Но искать мужчину по объявлению!..Об этом не могло быть и речи!Итак, когда я не красила ногти, не подкручивала ресницы и не размышляла всерьез о том, не сменить ли временно цвет волос на золотисто-каштановый, то слонялась по дому, вынужденно обсуждая проблему сама с собой.Однажды, без определенной цели бродя по книжному магазину, я стала внимательно изучать аннотации на обложках и обнаружила, что львиная доля книг (независимо от их художественного достоинства), героинями которых являлись женщины, посвящена либо тому, как удержать мужчину, если он уже есть, либо тому, как избавиться от него, если он надоел. Это меня весьма обескуражило. Получалось, что любовники падали с неба. А где же героини-охотницы? Неужели, размышляла я, это результат тысячелетий охоты за женщинами? Неужели нет женщины – литературного персонажа, которая сознательно искала бы себе любовника? У Элизабет Смарт, разумеется, именно такая героиня, но там подобные поиски напоминали скорее безумие, нежели удовольствие и закончились, как известно, морем слез на Центральном вокзале. Многие героини, в своей невинности напоминающие созерцательниц из секты «дзэн» – Эмма, Джен Эйр, – получали возлюбленных, к тому ничуть не стремясь, а героини большинства современных произведений были озабочены поисками скорее собственной индивидуальности, чем пары, что отчасти объяснимо. Осознанная погоня за любовником, а не за мужем, защитником, отцом-моих-детей – явление, крайне редко встречающееся под книжными обложками. В надежде выискать что-то полезное для себя я прочла «Любовника» Маргерит Дюрас, но ее героиня – школьница в белых носочках, которая в самом начале жизненного пути, к великому своему удивлению, оказалась в объятиях любовника, мужчины, в один прекрасный день просто проходившего мимо школьных ворот, – вот и все… В сущности, я никогда не встречала в литературе героини, которая с первой же страницы декларировала бы в качестве одной из главных жизненных целей поиск подходящего любовника и которая без душераздирающих терзаний просто взяла бы да нашла его. Я сама застряла в начале пути, тщетно пытаясь сломать книжный канон.Безусловно, существовал где-то человек, мыслящий так же, как я: от тридцати до сорока, готовый на временный роман, не бездельник, но располагающий свободным временем, цивилизованный, привлекательный, в разумных пределах активный, компанейский, одинокий… Мысленно отмечая галочками свои требования, я чувствовала, как уверенность моя стремительно убывает, требования начинают казаться чрезмерными – словно я задумала найти живое воплощение воображаемого героя «Настоящей любви». «Настоящая любовь» – фильм Квентина Тарантино (1993).

Не сдавайся, сказала я себе. Взбодрись и продолжай действовать.В конце концов, «сумасбродки» Анджелы Брейзил поступали именно так. И всегда побеждали.Я решила больше не публиковать своих объявлений, а сосредоточиться на отборе встречных предложений. Возможно, этот путь окажется более плодотворным. Только прежде чем давать свой номер телефона, я буду требовать у соискателя фотографию. То, какую из своих фотографий выбирает человек, может многое о нем рассказать (взять хотя бы мою жизнерадостную улыбку и очаровательные коленки). Оставалось надеяться, что это поможет.Должно же было что-то помочь, а то я начинала уже впадать в отчаяние – часы беспощадно отстукивали время. К тому же чем дольше продолжались поиски, тем больше становилась вероятность того, что мои подружки что-нибудь пронюхают. А уж если я сама не свободна от предубеждений по поводу избранного метода знакомства, то что скажут они! Я представила себе, как знакомлю их со своим приятелем (когда найду его), а они молча взирают на него, как на некую экзотическую рыбу в аквариуме.Желание загодя получить фотографию соискателя – не просто хорошая идея, но и мера предосторожности, думала я. Кроме того, что один из миллиона корреспондентов мог оказаться праправнуком Джека Потрошителя, существовала опасность, что незваный гость без приглашения появится на пороге моего дома. «Привет, я тут собрался в "Спад-ю-лайк", «Спад-ю-лайк» – сеть предприятий быстрого питания, специализирующаяся на блюдах из картофеля.

