Нет, разрази меня гром, не хочу! Весь вечер исполнять роль кроткой дуэньи? Подавать ей эти поганые шары? Стена, ты мне скажи, она что, впадает в детство? Следующим номером, наверное, будет участие в оргиях, а потом от нее начнет попахивать экстази.Через полчаса, когда стало очевидным, что Стене все уже порядком надоело, Верити улеглась было в постель, но тут же вскочила, вспомнив, что ничего не ела. Она снова спустилась в кухню и сделала себе сандвич из двух окаменевших ржаных хлебцев с кунжутом и всего, что нашлось в холодильнике, а именно половинки лимона и завалявшегося пакета пищевой добавки. Каким-то уголком сознания она находила это забавным, ей пришло в голову, что, доведись человеку долго жить вот так, как она, глядишь, он интуитивно изобрел бы новые наполнители для сандвичей. Пытаясь прожевать пикантную смесь, она думала, что это могло бы послужить занятной темой для статьи «Какие начинки для сандвичей втайне предпочитают звезды театра и кино?». В некоторых аспектах, отметила Верити, мозг продолжал неплохо функционировать. К черту, лучше подумать о предстоящем Рождестве, по крайней мере на этот праздник ее пригласили в гости. Осталось каких-нибудь полтора месяца. Там может случиться много всякого. А через семь недель – Новый год. При этой мысли она разразилась горючими слезами и принялась высасывать сердцевину лимона. Глава 2 Нужно заранее условиться, как сделать так, чтобы мы обязательно смогли поговорить по телефону на Рождество. Что ты там поделываешь? Мы здесь живем одни, общаемся только друг с другом. Собираемся кататься на лыжах. Почему бы тебе не приехать?
Если ты решилась и не нужно думать о последствиях, короткий отрезок времени можно заполнить огромным количеством занятий. Теперь я начала понимать, почему одинокие сердца так часто ищут спутника для путешествий. Что может быть приятнее, чем возможность с кем-нибудь разделить новые впечатления и увидеть в глазах компаньона отражение собственных чувств? А уж если это еще и заканчивается в постели, притом к взаимному удовольствию, можно считать, что удалось сорвать банк. Нам, несомненно, повезло: временный союз оказался гармоничным, потому что ни одному из нас не нужно было самоутверждаться, устанавливать долгосрочные правила и опасаться откровенно высказывать свои желания. Мадрид и Прадо, Ним и творение Нормана Фостера были восхитительны. Правда, «Выходные с загадочным убийством», Имеется в виду развлечение, предлагаемое постояльцам многими американскими отелями: распределив между собой роли, постояльцы в течение выходных разыгрывают детективную пьесу.

предложенные мной, и несколько дней под парусом – его предложение – успеха не имели.Еще одно преимущество гедонистического времяпрепровождения с частыми вылазками за город состояло в том, что оставалось мало времени для серьезных разговоров по душам – да и нужды в них особой не было. Однажды я все же спросила Саймона, расскажет ли он мне когда-нибудь о своей жене. Тот лишь пожал плечами и ответил – может быть. Больше я эту тему не затрагивала. Дождись момента истины, умеряла я свое любопытство, и вероятно, однажды она всплывет сама собой. А если не всплывет? Ну что ж, в конце концов, я ведь тоже не хотела, чтобы он ворошил мои скелеты в шкафу, так что компромисс был справедливым.Учитывая временный характер наших отношений, я не жаждала знакомства с его друзьями и родственниками. Все, что мы делали, мы делали только вдвоем, если не считать возникавшей иногда незваной гостьи – Верити. Большую часть времени мы проводили у меня дома – в его квартире паковались вещи перед кардинальной переменой в жизни. Это, судя по всему, устраивало нас обоих. Обычно мы раза два встречались на неделе и вместе проводили выходные, хотя заранее ничего не планировали. Того особого ощущения веселого театра, какое испытали в «Поместье Марстона», в Хексеме и у Джилл с Дэвидом, нам больше пережить не довелось, но все равно было хорошо.К тому времени когда на горизонте замаячило Рождество, я уже настроилась на мир и покой. Последнюю в этом году поездку мы предприняли в Брайтон, где провели два несуразных дня в отеле «Метрополь», пользующемся сомнительной славой адюльтерного рая – пристанища для тайных свиданий по выходным. В отличие от «Поместья Марстона», здесь, если вы, зарегистрировавшись под вымышленной фамилией, тут же не запирались в своем номере, на вас смотрели с явным подозрением. К тому времени мы уже были не так склонны при первой же возможности бросаться мять льняные простыни – было приятно вместе проводить время и задругами занятиями. Вероятность того, что в обозримом будущем мы станем просто добрыми друзьями, даже если нас будут разделять океаны и континенты, не казалась такой уж несбыточной, поэтому пребывание в скандальном отеле показалось нам еще более забавным и эксцентричным. Брайтон – идеальное место для грубых развлечений. Для этого там есть не только «Метрополь» с его непристойной репутацией, но и недавно превращенный в весьма своеобразный музей Королевский павильон. Королевский павильон – известный архитектурный памятник, пышное здание в восточном стиле, построенное по приказу принца Уэльского (позднее принца-регента) в конце XVIII – начале XIX в.

