жизнь идет своим чередом. Кажется, на его работе их разрыв никак не отразился. На ней, похоже, вообще ничто не отражается. Ладно, мне пора, урок начинается.
Держа в руке письмо, Джилл стояла у окна. Утреннее солнце слепило ей глаза. Дэвид, просунув голову в дверь, сказал, что уходит. Вернется к семи. Напомнил, что надо сменить масло в машине. Она услышала, как хлопнула входная дверь, потом увидела в окно, как муж прошел по аллее, не без труда на сильном ветру открыл дверцу автомобиля, сел, закрыл дверь и завел мотор. Наконец отъехал. Она обвела взглядом поля, молодые побеги, прибитые инеем и сверкающие под ярким холодным солнцем. Поднимающаяся в гору за их владениями овечья тропа была прочерчена так четко, словно выхвачена из темноты прожектором. «Днем можно пойти погулять», – сказала Джилл себе, положила письмо на стол и почесала тыльную сторону ладони, которая на самом деле вовсе не чесалась. Снова посмотрела в окно и поежилась: несмотря на май, все еще холодно. Надо предупредить Маргарет, чтобы не забыла взять свои теплые вещи, подумала она, и его тоже. Набрала номер подруги, но тут же положила трубку. Нет, пока ей не хотелось разговаривать с Маргарет. Она должна была привыкнуть. Тон письма невольно выдавал с трудом сдерживаемое восторженное волнение – будто оно написано человеком, который мог бы сказать гораздо больше, но не смеет. И сама содержащаяся в нем информация одновременно и сдержанна, и откровенна. «Я познакомилась с ним совсем недавно, – писала Маргарет, – и полагаю, что он Удачная Находка. Думаю, тебе понравится. И Дэвиду тоже. Да, забыла сказать: мы спим вместе! Это просто чтобы избавить тебя от необходимости задавать вопрос. Я подумала было, не поставлю ли я тебя в неловкое положение, но это было бы нечестно по отношению к нему. Ну, старый ты мой романтик, что скажешь? Надеюсь, его ты наконец одобришь. По сравнению с ним Роджер – то, что выделяется из водопроводного крана, когда стирается прокладка…»Застегивая молнию на куртке и надевая резиновые сапоги, Джилл размышляла над этой странной последней фразой. Ей не хотелось выходить сегодня из дому, совсем не хотелось, но подвигаться полезно, это всегда помогает думать и, может быть, поможет примириться. «О боги, – задумалась она, шагая через поле туда, где трудились ее работники, – с чем я должна примириться? Это ведь моя подруга, подруга, которая всегда была одинока, придавлена, которая всегда жертвовала собой и чего-то боялась. И вот наконец в ее жизни появилось нечто волнующее. Так почему же мне надо заставлять себя с этим примириться? Я должна радоваться. Просто это оказалось слишком неожиданно, вот и все… Какими чистыми вылезают из земли эти морковные ростки!» Низко склонясь и двигаясь вдоль грядки, тихо разговаривая сама с собой и испытывая облегчение от работы, Джилл изо всех сил старалась выбросить из головы мысли об одиночестве, самопожертвовании и придавленности…Постепенно, по-крестьянски сноровисто продвигаясь вперед, она догнала Сидни.– Влаги как раз достаточно. В земле, – сказал он.Она, взглянув на его огромные грубые руки, которые так ловко работали, подумала: будь он более решительным и не таким деревенщиной, можно было бы пофантазировать на его счет. Согласилась, что сегодня земля действительно податливая, а потом, все еще озадаченная сравнением подруги, вдруг спросила:– А что выходит из крана, когда стирается прокладка?Он поднял голову, не переставая сосать трубку. «Очередная женская глупость» – так и читалось на лице Сидни. Приходится потакать капризам хозяйки. Он бы предпочел работать на мужчину. Он подумал. Потом медленно, весомо, будто соломоново решение, изрек:– Капли.Джилл была потрясена. Ну конечно! Капли! До чего же забавно. Она выпрямилась и громко рассмеялась, на сей раз не собираясь ничего перед ними изображать – пусть думают что хотят. Это действительно было смешно. Точное определение для Роджера – капля. Джилл снова склонилась к грядке: интересно, а на что похож этот?