Столь скорая встреча представляет для нас опасность.
– Опасность? Что они могут доказать? Что я из-за тебя нанял человека для убийства моей жены и няни? Это абсурд.
– Почему они следят за тобой?
– Наверно, хотят проверить все версии, даже самые невероятные. Это их работа.
– Значит, они совсем не продвинулись в расследовании?
Иэн положил вилку и вытер рот.
– Нет, дорогая, и я сомневаюсь в том, что они когда-либо добьются успеха. Они даже не располагают словесным портретом преступника, знают лишь его рост и то, что он говорит по-французски с провинциальным акцентом. Это сообщила полиции продавщица из цветочного магазина – единственный разглядевший его человек. Консьержка видела только букет желтых роз и стоявшую в тени фигуру.
Меньше чем через двадцать четыре часа после совершения преступления газеты начали называть его «убийством с желтыми розами».
– Когда состоятся похороны? – спросил я.
– Завтра.
Я вздрогнула.
– Все это так ужасно.
– Постарайся не думать об этом. Мы больше не будем обсуждать эту тему. Давай больше никогда в жизни не говорить о случившемся.
Свист чайника прервал нашу беседу. Я пошла в кухню и налила кипяток в кофейник, надеясь, что кофе придется Иэну по вкусу. На десерт у нас был апельсиновый пирог. Должна сказать, что он целиком достался Иэну. Даже после убийства я должна была по-прежнему заботиться о моей талии.

ЧАСТЬ 3
СЕНТ-МОРИЦ – 1974
21
Мой брак с Иэном оказался тихим несчастьем.
Тихим только потому что Иэн – англичанин, он не любит сцены, словесные и физические баталии. Он считает все это слишком вульгарным. Его методы основаны на лицемерии, увертках, вербальных уколах и коварном эмоциональном шантаже.
– Счет за последний месяц от «Хэрродса» был, скажем так, не маленьким, верно? Я заметил, что у тебя сформировалась довольно сильная привязанность к одному из их отделов. «Дизайнерскому залу». Кажется, он так называется, дорогая?
Словно он этого не знал.
– Я не сознавала, что моя любовь к «Дизайнерскому залу» вышла из-под моего контроля, – ответила я, потягивая кофейный напиток, в котором отсутствовал кофеин. – Извини. Я буду более экономной.
Зная Иэна, я подозревала, что он был способен без предупреждения закрыть все мои счета. «Тебе необходим урок» – так он прокомментировал бы эту акцию, наслаждаясь своей финансовой властью.
– Пожалуйста, постарайся запомнить, – он вздохнул, – что вопреки твоим ложным представлениям, я не обладаю – повторяю, не обладаю безграничным богатством, Алексис.
Он перестал называть меня Шоффе, как только мы поженились и переехали в Лондон. Думаю, мое французское имя слишком сильно ассоциировалось в его сознании с убийством Полетт и Роуз, со всем, что он хотел оставить в Париже. Также я носила это полусветское имя до того, как обрела респектабельный статус миссис Иэн Филип Николсон.
– Я уже сказала, что впредь буду более экономной, – напомнила я ему.
– Спасибо.
Мы завтракали на нашем балконе, выходящем на озеро (сейчас замерзшее), в экстравагантном отеле «Энгадин» в Сент-Морице. Иэн настаивал, чтобы я завтракала с ним каждое утро, хотя в это время я была сонной, раздражительной, к тому же не выносила запах копченой рыбы – все это было ему отлично известно. Мои давнишние парижские мечты о поздних, неторопливых завтраках в постели были раздавлены тираном, в которого превратился Иэн.
Когда я была его любовницей, он обращался со мной заботливо, с нежностью – несомненно, потому что боялся потерять меня. Теперь, когда я стала женой Иэна, его поведение изменилось, стало феодальным, собственническим – как я обнаружила, типичным для людей его поколения из верхушки английского общества.
Поступай так, не делай этого, ходи сюда, не ходи туда, веди себя, как я говорю, помни, кто господин…
И все же я мирилась с его невыносимыми приказами, потому что мы жили очень, очень обеспеченно, и я не знала, как бы я вышла из положения, вздумай он заменить меня более молодой женщиной. Моя антипатия к мужу, даже периодическое презрение к нему, были для меня менее важными, чем мое полное финансовое благополучие.
Деньги деньги деньги.
И все же в Париже меня интересовали не только его деньги. Я искренне любила тогда Иэна, любила так сильно, как только могла любить кого-то, кроме Харри…
– … снег сегодня, похоже, идеальный, – услышала я полный неподдельной радости голос Иэна.
Качество снега, финансы и наручники (плюс некоторые кожаные и резиновые аксессуары для нетрадиционного секса) – вот единственные вещи, которые вызывали энтузиазм у этого ублюдка, за которого я вышла замуж. Однако его сексуальный энтузиазм – самый неприятный, отталкивающий. Иэн не может простить мне то, что я – одна из немногих женщин, способных доводить его в постели до безумия. Он тяготится своей сексуальной зависимостью от меня, но одновременно нуждается в ней, как в своей вонючей копченой лососине.
