Сантехника, ценник обалденный
От такого внимания ей стало еще больше не по себе. Раз он знает о ее слабости к мэрилендским крабам, то не ведомы ли ему и другие ее грешки?
Раш отпустил официанта и пододвинул ей кресло.
— Надеюсь, вам понравится праздничный ленч. С днем рождения, Либерти! — Он уселся напротив и взмахнул салфеткой.
Она заметила, что на его тарелке всего по четыре: четыре куска ростбифа, четыре морковки, четыре картофелины.
— Что за смысл в четырех? — поинтересовалась она.
Он улыбнулся, продолжая кромсать ростбиф:
— Вы и вправду потрясающе наблюдательны. В детстве у меня всегда было по четыре шоколадки на целый день. Мне не хочется забывать, что в свое время я обходился малым. Как видите, не вы одна пережили тяжелое детство.
— Вижу, — ответила она бесстрастно и направила вилку на краба.
— Надеюсь, вы не страдаете отсутствием аппетита, тем более в свой день рождения, не принадлежите к числу странных женщин, косо глядящих на еду как таковую? Скажем, моя дочь… Вот кто любит поесть! Иногда мне кажется… — Он задумался. — Кажется, она проглотила бы весь мир, дай ей волю.
— Отчего же, я тоже люблю поесть, — в доказательство Либерти отправила в рот микроскопический стручок гороха, — но не люблю делать из еды культ. Кстати, у Кит было такое же тяжелое детство, как у вас?
Он посмотрел на нее так, словно не понял вопроса.
— У Кит ведь не было отца, — пояснила Либерти.
— Ну, не знаю… Китсия вполне могла заменить ей обоих родителей.
— И вас не интересует, кто отец Кит?
— Нисколько. Я и так знаю, кто это.
— Неужели? — Либерти чуть не прикусила язык. — И кто он, по-вашему?
— Уймитесь же наконец! — урезонил он ее с улыбкой. — Арчер правильно вас охарактеризовал как чрезвычайно прямодушного ребенка. — Он замолчал и стал тщательно пережевывать мясо — судя по всему, Раш считал, что правила интервью задает он сам. — Вернемся лучше к «Последнему шансу»: вся эта история очень сильно повлияла на всех нас.
— В каком смысле? — рассеянно спросила Либерти. Она сильно сомневалась, что Раш действительно знает, кто является отцом Кит. Да и откуда бы?
— До недавнего времени киностудия «Горизонт» была особой гордостью Арчера…
— Не мудрено. — Либерти ухватила пальцами крабью клешню и озадаченно на нее уставилась. — Обходится без рабского труда, никаких скандалов с юными жительницами Тайваня, слепнущими над сборкой микросхем. Это уже повод для гордости.
Ни рака, ни сколиоза. — Она заметила, что Раш словно застыл с ножом и вилкой в руках. — Кажется, не одной Кит иногда приходится усмирять прессу, — бросила она небрежно.
Ее собеседник мгновенно пришел в себя и хитро усмехнулся:
— Да уж, не одной ей! Ситуация с Комиссией по биржам и ценным бумагам очень серьезна. — Раш так осторожно попробовал вино, что Либерти испугалась, как бы он не послал за другой бутылкой.
— Я удивлена тем, что пресса малюет Ренсома одной черной краской, при том, что у его компаньона репутация человека, умеющего затыкать прессе рот. У вас что, упадок сил?
— Вы мне льстите.
— Даже и не думала.
— По-моему, это не имеет отношения к нашей беседе про двух кошечек.
— Всего несколько дней назад я тоже так считала, но сейчас придерживаюсь иного мнения. История с комиссией может отрицательно повлиять на карьеру Кит. — Либерти тут же почувствовала, что довод звучит неубедительно. Она тщательно вытерла рот салфеткой и теперь следила, как официант убирает тарелки, осторожно переступая через вытянутые ноги Раша.