проезжал мимо на велосипеде и подумал, может, вы захотите ко мне присоединиться? Меня зовут Кевин, мое хобби – разведение коз…» Правда, если я хотела иметь фотографию, то лишалась возможности пользоваться услугами анонимного абонентского ящика. Нужен «явочный» адрес. Немного подумав, я нашла жертву. Мою корреспонденцию до востребования будет получать Колин. Хоть раз я сыграю с ним в его собственную игру.Мы устроились в моем садике величиной с почтовую марку, но по-весеннему прелестном. Я отвела Колину большое парусиновое кресло, в каких обычно сидят во время съемок режиссеры, – чтобы мужчина чувствовал свое превосходство. Было около шести, тепло, лучи заходящего солнца играли на нескольких розовых азалиях и единственной воздушно-белой спирее. Все очень по-женски, подумала я и приготовилась вести себя исключительно женственно. Колин всегда утверждал, что этого мне недостает. «Режиссерское» кресло было установлено между кустом жимолости, который щедро благоухал, напоенный дневным теплом, и букетом высоких золотистых лилий, добавлявших свой опьяняющий аромат густой вечерней атмосфере. Слегка надушившись «Хлоей» и настроившись трепетать ресницами, я устроилась в кресле поменьше, чтобы смотреть на Колина снизу вверх, и протянула ему бокал самого дьявольского коктейля с мартини, какой только сумела смешать. Несмотря на неземной голос миссис Мортимер, нашептывавший мне в ухо: «Осторожно взболтай вермут в бутылке и аккуратно влей его в джин», у меня никогда не получалось нужной пропорции. Вот и сейчас: стоило Колину сделать глоток, как он чуть не взорвался.– Господи Иисусе, – сказал он не без восхищения, – ты когда-нибудь слышала, что в джин можно добавлять вермут?Мои ресницы затрепетали.Он сделал еще глоток, изобразил гримасу на грани одобрения и внимательно посмотрел на меня.Я улыбнулась улыбкой, призванной продемонстрировать всю глубину моего дружеского интереса.– Тебе что-то от меня нужно, – догадался он.– Просто сто лет тебя не видела. – Я кокетливо повела плечами. – Хотела узнать, как прошел отпуск.– Отпуск прошел прекрасно. В самом деле, замечательно. – В его наполнившемся воспоминаниями взгляде промелькнул намек на распутство. При иных обстоятельствах я бы дала ему пинка.– Отлично. Хорошее место?– Да, вполне. – Он отпил еще. По лукавому выражению лица можно было понять, что он и сам ожидает пинка. – Правда, мы не так уж много гуляли…– Ах, вон оно что, – сказала я. – Значит, в отеле оказалось много бельевых шкафов?Колин, приложившийся в этот момент к бокалу, поперхнулся, не то фыркнув, не то хохотнув, и постучал себя в грудь. На глазах выступили слезы. Откашлявшись, он спросил:– Ну, а ты что поделывала?Я сумела сохранить невозмутимую улыбку, изображая все ту же глубокую заинтересованность и дружелюбие. Потом, когда все закончится, я не премину сообщить ему, насколько близок он был к пинку, – слишком уж ненавистен мне с детства этот вопрос: отец неизменно задавал его, возвращаясь с работы. Мне было тогда всего одиннадцать…– Что я поделывала? – повторила я, постукивая бокалом по зубам. – Да ничего особенного.– Но дома не сидела.– Откуда ты знаешь? – Я даже забыла, что надо трепетать ресницами.– Совсем не сидела.– Ну что ты! – небрежно возразила я. – Не так уж часто я выходила из дома.– И где же ты бывала?– Да так – там, здесь…– Здесь – очень редко.– Колин, в чем дело? Соседский надзор?– Вот-вот, и вопросы мои тебя раздражают.– Вовсе нет.– Значит, нашла себе любовника?Не сразу вспомнив о прошлом разговоре во время обеда, я подумала, что он каким-то образом узнал про объявления. Хотя какая-то частичка меня тут же захотела во всем признаться, в целом перевешивало желание промолчать. Любовь, согласно расхожей мудрости, вечна, не так ли? Когда речь идет о браке – читай: о любви, – надежда одерживает верх над опытом. Здесь развешивание объявлений и назначение крайних сроков принято считать неуместным. Единственное же, чего хотела я, так это превратить любовное приключение в отпуск. Заранее зарезервировать билет, провести на отдыхе ровно столько времени, сколько наметила, получить как можно больше удовольствия и вернуться в хорошем настроении. Но по мере того как я наблюдала за Колином, уверенность моя улетучивалась. Если он узнает, чем я занималась, мне до конца жизни не избавиться от насмешек.Склонив голову, он выжидательно наблюдал за мной. Становилось сыро, меня начал пробирать озноб. Я разлила по бокалам остатки «ракетного топлива» и постаралась вернуть себе спокойствие и льстивую женственность. Этот человек был мне нужен – вернее, нужен был его адрес. Я мысленно представила себе Колина в образе хомяка и настроилась на великодушное всепрощение. Благодаря мартини соблазнительная хрипотца шуршала у меня в горле. По крайней мере я надеялась, что голос звучит соблазнительно.Он по-прежнему ждал моих откровений, белки глаз у него чуточку порозовели.– Ну, признавайся, заарканила кого-то? – спросил он наконец, явно предвкушая экзекуцию.Но я не собиралась подвергаться экзекуции. Нужно было элегантно пригладить волосы и ответить ему с умудренным спокойствием. Вместо этого я почему-то стала оправдываться с негодованием викторианской девственницы:– Да ничего подобного!– Не волнуйся ты так. Я просто поинтересовался. Думал, ты уже преуспела. – Он выглядел отвратительно самодовольным. – А ты все еще раскачиваешься.Я временно пропустила выпад мимо ушей, но поклялась со временем отомстить. Поставлю фотографию Колина рядом с картинкой, на которой изображен хомяк, и подпишу: «Найдите десять различий».– Откуда тебе известно, что я ходила на свидания?– Я звонил. Неоднократно.– Но не оставлял сообщений.Он отпил мартини и признался:– Не мог.– Да ну? Почему же?– Потому что каждый раз, когда слышал твой голос из автоответчика, начинал покатываться со смеху.Какой-то добрый дух помог мне удержаться, вбив небольшой, но крепкий стержень в позвоночник. Я выпрямилась, став дюймов на шесть выше, так что наши глаза оказались почти на одном уровне, и с притворным дружелюбием в голосе спросила:– И что же тебя так веселило?– А ты пойди послушай сама. Ты вообще слышала то, что наговорила там? Это нечто среднее между Мей Уэст Мей Уэст (1892–1980) – легендарная американская актриса, писательница, певица, сценаристка и театральный продюсер.