Тем не менее я решила, что не позволю мужу испортить мне настроение в этот чудесный, ясный, зимний день – идеальный для катания на лыжах. По правде говоря, Иэн был прав насчет снега.
Для человека, не катающегося на лыжах, снег – это то, без чего можно прекрасно обойтись, либо чистое, поэтичное покрывало, опускающееся зимой на землю. Но для горнолыжников вроде Иэна, Джинны и меня, проводящих короткие и дорогостоящие рождественские каникулы, снег – это то, из чего соткана мечта. Именно она ждала нас сегодня в шикарном, экстравагантном, безупречно живописном, стервозно-динамичном, суперснобистском Сент-Морице, где отель «Энгадин» лидирует среди своих альпийских конкурентов, задавая свои величественные стандарты.
– Хотите услышать интересное определение Сент-Морица? – спросила я своего мужа и падчерицу, однако никто из них не проявил большого любопытства. – Кто-то назвал его международной тусовкой европейской аристократии и американских денежных мешков.
– Неплохо сказано, – произнес Иэн, оторвав взгляд от копченой лососины и яиц. – Правда, несправедливо упущена роль Англии в превращении Сент-Морица в то, чем он является сегодня.
– При чем тут Англия, папа? – спросила Джинна.
– При том, что если бы не один заблуждавшийся, но упрямый английский лорд, мы, возможно, не сидели бы здесь сейчас, во всяком случае, в такой роскошной обстановке. Я запамятовал его имя. В 1865 году он заключил знаменитое пари с Иоганном Бадруттом, владельцем гостиниц, о том, что зимой в Лондоне теплее, чем в Сент-Морице. Бадрутт, чьи потомки владеют сегодня «Палас-отелем», принял вызов и выиграл. С того времени начал развиваться зимний туризм, и, поспешу добавить, англичане стали первыми поклонниками собственного изобретения: лыжных каникул. До заключения пари люди приезжали сюда только летом.
Эта история не заинтересовала почти отсутствующую Джинну (кто мог упрекнуть её в этом?), словно девушку беспокоили более важные вопросы. Кажется, я знала, какие именно. Наигранно-скучающее выражение, появлявшееся на её лице всякий раз, когда Иэн хотел произвести на дочь впечатление своей эрудицией, часто огорчало его. Он старался завоевать одобрение Джинны, её любовь – в большей степени, чем мою, которую принимал как должное. И все же он заставлял себя проявлять строгость, когда ситуация требовала этого.
– На самом деле Сент-Мориц, – сказала Джинна, намазывая медом очередной круассан, – это скопление пустых людей, которых объединяет только их высокий достаток.
Я улыбнулась, Иэн нахмурился, и Джинна невозмутимо засунула булочку в свой маленький восемнадцатилетний ротик. Да, моя падчерица – очень взрослая и своенравная девушка, которая, по мнению Иэна, безумно похожа на свою покойную мать. Не могу судить, насколько он прав, потому что никогда не была знакома с Полетт. Я лишь помню смутное описание, услышанное от Иэна, и более детальное – от мадам Терезы: по их словам, Полетт была миниатюрной, узкокостной, с короткими вьющимися каштановыми волосами и ямочкой на подбородке. Они оба упустили потрясающую улыбку, которая превращала просто хорошенькую девушку в невероятно очаровательную. Зная об этом, Джинна одаривала окружающих своей улыбкой исключительно редко, лишь в самые ответственные моменты.
Например, она сделала это сейчас, через несколько минут после её саркастической реплики в адрес этого швейцарского рая. Она пыталась уговорить отца отпустить её после обеда в одну из маленьких гостиниц, «Альпину». Джина не хотела идти с нами в роскошный клуб «Принц-регент»… дар отеля «Энгадин» графам и шахам, кинозвездам и миллиардерам, нефтяным шейхам, плейбоям и диктаторам, герцогам и герцогиням, элегантным бывшим девушкам по вызовам из Берлина, вышедших замуж за известных промышленных магнатов, сливкам международного света, а также менее блестящим личностям, готовым выложить пятьдесят долларов за бутылку виски ради возможности потереться плечами на сверкающей танцплощадке из черного дерева с людьми, чьи фотографии они видели в журналах типа «Пари Матч», «Харперс энд Куин» и «Ди Элегант Фрау».
– Что ты имеешь против клуба «Принц-регент»? – спросил Иэн свою дочь.
– Ничего. По-моему, он подходит для тебя и Алексис, но вы меня старше. Я предпочитаю проводить время с моими ровесниками. Что тут удивительного, папа?
Обворожительная улыбка.
Иэн закончил поглощать лососину, которая, благодаря прохладному горному воздуху не пахла так ужасно, как в нашей лондонской столовой.
