Я бы не думала о Сент-Морице, если бы не Харри и новый пакт, заключенный нами на склоне Саластрейнса о нашем превращении в летних людей.
По-прежнему волнуясь, я взяла телефонную трубку и набрала гилфордский номер, который мне дала Сара. После нескольких гудков я услышала голос Харри.
– Алло.
Я почему-то предполагала, что мне ответит Сара, и растерялась, услышав брата.
– Алло, – наконец произнесла я, едва сдерживая переполнявшую меня нежность. – Это Алексис Николсон. Как вы поживаете?
– Отлично. Просто отлично. Рад вас слышать.
Я поняла, что Сара находится где-то рядом, и он не может говорить свободно.
– Я звоню, чтобы пригласить вас и Сару на обед на следующей неделе. В среду, если вам это удобно.
– Одну минуту. – Через мгновение он снова заговорил – очевидно, посоветовавшись с Сарой. – Среда нам прекрасно подходит. Мы очень рады. В какое время?
– В семь. Это вас устроит?
– Вполне, – сказал Харри. – Буду ждать с нетерпением. Можно ещё раз записать ваш адрес?
Будто он не хранился в его сердце. Но мы совершили весь ритуал, потому что нас слушала Сара – Сара, которую мне скоро придется убить и которую я сейчас так вежливо приглашала на обед. Убийцами рождаются или становятся? – спросила себя я, говоря Харри, что мы тоже с нетерпением ждем встречи. Но прежде чем я успела обдумать этот вопрос, мне пришлось попрощаться и занести приглашение в красный кожаный ежедневник, пометив запись звездочкой, чтобы напомнить Иэну продублировать её в своем календаре. О, мы весьма организованные люди.
Я удивилась, увидев перед собой собственную фамилию – Маринго. Ощутила острую боль утраты. Сара украла мою фамилию, выйдя замуж за Харри. Более того, я утратила свое прошлое, сказав Иэну, что моя девичья фамилия Стормс. Мне всегда казалось несущественным, какую фамилия я ношу, но сейчас это вдруг стало для меня исключительно важным. Убив Сару, я не только верну себе Харри, изначально принадлежавшего мне на законном основании, но и вновь обрету то, что было моим в ещё большей степени: мою фамилию.
– В следующую среду к нам придут на обед гости, – сказала я миссис Кук, когда она вернулась с покупками. – Можете приготовить что-нибудь простое, что я сумею подогреть?
Она удивилась, зная мою нелюбовь к кухне и домашнему хозяйству.
– Конечно, мадам. Но вы уверены, что не хотите, чтобы я осталась и подала еду?
– Думаю, в этом нет необходимости. – Я небрежно махнула рукой. – Это наши знакомые по Сент-Морицу. Ничего важного.
– Как вам будет угодно, мадам. Возможно, подойдет пудинг с мясом молодого барашка. – Миссис Кук явно питала слабость к баранине. – С брюквой, морковью и картофелем. И креветочный салат для аппетита.
Я надела шубку из рыжей лисы, схватила первый попавшийся зонтик и выскочила в дверь. Оказавшись на улице, я тотчас поняла, что мне некуда пойти, нечем занять себя в ближайшие два часа, и подумала, не вернуться ли мне назад. Но внезапно заточение в обществе славной миссис Кук показалось мне ещё более невыносимым, и я зашагала по Маунт-стрит в сторону Парк-лейн. Для утешения я сказала себе, что мне полезна физическая нагрузка. Чтобы утешить себя ещё сильнее, я обхватила влажную шубку из рыжей лисы и подумала о том, что именно в ней Харри видел меня в последний раз.
Когда он увидел меня в следующую среду, на мне был новый черный костюм из джерси и подаренные Иэном на свадьбу жемчуга. Я снова обрела спокойствие. Во всяком случае, внешнее. Моя душа разрывалась на части, несмотря на проглоченную часом ранее двойную дозу «либриума».
Здравствуйте, здравствуйте.
Рады вас видеть.
О, какая чудесная квартира!
Мы все уже смыли с себя загар, верно?
Позвольте взять вашу шубу.
Присаживайтесь, пожалуйста.
Что будете пить?
(Позже все это покажется происшедшим очень быстро, но тогда я не видела этому конца.)
– Запарковались без проблем? – спросил Иэн Харри.
В ту пору все обсуждали трудность парковки в лондонском центре, а также опасности езды в состоянии опьянения.
– Каждый человек, отправляющийся на обед или деловой ленч, почти непременно превышает лимит в восемьдесят миллиграммов, – сказала Сара. – На самом деле это вопрос индивидуальной терпимости к алкоголю и водительских способностей, верно?
Она снова восхитилась золотисто-черной мебелью, стоящей в нашей гостиной, медово-бежевым интерьером, коврами из шкур, леопардовыми подушками, отделанными под черепаший панцирь стенами, картинами Флемиша.
– Как необычно, – сказала она мне. – Вы сами это сделали?
– Нет, мне помогали профессионалы.
– Очень необычно, – повторила Сара.