Оксфорд продемонстрировал незаурядные познания в области архитектурных стилей, обращая мое внимание на мелочи, которых без него я бы просто не заметила. Он показывал здания в неожиданных ракурсах, объяснял, для чего служат те или иные детали, которые я принимала за чисто декоративные. Он также прекрасно разбирался в мебели. В Павильоне, когда мы проходили через анфиладу комнат, ошеломленные и восхищенные обилием всякого старого хлама, я заинтересовалась простым, но прелестным на вид деревянным стулом, чуть ниже обычного. У него была наклонная спинка и длинное узкое сиденье.– Отличный образец «дневной кровати», – весело предположила я.– Ничего подобного. Этот стул служил мужчине для того, чтобы принимать любовницу сзади.Женщина, стоявшая за нами, смущенно фыркнула, однако проявила повышенный интерес, склонившись над фривольным предметом обстановки и крепко держа за руку своего спутника. В те времена, когда еще только начинали встречаться, при виде подобного экспоната мы бы немедленно рванули в отель для проведения эксперимента. Теперь же мы двигались к развязке, причем, вопреки зловещему пророчеству Колина, спокойно, без бурных страстей.После посещения Павильона, чтобы отдохнуть от всей этой исторической мишуры, мы отправились смотреть на море. Серое, рябое от бурунов, в холодном декабрьском свете оно выглядело сурово. Я заметила, что устремленный к горизонту взгляд Оксфорда стал отсутствующим. За последние две недели в нем произошла едва ощутимая перемена – словно он уже начал подстраиваться под будущее. На Новый год мы собирались поехать кататься на лыжах, дальнейших планов не строили. Видимо, начиная с этого момента наш роман стремительно покатится под уклон. Не успею я оглянуться, как Саймон уедет и вернется Саския. Всему свое время, как говорится, и свое место.Большой ложкой дегтя в бочке меда, коей я собиралась себя ублажать по окончании романа, была Верити. Когда по время одной из встреч с Колином – мы иногда обедали вместе – я сказала ему, что Верити наверняка будет злорадствовать и читать нотации, он поразил меня одним из тех озарений, которые изредка посещают мужчин.– Почему бы ей этого не позволить? Это могло бы пойти ей на пользу…Вероятно, он прав, подумала я. Это может пойти ей на пользу. Однако я выбрала компромиссный вариант: если уж и позволять ей читать нотации, то только после того, как все действительно закончится. Иначе мне предстоит выслушивать ее кудахтанье несколько недель, а то и месяцев. Я спокойно поставлю ее в известность, когда Саймон благополучно уедет. И тогда ее причитания, вероятно, станут для меня желанным отвлечением в преддверии возвращения Саскии. Верити – большая мастерица реальных любовных связей, мне же – надеюсь – лучше удаются метафизические.Как-то позвонил Фишер и попросил меня прийти к нему в контору с офортами Пикассо. Он говорил с таким лукавством и так таинственно, что все остальные мысли мгновенно вылетели у меня из головы.– Я пригласил также Линду и Джулиуса. Ровно в одиннадцать. А потом мы с тобой где-нибудь пообедаем.– Как ты думаешь, что он задумал? – спросила я Верити на следующее утро, когда мы пили кофе.– Не знаю, – ответила она, – и вообще я не способна думать, потому что голова болит с похмелья.– Тогда не пей, – посоветовала я, продолжая думать о Фишере.Только потом мне пришло в голову, что совет прозвучал, быть может, излишне резко. Просто я еще не отошла от очередного утомительного сеанса стихомитии. Стихомития – распределение стихов между говорящими персонажами драмы с таким расчетом, чтобы каждый ответ состоял из одного стиха (гр.).