Бросив свою салфетку поверх стопки посуды, Раш потребовал трубку.
— Кофе, чай?
— Чай, пожалуйста. — Она успела съесть всего половинку краба и четыре гороховых стручка, поэтому переходила на диван под аккомпанемент голодного урчания в желудке.
Устроившись в противоположном углу дивана, Раш стал набивать трубку. Либерти обратила внимание на то, что он либо держит руки в карманах, либо находит для них дело — как сейчас, с трубкой.
— Кстати, как здоровье моего компаньона по падению в лифте Тони Алварро?
— Как будто получше, — ответил Раш вяло.
— Я понимаю, насколько вы заняты, — Раш молчал, — но хотелось бы узнать побольше про «жутких сестренок». Каких свойств матери недостает, по-вашему. Кит?
— Китсия Рейсом — замечательная художница. Кстати, мы с ней давние друзья…
Либерти задала последний вопрос в надежде, что Раш начнет критиковать Кит, но, к ее удивлению, неожиданно добилась большего. Она почувствовала прилив сил.
— Раз вы такие друзья, почему Китсия отказывается продавать вам свои произведения?
Даже если бы Либерти сказала ему, что его дочь только что сбежала с «Ангелами ада», он бы не был так ошеломлен. Но теперь она не знала жалости.
— По словам месье Верньер-Планка, вы неоднократно пытались приобрести несколько композиций из цикла «Кассандра», даже предлагали втрое больше рыночной цены?
Его лицо осталось спокойным, только голос выдал удивление, если не огорчение.
— Ну да, пытался. Этот цикл кажется мне особенно удачным.
— Все-таки любопытно, почему вам так хочется заполучить скульптуру, изображающую жену Арчера Ренсома?
— Так вы и про нее знаете?! — На этот раз голос его прозвучал так пронзительно, что слова, отразившись от стен, заметались по просторному кабинету. Она была готова нанести следующий удар, но тут вмешался коммутатор. Раш, бросив на нее угрожающий взгляд, нажал кнопку.
— Простите, мистер Александер, звонит сенатор Пирс. Он говорит, это срочно.
Раш нажал другую кнопку… и неожиданно заулыбался.
— Эбен, мой мальчик! Чем могу быть полезен? Неужели?
Не знал… — Раш указал на аппарат у Либерти под локтем. — Это вас.
— Здравствуйте, сенатор! — Она старалась не смотреть на Раша.
— Надеюсь, ты не станешь возражать, если я подпущу в твое интервью немножко страха? — вкрадчиво заговорил Пирс.
— Немножко?
— Скорее всего его сейчас хватит приступ паранойи.
— Вот уж спасибо!
— Слушай, я говорил с Тони Алварро. Он утверждает, что падение лифта не случайность, так что ты там поосторожнее!
Между прочим, ночью ты творила чудеса!
— Да ладно! — Она покраснела. Раш смотрел на нее в упор. — Рада, что у вас все получилось.
— Получилось?! Пять раз! Я снова чувствую себя мальчишкой.
— Поздравляю, сенатор… — Это было сказано самым невинным тоном.
— А ты, Либ? Ты издавала такие чудесные звуки наверняка не только для того, чтобы сделать мне приятное?
— Что вы! Поверьте, я оценила вашу помощь…
— Даже от телефонного разговора с тобой у меня чудовищная эрекция. — Она покраснела еще гуще и уставилась в свой блокнот. — Хочу увидеться с тобой сегодня же!
— Конечно. Мы что-нибудь придумаем. А сейчас мне нужно работать.
— Внимательно за ним наблюдай — его наверняка встревожил мой звонок. Потом все доложишь мне.
— Как скажете, сенатор.
— Главное — поубедительнее разыгрывай невинность. — За звуком поцелуя в трубке последовали короткие гудки.
— Не знаю, как вы все это устроили, Либерти, но ваши намерения понятны без объяснений!
