где? Я не спрашивал никогда, и никог
да не следил за ним, просто потому, что я его боюсь. И не потому, что он бандю
га и может пришить просто так, от скуки, Ч он не бандюга и даже напротив. Я
его боюсь, потому что не знаю, что он вообще среди нас делает. Как бы вам объ
яснить… не такой он человек, у которого можно квартиру отобрать и на улиц
у вышвырнуть. У него такие глаза! Когда я говорил о нашем Боге, о том, что он
позвал меня к себе и потому я пришел, он все время так странно смотрел на м
еня и, кажется, усмехался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42