и бандершей. Кстати, – он повел носом, – в этом садике пахнет, как в египетском борделе. – Продолжая веселиться, он протянул руку к цветку лилии, тот откликнулся на прикосновение молчаливым кивком одобрения. – Сексуальные цветы, – заметил. Колин, заглядывая в интимную восковую глубину. – Не хватает только красного фонаря.– Кому – мне или лилиям?Я была близка к тому, чтобы покончить с дружеской лестью – и, следовательно, отказаться от явочного адреса – и высказать Колину все, что я о нем думаю, но он неожиданно сменил игривый тон на искреннее участие и рукой, только что ласкавшей лилию, погладил меня по щеке.– Маргарет, – сказал он, – этой записью на автоответчике ты навлечешь беду. Я-то тебя знаю, поэтому не воспринимаю се как приманку, но любой другой – я имею в виду мужчин, – услышав столь откровенный призыв, может неправильно тебя понять…Откровенный призыв? Я задумалась. Его слова произвели-таки на меня впечатление. Как бы то ни было, стержень выскользнул из моего позвоночника, и спина вернула себе привычный изгиб. Странно, мне никогда не приходило в голову, что я наивна.– Поверь мне, я разбираюсь в том, что может спровоцировать мужчину, – продолжал Колин с излишним пафосом, – в конце концов, я сам мужчина.– Ты – нет, – хихикнула я. – Ты хомяк.И пока он, обескураженный и чуть встревоженный, обдумывал мое заявление, мне в голову пришла потрясающе хитрая уловка.– Колин, ты прав, – слегка смущенно сообщила я. – У меня есть любовник. Но он женат.– Почему – хомяк? – пропуская мои последние слова мимо ушей, спросил он.Я небрежно махнула рукой. Она была покрыта мурашками. Следовало действовать без промедления, пока самообладание не вернулось к собеседнику.– Дело в том, что он не хочет, чтобы существовала хоть какая-то связь между ним и моим адресом – на случай, если его супруге придет в голову нанять частного сыщика. Ну, ты понимаешь. Ведь они, – здесь я представила себе теледетектива Варшавски, – способны отследить что угодно, даже корреспонденцию. Вот я и подумала: нельзя ли мне использовать тебя в качестве секретного абонентского ящика? Он мог бы посылать письма на твой адрес, а я – приходить и забирать их.Колин долго молча смотрел на меня, задумчиво потирая кончик носа. Я ждала. Но поскольку он так ничего и не произнес, вынуждена была добавить:– Ну же, соглашайся. Учитывая твое небезоблачное прошлое, моральные соображения тебя смущать не должны.– Я хочу прояснить два момента, – сказал он, показав соответствующее количество пальцев. – Во-первых, почему – хомяк? И во-вторых: ты что, хочешь сделать меня почтовым ящиком «до востребования», чтобы, когда все дерьмо выплывет наружу, меня огрели по башке в темной подворотне? А потом навечно заклеймили как тайного гомосексуалиста?– Я думала, ты лишен предрассудков. Ты ведь читаешь «Гардиан»!– Солнышко, предрассудков у меня нет. Если бы я был гомосексуалистом, то торжественно оповестил бы об этом весь мир. Но я не гомосексуалист. И не думаю, что моим… – он запнулся, явно встревоженный, – моим женщинам это понравится.– Они ничего не узнают.– Ага, попробуй помешать женщине сунуть нос в твою корреспонденцию.– Ладно, – великодушно согласилась я. – Им ты можешь все рассказать.Он в полном замешательстве почесал затылок.– Все же мне это не кажется удачной идеей. Слишком уж хитроумно. Он что, премьер-министр или еще какая-нибудь шишка?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40