– Ты хочешь сказать, – произнес он, – что предпочитаешь побыть возле этого жалкого шотландского рок-певца, группа которого выступает в «Альпине».
– Том вовсе не жалкий, как и его группа, – запротестовала Джинна. Их концерты уже несколько лет пользуются успехом во всей Европе и Англии. Перед приездом в Сент-Мориц на Рождество они выступали в манчестерском «Бель Вью» и борнемаутском «Зимнем саду»
Она замолчала, поняв, что мы с Иэном изумленно уставились на нее.
– И где же ты почерпнула эту интересную информацию? – спросил Иэн. Мне казалось, что ты видела Тома только один раз, когда мы оба были с тобой. Или тебе удалось ускользнуть и встретиться с ним за моей спиной, вопреки моему явному нежеланию?
– Нет, папа, я не ускользнула. У тебя нет причин говорить, как средневековый отец. Я знаю, в каких городах они играли, потому что вчера днем случайно встретила на катке их барабанщика.
Мы провели в Сент-Морице одну неделю, и Джинна познакомилась со своим героем в первый же вечер. Иэн согласился пойти в «Альпину», потому что хотел порадовать своего единственного ребенка. Я пошла, чтобы порадовать Иэна. Ситуация забавляла меня, хотя я старалась не показывать это. Внезапное увлечение Джинны… нежелание Иэна уступить даже на йоту… мое полное безразличие к ним обоим. Мне Том МакКиллап показался заурядным, смазливым, полуталантливым молодым человеком, пытающимся добиться успеха в сфере с весьма жесткой конкуренцией. Только и всего. Я не догадывалась о той огромной роли, которую ему было суждено вскоре сыграть в наших жизнях.
Джинна поерзала в кресле и обратилась к отцу.
– Не понимаю, как ты можешь быть таким несправедливым, предубежденным. Ты видел Тома только один раз, в течение трех секунд. Как ты можешь произносить такие резкие суждения?
– А ты видела его на несколько секунд больше, чем я. Как ты могла увлечься человеком, о котором ничего не знаешь?
– Я просто решила, что он… славный, талантливый, искренний. А вчера барабанщик рассказал мне немного об их группе. Он тоже из Эдинбурга. Они все оттуда, папа. Поэтому группа называется «Касл Рок». Это гора, около которой возник Эдинбург, она считается потухшим вулканом. Барабанщик сказал, что это место расположено очень высоко, в нескольких сотнях футов над уровнем море, оттуда открываются прекрасные виды.
Иэн тщательно вытер губы – я видела, как он делает это, на протяжении последних пятнадцати лет. Сегодня он воспользовался салфеткой «Энгадин-отеля» с вышитыми серебристыми буквами, красовавшимися также на полотенцах и простынях – «ЭО». Особенность вышивки заключалась в том, что она блестела, как длинное, скованное льдом озеро, находившееся ниже Энгадинской долины, в юго-восточной Швейцарии.
– Барабанщик случайно не рассказал тебе о происхождении Тома? спросил Иэн. – Чем занимается его отец?
Джинна поставила чашку с «Овомалтином» на блюдце так резко, что оно зазвенело.
– Честное слово, папа, это все, о чем ты способен думать? О деньгах, положении?
– Я считаю такой вопрос вполне разумным и допустимым в данной ситуации.
– Какой ситуации?
– Когда тебе исполнится двадцать один год, ты станешь очень богатой девушкой.
Джинна поняла, что попала в ловушку, выбраться из которой можно было только с помощью лжи. Зная Иэна, располагавшего связями в области частного сыска, она не решилась обмануть его.
– Очень хорошо. – Она театрально вздохнула, словно находилась в безнадежном положении, потому что её не понимал даже родной отец. Слегка побледнев под красивым загаром, она ответила: – Отец Тома владеет баром. Ну, теперь ты удовлетворен?
– Я мог догадаться, – сказал Иэн.
Его собственный загар был светло-бронзовой маской, скрывавшей многие морщины и позволявшей пятидесятидевятилетнему Иэну выглядеть значительно моложе своего возраста. Даже сейчас мой муж оставался красивым, импозантным мужчиной. Я замечала, что женщины смотрят на него на склонах, катке, в бассейне, кафе, ресторане, на площадке для танцев.
Конечно, в «Энгадине» все смотрят на всех – прежде всего чтобы понять, кто перед ними: супербогач, какая-нибудь знаменитость или простой смертный. Но даже хотя люди не могут отнести Иэна к одной из этих категорий, они часто задерживают на нем свои взгляды, когда процесс идентификации заканчивается безуспешно. Они, похоже, чувствуют, что он важная персона. Иэн тоже это ощущает.
Хотя я нахожу его отталкивающим, мне приходится признать, что сейчас он выглядит эффектнее, чем в более молодые годы. Его седеющие светлые волосы, блестящие голубые глаза, отличная осанка и самоуверенный вид оттеняют надменные манеры, которые многим женщинам кажутся неотразимыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61