Позднее, после ужина, когда Дэвид, развалясь, устроился в диване – она намеренно говорит «в», а не «на» диване, потому что он утопает в нем так, что становится естественным продолжением мебели, – она сообщила ему новости от Маргарет. Первый и единственный вопрос, который задал Дэвид: «Чем он занимается?» Услышав – «архитектор», заключил: «Хорошо. Можно будет спросить совета насчет крыши твоего сарая». Он выглядел довольным. Джилл пришло в голову, что, пока мужчины будут заниматься своими мужскими делами, она успеет обсудить с подругой этот новый интересный феномен. От мысли предварительно поговорить с Маргарет по телефону, что вообще-то было бы вполне естественно, она отказалась, потому что нужно было бы демонстрировать энтузиазм и горячее одобрение, а она чувствовала, что к этому пока не готова.– Они спят вместе, – сообщила она, обращаясь к развернутой газете.Дэвид поднял голову и добродушно усмехнулся, но газету не свернул, он просто смотрел поверх нее.– Другого я, черт возьми, и не предполагал. Посели их в комнате рядом с комнатой Джайлса, а то по ночам нам спать не дадут. – Ухмыльнулся и сложил газету так, чтобы удобно было разгадывать кроссворд.– Они совсем недавно познакомились.– Тогда понадобятся беруши.«Он хороший, – подумала Джилл. – Мой муж очень хороший человек, я его люблю». Она села рядом, и они приступили к кроссворду.– Начинается на «ф» и кончается на «к» – предмет, располагающий к домашним заботам.– Фартук. Ну, разве я не умница?Он одобрительно похлопал ее по-плечу:– Это женское слово.Она оценила выражение его лица. Почти невинно.– Пойду лучше приготовлю комнату для них.– Для кого?– Для Маргарет и… для… него.– Не рановато? Впереди еще целая неделя. А имя его нам известно?– Саймон. Хотя она, кажется, называет его Оксфордом. Не поднимая головы, Дэвид с проницательностью, за которую тут же получил подзатыльник, сказал:– Судя по интонации, ты его заранее не одобряешь. Но знаешь, кто угодно будет лучше, чем тот тип.– Роджер?– Никогда не поверил бы, что он может.– Может – что?– «Роджера» «Роджер» – название английского народного танца.

плясать. – Дэвид самодовольно ухмыльнулся.– Он тебе не понравился только потому, что не выказал никакого интереса к твоему «Флаймо». «Флаймо» – марка газонокосилки.

– Чушь. Кроме того, все любят на чем-нибудь кататься. А если средство передвижения при этом еще и подстригает траву, тем лучше. Нечего язвить. Высокопоставленный овощ?– «Регент» – сорт огурцов.– Что бы я без тебя делал?!Но Джилл уже не слышала мужа, она топала по лестнице в большую гостевую спальню в задней части дома, окна которой были наполовину закрыты робко распускающимися глициниями, шевелящими на ветру своими усиками. В комнате пахло сухими розовыми лепестками, лежащими в блюде возле кровати. Кровать гладко застелена розовым шелковым покрывалом, какие привозят из Китая, – оно досталось Дэвиду в наследство от бабушки. Это было их первое покрывало для двуспальной кровати, теперь оно отправилось сюда в ссылку, уступив место в хозяйской спальне новому итальянскому, из набивной ткани. Она скользнула пальцами по его прохладной поверхности. Ощущение бесконечно чувственное. Склонила голову, коснулась покрывала щекой. Интересная особенность этого шелка заключалась в том, что на нем не оставалось следов страсти. Стоило его встряхнуть, оно вздымалось, словно плащ фокусника, и снова ложилось на постель гладко и безмятежно. Джилл уже и забыла об этом. Она вышла на площадку, позвала мужа:– Иди сюда, помоги мне кое-что проверить. – Вернулась в спальню и улеглась. Аромат лепестков был так же эротичен, как прикосновение шелка и воспоминания.Внизу зазвонил телефон. Дэвид снял трубку, стал разговаривать. А она лежала и ждала. Когда голос стих, подняла голову и прислушалась. Издалека доносилось воркование телевизора. Джилл подтянула колени к груди и еще некоторое время полежала, уставившись в потолок, вдыхая аромат засохших роз и пытаясь с энтузиазмом думать о любовнике Маргарет, пока Дэвид не крикнул ей снизу, что начинаются новости. Глава 22 Джудит хотела узнать о папином прошлом: судя по всему, он никогда ей о нем не рассказывал. Я решила, что должна уважать его молчание. Он сейчас пишет нечто очень любопытное – буйное и многоцветное, исполненное радости. Говорит, что это имеет отношение ко мне. И много рисует.