Она оттолкнула телефон, чувствуя, как с ее лица сходит краска. Пирс оказался прав.
— О чем это вы?
— Вы и молодой сенатор затеяли какую-то гадость…
На миг ей показалось, что перед ней не лицо, а голый череп. Либерти усмехнулась, удивляясь недипломатичности хозяина офиса. Пытаясь его успокоить, она сказала:
— Следующий мой материал будет посвящен сенатору Пирсу — он хочет, чтобы я скорее начала работу.
Вы наверняка знаете, как он любит покрасоваться на журнальных страницах. — Либерти бросила блокнот в сумку и встала. — Кажется, я узнала все, что хотела, и спасибо за угощение. Не беспокойтесь, я сама найду дорогу.
Раш тоже поднялся и проводил ее до двери.
— Жаль, что вы так торопитесь. Да, и еще… — Либерти обернулась. Раш стоял, привалившись к дверному косяку и засунув руки в карманы. — Миссис Александер не сможет сегодня с вами увидеться. Она просила за нее извиниться.
— Очень жаль, а я так надеялась! Что ж, спасибо, в другой раз. — Это все-таки лучше, чем посылка с дохлой кошкой.
Спускаясь на лифте. Либерти покрылась испариной. Оставалось надеяться, что она избежит участи Энтони Алварро.
Выйдя в прохладный мраморный вестибюль, она взглянула на часы — до визита в дом Александеров оставалось больше часа. Вместо того чтобы томиться в такси, она решила пройтись по парку. Приступ паранойи, постигший Раша Александера, не мог заставить ее отказаться от интервью.
Пока Либерти шла к парку, небо затянуло тучами. Она поежилась, достала из сумки красный шерстяной свитер и, быстро продев в него голову, успела заметить своего ставшего уже привычным преследователя, перебегавшего дорогу. Совсем рядом от нее находились несколько конных полицейских. Такую возможность упускать было нельзя. Либерти свернула за угол, спряталась за кустом и стала считать секунды. Когда ровно через минуту он появился, она выпрыгнула из-за куста прямо перед ним.
— Все, мистер! Настало время объяснить, почему вы меня преследуете…
В снах Раша она осталась точно такой, какой была при их первой встрече в студенческом городке: почти с него ростом, рыжеволосая, с золотисто-смуглыми ногами, с золотисто-смуглой шеей… Он представляет ее загорающей голышом на крыше общежития, хохочущей с подружками, которые сильно уступают ей в красоте. Кажется, он может до нее дотронуться — пока что довольно и этого…
А теперь он сидит на своем привычном месте в библиотеке и пытается читать. Потом поднимает глаза и видит ее: она читает «Тэсс из рода д'Эрбервиллей». В одиннадцать звенит звонок. Она встает и закладывает книгу маргариткой. У видения появилось имя — Тэсс.
В следующий раз, проходя мимо него, она бросает маргаритку в его книгу. Он слишком удивлен, чтобы оглянуться.
Потом она садится напротив него, и он заставляет себя поднять глаза. У нее густо-розовые щеки, как у мадонны Тициана.
Что за странное ощущение у него между ног? Он не сразу понимает, что происходит, закрывает глаза, снова открывает. Она держит книгу обеими руками, но глаза закрыты, рот, наоборот, приоткрыт. Она медленно возбуждает его пальцами босой ноги.
Потом она уводит его из-за стола. Он следует за ней, огибая книжные шкафы, в самые дальние пыльные библиотечные закоулки. Он уже боится, что потерял ее, но она внезапно выпрыгивает из чулана уборщицы и затаскивает его туда. И вот она сидит на раковине, задрав юбку и разведя в стороны колени, соблазняя его влагой и теплом. Он беспомощно глядит на нее, а она укоризненно качает головой и помогает ему спустить брюки. Он погружается в нее. Она откидывает голову, нашаривает за спиной древко щетки и гладит его ладонью… Ему кажется, что он сходит с ума, но стоит ему разинуть рот — и она закрывает его своей ладонью.