Она хотела сказать – ультрасовременно. Как правило, англичанки не любят такой стиль, но он их интригует.
Она откинулась на мягкую, золотистую спинку дивана (именно в таком положении она будет сидеть в момент своего отравления) и сказала:
– Ваша очаровательная падчерица обедает сегодня с нами?
– Нет, Джинна занимается у своей подруги по колледжу. Они подкрепятся пиццей из кафе.
Сара изобразила на лице ужас, и я произнесла:
– Вы напомнили мне о еде.
Я отправилась на кухню якобы для того, чтобы проверить пудинг, на самом деле не нуждавшийся в моем внимании. Я ненавижу кухни – они напоминают мне о моей матери и её скучной жизни. Думая о матери, я всякий раз испытывала смесь из отвращения, злости и жалости. Если бы только у меня была другая мать, часто думала я… более счастливая, более нежная, более любящая себя самую… на этом мои бесплодные мечты обрывались. Прошлое не изменить – в отличие от настоящего и драгоценного будущего.
Когда мы собрались обедать, Сару пришлось снова посадить в кресло и отвезти в столовую. Там Харри поднял её и поместил в темное бамбуковое кресло, стоявшее у прямоугольного стола. Столовая была отделана красным деревом и бамбуком в китайском стиле, и Сара снова отметила оригинальность обстановки. Однако её голос прозвучал иначе, более хрипло, чем прежде, я поняла, что она слегка опьянела.
Она успела выпить два бокала почти неразбавленного виски, которое, похоже, ударило ей в голову. В Сент-Морице я ни разу не видела её даже немного захмелевшей. Внезапно она показалась мне уязвимым, беззащитным, непривлекательным инвалидом с большим количеством денег, чем то, которое она могла потратить, и не любившим её мужем. Но я вовремя овладела собой. Худшее, что я могу сделать, это начать жалеть Сару Маринго, сидевшую напротив меня в безвкусном розовато-лиловом платье. Я должна видеть в ней врага, если собираюсь осуществить мои ещё не прояснившиеся планы.
К тому времени, когда мы добрались до салата и сыра, которые я по французскому обычаю подала после основного блюда, я почти потеряла надежду на то, что сегодня Харри сообщит мне или сделает нечто существенное. Возможно, он собирался написать или позвонить мне в отсутствие Сары. Что он мог предпринять сейчас? Вдруг я услышала, как он сказал что-то Иэну о своем портном.
– Я договорился встретиться с ним в ближайший понедельник, – сообщил Харри. – По поводу заказанного мною костюма. Хотя должен признать, что в последнее время мне не очень-то нравится его работа. Возможно, вы знаете это ателье.
Иэн кивнул, когда Харри назвал фамилию портного, ателье которого находилось на Сэвил-Роу, неподалеку от нашего дома. Это был тот самый портной, которым Харри пользовался в прошлом как предлогом, чтобы оставить Сару у её отца в Суррее и встретиться со мной в одной из гостиниц.
Пользуясь своим особым кодом, Харри просил меня увидеться с ним в понедельник. Но в каком отеле? В какое время? Под какой фамилией мне надо зарегистрироваться? Надо набраться терпения и подождать, сказала я себе, пытаясь справиться с волнением. Несомненно, Харри продумал эти детали. Меня охватило огромное чувство облегчения, я буквально ожила.
Когда мы вернулись в гостиную, Харри пересадил Сару на диван, закрыл её бедра и ноги длинной меховой накидкой. Он производил впечатление преданнейшего из мужей. Кто смог бы догадаться, что он тайно планирует избавиться от женщины, за которой так заботливо ухаживает? Я поставила пластинку с Девятой симфонией Бетховена и подождала, когда Иэн подаст кофе – он всегда брал эту обязанность на себя. Неожиданно вместо него в комнату вошла Джинна, удивив нас всех.
– Добрый вечер, – сказала она, улыбаясь во весь рот. – Я вас испугала? Вы не слышали, как я хлопнула дверью? Или Людвиг заглушил все остальные звуки? Алексис вечно жалуется, что я произвожу много шума.
Казалось, что она пребывает в исключительно хорошем настроении. Она и выглядела превосходно в кружевном желтом свитере, берете такого же цвета и узких синих джинсах. Как настоящая француженка, подумала я, вспомнив о её галльском происхождении. Полетт гордилась бы дочерью, если бы могла видеть её сейчас.
– Ты не издала ни звука, – сказала я.
– Невероятно. Должно быть, я исправляюсь.
Она подобающим образом поздоровалась с четой Маринго, плюхнулась на обитое бархатом кресло и спросила:
– А где папа? Он спрятался?
– Я здесь, дорогая.
Иэн остановился в дверях, держа в руках серебряный поднос с четырьмя чашечками для кофе. Только одна моя чашечка была заранее наполнена «Хэгом». Также на подносе стоял уотрерфордский графин, в который Иэн, должно быть, налил свой любимый коньяк.
– А для меня нет кофе? – спросила Джинна.