Это был очень необычный отель. По словам Саймона, чуть рискованный выбор, но, как мы согласились потом – или это было во время? – он того стоил. Старая помещичья усадьба к югу от Хоксема и Корбриджа, расположенная (согласно путеводителю) в местности, отмеченной выдающейся красотой пейзажа. В этой части путеводитель не лгал; а вот определение «отель» оказалось не совсем подходящим для нашего эксцентричного заведения. Оно было больше похоже на сельскую усадьбу, куда съехались гости, чтобы провести выходные. Свежеиспеченным – или, точнее, будущим! – любовникам, снедаемым страстью, наверное, было бы удобнее в другом месте.Соображения, по которым Оксфорд выбрал именно это, вполне оправдались: прекрасный вид из окна спальни, кровать под балдахином, старинная мебель и картины, отличная кухня, изысканный выбор вин, столовая, обшитая дубовыми панелями, особый стиль… Но мы чувствовали себя скорее гостями в подлинном смысле слова, чем анонимными постояльцами, прибывшими для романтического свидания, чтобы потом просто расплатиться и ехать дальше. Хотя это делало более возвышенным предвкушение любовной развязки. С момента приезда и до того, как отправиться в постель, мы испытывали бурный прилив энергии, но возможностей дать ей выход было мало.Мы прибыли позже, чем предполагалось, – прокололи колесо, что едва ли можно было счесть хорошим предзнаменованием. Пока Саймон возился с машинной, я, греясь на солнышке у обочины, читала о красотах Хексемского аббатства и памятниках романской архитектуры Корбриджа, в надежде, что у нас найдется время ознакомиться с ними… Наблюдая за тем, как Саймон выполняет эту сугубо мужскую обязанность, – разумеется, ему потребовалось некоторое время, чтобы освободиться от скованности, вполне естественной, когда за тобой наблюдают, – я испытывала некоторое смущение, потому что он снял рубашку и, постелив коврик, залез под машину. То и дело я переводила взгляд с саксонских склепов Хексемского аббатства и росписей пятнадцатого века на поросшую волосами грудь, невольно думая о том, что скоро она станет менее отстраненным и более чувственным фактором моей жизни…По дороге говорили на общие темы: о проекте больницы, над которым он работал в Оксфорде, о видах за окнами автомобиля, иронически – о Верити. Какое-то время мы слушали «Тристана и Изольду» – не совсем подходящее к случаю, но такое красивое произведение. Погода, еще недавно ветреная и холодная, сменилась теплой и приятной, в атмосфере витало предвкушение праздника. В одном месте нам пришлось несколько миль тащиться за грузовиком, который вез свиней, и Саймон попросил, чтобы я зажала ему нос. Мы весело расхохотались, и у меня с языка чуть было не сорвалась пословица: «Любовники, которые вместе смеются, вместе и остаются», но я вовремя одернула себя: мистер и миссис Криппен, Имеется в виду широко известное в Великобритании дело об убийстве Коры Криппен, которое совершил ее муж – доктор Хоули Харви Криппен. Он был повешен в 1910 г. Его восковая фигура выставлена в Музее мадам Тюссо.

наверное, тоже любили пошутить в первые свои годы…– Как вы себя чувствуете? – спросил он, когда мы свернули налево у Дарлингтона.– Отлично. – И я улыбнулась, хотя очень хотелось добавить: «Если бы у меня не начинало сосать под ложечкой каждый раз, когда вы задаете подобные вопросы».Вероятно, самым раздражающим ощущением, пока мы двигались на север, было для меня то, что он казался куда более раскованным, чем я. Вероятно, просто хорошо умел себя контролировать. Я тоже чуть-чуть успокоилась, когда мы наконец приехали и, взявшись за руки, стали смотреть на увитый плющом мирный фасад «Поместья Марстона», с крыльца которого спускался высокий худой человек преклонных лет в твидовом пиджаке и кавалерийских бежевых галифе. Потирая руки так, словно мыл их на ходу, и направляясь к нам, человек приговаривал:– Добро пожаловать, добро пожаловать. Вы немного припозднились, но это ничего, ничего…Пожав руку Оксфорду, потом мне, он взял наши легкие дорожные сумки и, смешно семеня, повел нас в дом.Следуя за ним, я отметила про себя, что вывеска «Отель» была очень маленькой и незаметной, – впрочем, и само наше мероприятие скорее напоминало сцену из «Возвращения в Брайдсхед», «Возвращенцев Брайдсхед» (1945) – роман английского писателя Ивлина Во (1903–1966).

чем туристскую поездку.Оксфорд зарегистрировался, и хозяин сопроводил нас по лестнице с искусно украшенными резьбой перилами наверх, в комнату, которую называл «эркерной» и которая больше напоминала вдовий будуар, чем номер в гостинице. Спинка кровати была отделана гобеленом, явно купленным не на недавнем аукционе. Два кресла обиты той же гобеленовой тканью, из которой были сделаны оконные шторы и полог кровати. Стены обшиты деревянными панелями. Я запаниковала, не обнаружив ванной, но тяжелая дверь, ведущая в нее, оказалась наполовину скрыта старинной парчовой занавеской. Что мне особенно нравится в таких домах, так это обилие естественно вписывающихся в интерьер восхитительных тканей, используемых для драпировки, – они могут быть выцветшими и кое-где протершимися, но все равно выглядят величественно. Постельное покрывало, видимо, недавно вытащили из веронской пыли – густо-розовое, украшенное шелковой вышивкой и такое тяжелое, что, когда я приподняла, а потом отпустила угол, он, упав на подушку, оставил на ней впечатляющую вмятину.Все, что делал наш хозяин, он делал без намека на подобострастие наемного слуги. За занавеской, которую он отдернул, взору открылись огромная белая ванна, черно-белый в шашечку кафельный пол и шикарная по сравнению с полом облицовка стен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40