Он даже не может спросить, как ее зовут. Он смотрит на обложку ее тетрадки и видит надпись, сделанную ровным почерком; буквы наклонены под одним углом, как колоски на ветру. Ее имя! Он не выдерживает и выкрикивает:
— Кассандра!
Она замирает, потом отшатывается. Он никогда не забудет ее взгляд. Она отталкивает его, спрыгивает с раковины и прижимает учебники к груди, как щит. Мгновение — и она исчезает.
Он ищет ее месяцы, годы. Натыкаясь на компанию девушек, в которой мелькает рыжая головка, он кричит: «Кассандра, подожди!» Но из-под роскошных волос на него глядит другое лицо…
Так происходит не раз и не два.
Наконец его ожидание вознаграждается. Он на Лонг-Айленде, на людном приеме у Хэма Беркли. Из фонтана бьют пурпурные струи, до самого пляжа тянется цепочка фонариков. Он видит ее рука об руку с мужчиной. Да это Арчер! Их представляют друг другу, и она, склонив голову набок, спрашивает:
— Кажется, мы уже встречались ?
Он заглядывает ей в лицо, но его выражение совершенно невинно, словно много лет назад не было старого чулана и холодной белой раковины…
— Нет, — отвечает он печально, — кажется, не встречались…
А вот и самый последний сон: они в Радужном зале, празднуют тридцать первую годовщину свадьбы Арчера и Кассандры.
Арчер кружит ее на середине зала, Аманда наблюдает за ними, рассеянно покачиваясь в такт музыке, шепчет что-то на ухо Либерти Адамс, и та хихикает как дурочка. Тут же — Тони Алварро в больничном халате: он кружится один, держа в вытянутой руке колбу для внутривенных вливаний.
Подбежав к музыкантам, он платит, требуя, чтобы они сменили музыку. Арчер и Кэсси, уронив руки, останавливаются, и он не упускает момент. Он обязан проверить, осталась ли она прежней по прошествии стольких лет. Он уводит ее от Арчера, обнимает, прячет лицо в ее золотисто-рыжих волосах, но она поднимает его на смех. Он отскакивает. Перед ним вовсе не Кассандра, а Верена.
— Только не ты, Раш! — шипит она. — Только не с тобой!
Глава 21
Аманда Александер сидела за своим письменным столом, вся залитая золотым светом, и читала книгу. Очки она придерживала за уголок, словно была готова в любой момент их снять. В это время раздался кашель Верены, и мать подняла глаза — она правильно угадала, что очки больше ей не понадобятся.
— Зайди, мне надо с тобой поговорить.
— Позже, мама, сейчас не могу.
— Верена! — Аманда повысила голос. Девушка оглянулась, удивленная ее тоном. Войдя в кабинет матери, она не спеша опустилась в глубокое кресло. — Где ты была? Я так волновалась…
— Я пыталась попасть к Кит Рейсом, но меня не пустили.
Попробовала повидаться с дядей Арчером, но Сьюзен сказала, что он уехал из города. Тогда я вернулась домой. Это все. — Верена перекинула на грудь косу и по своему обыкновению принялась ее теребить.
Неожиданно Аманда встала и направила свет настольной лампы дочери в лицо. В следующее мгновение она тихонько вскрикнула:
— Вот, значит, что произошло ночью? — Верена молчала. — Я права? Отвечай!
— Да, да, да! Почему ты не поднялась наверх? Почему не спасла меня от него? Честное слово, иногда ты становишься самой трусливой на… — Верена зажала себе рот рукой. Мать заплакала. — Не надо, ма! Теперь поздно плакать.
— Не говори так, дочка. — Аманда достала из рукава носовой платок и, всхлипывая, утерла слезы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54