Обычно она спрашивала что-нибудь вроде: «Как ты думаешь, какая часть твоего тела нравится ему больше всего?» – а я коротко бросала в ответ, например: «Пальцы ног». После чего Верити вздыхала, у нее появлялся особый «маркианский» взгляд – отстраненный, слезливо-печальный, романтичный, – и говорила: «Он, бывало, массировал мне ноги. Это было восхитительно». Потом я говорила: «Да, секс – это восхитительно», – а она, возвращаясь из своего романтического далека, укоризненно ставила меня на место: «Я говорю о любви, Маргарет» – «А я – о сексе, Верити». Она: «Ты иногда бываешь такой жесткой». Я, раздражаясь: «Это лучше, чем растекаться как тесто. У нас с Оксфордом полное взаимопонимание». Она: «В любви не может быть взаимопонимания, она просто случается». Я: «Надеюсь, не со мной». Она: «Нам с Марком на роду было написано влюбиться друг в друга. Мы ничего не могли с этим поделать». В этом месте мне приходилось прилагать огромные усилия, чтобы не ткнуть ее носом: «Ну, и посмотри, чем все кончилось…» Вместо этого я, как правило, варила кофе или угощала ее чем-нибудь еще и меняла надоевшую тему, которая, однако, вскоре неотвратимо всплывала вновь. «Расскажи мне о том вашем первом отеле. Это так романтично». Я рассказывала, в который уж раз. Она выслушивала и вспоминала свое: «Мы с Марком занимались этим в Грин-парке, прислонившись к дереву, ночью. Это было чудесно…» И туман снова заволакивал ее глаза.Мне приходилось заставлять себя усиленно думать о Тинторетто, чтобы, выслушивая ее растравляющие душу сетования, не взорваться: «Почему бы тебе не вернуться к нему?!» Но это было бы нечестно с моей стороны. Ведь совершенно ясно, что Марк полезен для Верити так же, как укол мышьяка. Глава 3 Счастливого, счастливого тебе Рождества, дорогая тетушка Эм! Как бы мне хотелось встретить его вместе! Шлю тебе охапки, охапки, охапки своей любви. Безумно по тебе скучаю. P.S. Я написала Фишеру насчет выставки. Очень волнуюсь. С любовью…
Когда чувствуешь себя совершенно уверенной – что в жизни случается в одном случае из миллиона, да и то если повезет, – любое проявление холодности со стороны человека, который тебе небезразличен, способно выбить из колеи. И напротив, проявление холодности со стороны человека, который тебе безразличен, может придать куража. Именно такой подъем я ощущала перед встречей с Линдой и Джулиусом у Фишера.Они сидели рядышком в одинаковых креслах красного дерева в стиле ар-нуво с подлокотниками и искусно инкрустированными спинками. Обычно такие кресла располагают к расслабленности. Однако Линда с Джулиусом, судя по напряженности поз, ощущали себя в них, как на ложе факира. Имеется в виду доска, утыканная гвоздями.

Первое слово, которое приходило в голову при виде этой парочки, – суровые, второе – сердитые. Сердились они, как я подозревала, больше всего друг на друга, хотя отчаянно старались перенести часть своего гнева на меня. Уже одно это, несмотря на декабрьский мороз и ветер, сделало мое настроение солнечным. Когда Фишер, вручив рюмку хереса, усадил меня в такое же кресло рядом с ними, я просияла дружелюбнейшей улыбкой. Джулиус молча посмотрел на меня поверх своей рюмки с явной неприязнью. Насколько я знала его характер, на смену вожделению пришло чувство оскорбленной гордости. Я положила ногу на ногу, не потрудившись одернуть задравшуюся юбку, и улыбнулась персонально ему радостной открытой улыбкой.– Как приятно снова видеть тебя, Джулиус, – начала я, воспользовавшись бархатным голосом своего автоответчика.– М-м-м… – промычал он в ответ немного смущенно.– Линда! – Я переадресовала медоточивую улыбку другому персонажу. – Прекрасно выглядишь. – По моим наблюдениям, эту реплику женщины обычно воспринимают как косвенное указание на то, что они набрали вес.Она вернула мне комплимент, так скривив при этом губы, что невозможно было удержаться от смеха. По правде сказать, Линда и впрямь неплохо выглядела, поскольку гнев окрасил ее обычно бледное лицо румянцем и придал ему некоторую живость.Фишер, стоя у своего необъятного письменного стола, перелистал офорты с неожиданной почтительностью, после чего еще больше удивил меня, сказав:– Что значит рука великого мастера! Редкостные, очаровательные вещи… – Я поймала его взгляд, детская невинность глаз эксперта казалась абсолютно неестественной. – Идите сюда, взгляните, – пригласил он Джулиуса с Линдой, делая широкий жест над столом. – Настоящее пиршество искусства.Я залпом выпила свой херес. Передо мной разворачивался настоящий театр.Линда и Джулиус встали рядом с Фишером, и он начал раскладывать перед ними мои сокровища.– Вы только посмотрите, – с откровенно притворным восторгом, от которого у меня мурашки пробежали по коже, вещал он. – Какие великолепные линии! Это работы, быть может, величайшего художника-модерниста всех времен. Он создал их в самом конце жизни, и – ни малейшего признака старческой слабости.Мне хотелось крикнуть: «Фишер! Как ты можешь такое говорить?!»Джулиус кивал с тем видом, какой бывает у невежи, желающего показать себя знатоком, а Линда вглядывалась в меняющиеся перед глазами картинки, явно смущенная грубостью образов, но полная решимости не дрогнуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40