– Мы не ждали тебя так рано. – Иэн посмотрел на висевшие над камином часы – они показывали половину десятого. – Как продвигаются твои занятия?
– Великолепно, – ответила Джинна и захихикала, что было непохоже на нее.
– Ты сегодня в отличном настроении, – сказал Иэн.
Она пожала плечами.
– Почему мне не быть в отличном настроении? Вечер прошел очень продуктивно.
– Ты, должно быть, получаешь удовольствие от учебы, – ледяным тоном произнесла Сара, напомнив мне о том, как она невзлюбила Джинну в Сент-Морице, как ревновала из-за нее. – Какова твоя основная специальность?
– Французский язык. И испанский как второй.
– И все же я думаю, что тебе следовало выбрать немецкий вместо испанского, – сказал Иэн, наливая Саре кофе в чашечку, которую он поставил перед ней на низкий стеклянный столик. – Впрочем, не будем об этом.
– После четырех лет, проведенных в Гстааде, я до конца жизни буду сыта немецким, – сказала Джинна.
– Это уж точно, – согласилась я, добавив, как и Сара, две ложечки сахара в мой кофе. Я чувствовала, что Харри смотрит на меня.
– Я вижу, вы обходитесь без вашего обычного снотворного порошка, сказал он. – Значит ли это, что теперь ваш сон наладился?
– Напротив, я сплю ещё хуже, – честно призналась я.
Я думала о том, что Джинна не похожа на самую себя. Она была радостной, возбужденной. Мне трудно было понять, почему она так ликовала после вечера, потраченного на занятия в обществе подруги. У Джинны всегда было не слишком много подруг.
– Иэн боится, что у меня образуется зависимость от барбитуратов, сказала я. – Он назначил себя домашним фельдшером.
– Я сам предпочитаю обходиться без лекарств, – смущенно вставил Иэн.
– Мой муж пытается перевоспитать меня, уменьшая дозу. Верно, дорогой?
– Пожалуй, да.
Я поднесла чашечку с «Хэгом» к моим губам. Из-за сахара я почти не ощущала привкуса снотворного, но знала, что даже если бы Иэн утроил обычную дозу, все равно я не смогла бы сегодня заснуть. Я не волновалась так с того последнего утра в Сент-Морице, когда мы с Харри провели наедине несколько памятных мгновений в вестибюле «Энгадина».
«Здесь холодно, слишком холодно, – сказал он тогда. – Это не наш климат. Мы станем летними людьми. Никогда не забывай об этом, Алексис.»
Я не забыла. Я хотела одного – знать, когда мы приступим к делу.
Выпив несколько порций коньяка и послушав Бетховена, мы завершили вечер. Пожелали доброй ночи нашим гостям. Джинна уже ушла спать наверх. Харри поблагодарил меня за чудесный обед, мы обменялись рукопожатиями, и я почувствовала, что он сунул мне в руку клочок бумаги. Я улыбнулась и быстро сунула руки в карманы моего костюма из джерси.
33
Харри потребовалось тридцать семь минут, чтобы добраться из его величественного гилфордского дома в убогую лондонскую гостиницу.
Он доехал на поезде до вокзала Ватерлоо, потом на такси до «Адамс-отеля». На поезде до Лондона можно добраться гораздо быстрее, чем на автомобиле, и этот способ передвижения обеспечивал большую анонимность после прибытия в город. Нет, они с Алексис могли не опасаться встречи с кем-то из знакомых. Здесь живут отбросы общества, подумал Харри, осматривая невзрачный район. Он предпочел бы встретиться с Алексис в более привлекательном месте, нежели серая, забытая Богом гостиница, похоже, устраивавшая людей двух типов: тех, кто не мог позволить себе нечто лучшее, и тех, кто по какой-то причине был вынужден скрываться.
Дав на чай пожилому портье, который провел его наверх, Харри закурил сигарету «плейерс», сел в потертое кресло и стал ждать Алексис. Она появилась весьма скоро.
– Я доехала на метро от Грин-парка, – задыхаясь, произнесла Алексис. – Мне казалось, что я присутствую на маскараде. Я не знала, чего лишаюсь, постоянно пользуясь такси.
Харри оценил её стремление превратить печальную ситуацию в игру, но понял по выражению её глаз, что она не меньше его сожалела о необходимости скрываться.
– Позволь мне повесить твое пальто, – сказал он.
Она отдала ему дорогое, но неброское черное пальто, которое надела, чтобы не привлекать к себе внимание эффектной шубкой. Он повесил его на погнутую металлическую вешалку (других здесь не было) и закрыл дверь шкафа.
– Мне жаль, что мы вынуждены встречаться таким образом. – Харри потушил сигарету. – Но это продлится недолго. У тебя не было проблем с уходом?
– Нет. – Хотя её глаза оставались грустными, она улыбалась. – Почему мы держимся так официально? Ты не собираешься поцеловать меня?
– О, дорогая…
Она шагнула в его объятия так естественно, словно никогда не покидала их. Харри всегда удивлялся тому, как быстро они с Алексис подхватывают нити их близости после длительной разлуки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61