Оставалось проверить, долго ли этот эксперимент продлится.
— В естественных науках она слабовата, зато имеет хорошие способности к языкам.
— В подражание наставнице, — учтиво заметила Китсия.
Девушка уже играла на ковре с дочерью Китсии, не обращая внимания на то, что ее обсуждают. Китсия попробовала заговорить с ней:
— Как хорошо ты обращаешься с детьми!
— У меня восемь сводных братьев и сестер! — гордо заявила девушка. Покосившись на Пози, она поправилась:
— Было раньше.
День за днем Китсия тайком наблюдала за ней, как наблюдает за диким зверем натуралист, стараясь не привлекать к себе. внимания. Ее восхищало полное отсутствие тщеславия, странное для подростка. Минуя зеркала, она, вместо того чтобы посмотреть на себя, ускоряла шаг, словно боялась угодить в ловушку.
— Я родилась в Саут-Энде, — рассказывала она о себе. — Моя мать умерла при родах, и меня взяла к себе ее лучшая подруга. Она называла меня «матереубийцей». «Знаешь, что сегодня выкинула матереубийца? — говорила она мужу, когда тот возвращался из доков. — Оставила кастрюлю на огне, так что та выкипела и сгорела. Мы лишились кастрюли». Меня это не тревожило. Я работала у них в доме не покладая рук. Когда рядом восемь детей-погодков, никто не имеет права бездельничать.
Но стоило мне подрасти, как ее муж стал как-то странно на меня поглядывать. Он завел привычку затаскивать меня в угол ц целовать, а потом заманивать в ванную и сажать себе на колени. Мы со сводными братьями хорошо в этом разбирались, потому что практиковались друг на друге, поэтому я понимала, что происходит.
Пози сердится, когда я называю то, что у нас происходило с этим человеком, «занятиями любовью». Она считает, что это надо называть насилием, но я не согласна… Никогда раньше меня не обнимали, и мне это нравилось. Иногда мне кажется, что это все, что мне нужно для счастья…
В конце концов его жена велела мне убираться, пока он меня не обрюхатил и ребенок не убил меня так же, как я убила собственную мать. Так я и сделала. Целуя детей на прощание, я плакала. Иногда я по ним скучаю. Потом я поселилась в подвале кафетерия и клянчила у посетителей объедки, пока не попалась на глаза Пози. Она ехала в большом старом «кадиллаке» синего цвета — в таких обычно разъезжают политики. Сначала я приняла ее за жену политика, но когда она привезла меня в свой особняк на Луисберг-сквер, я поняла, что у нее нет мужа…
Пози велела горничной отмыть меня и отвезла к доктору, чтобы он проверил, нет ли на мне блох и вшей, дальше — к портному, который нашил мне платьев по ее выкройкам: это были фасоны, которые носила еще ее бабушка. Она многому меня научила…
Девушка умолкла. Был жаркий августовский день, и воздух во внутреннем дворике накалился, как в печи. Китсия, раздетая до пояса, рисовала, обливаясь потом, удерживая дощечку на коленях.
— Как вы потеряли грудь ? — спросила девушка.
— Я расскажу тебе об этом в другой раз.
— В другой раз? Значит, мы будем видеться и дальше?
Китсия не ответила, слушая ее вполуха, как бывало всегда, когда она работала. Для того чтобы запечатлеть эту девушку на бумаге, потребовалось все мастерство художницы.
Всю жизнь Китсия пыталась воплотить в своих работах отрешенность, которой веет от женского лица, рук и ног, всей ее плоти в секунду, предшествующую наивысшему плотскому наслаждению. Утомленность, нестерпимая боль и бескрайний восторг, словно ее раздирают на части слетевшие с небес ангелы. Именно с таким выражением на лице, с таким настроением шествовала по жизни эта девушка.
Как ни странно, это одичавшее создание вернуло Китсии утерянный было творческий инстинкт. Она опять была готова к возвращению на Звар, к работе в мастерской, к крупным проектам.
Сотни свежих эскизов станут их основой.
На протяжении трех недель она неустанно делала наброски.
Нередко, когда портилась погода и не хватало освещения, они брали малышку Китсии и отправлялись в долгие прогулки по пляжу. Мальчишки из деревни преследовали их, учуяв запах юности, но девушка не обращала на них ни малейшего внимания. Китсия, понимая, что от мальчишек все равно не отвязаться, приспособила их к делу: заставляла перетаскивать на пляж перед «Замком на песке» разные крупные предметы, чтобы самой возводить из этих прибитых к берегу бревен, старых покрышек, сломанных буев и рваных рыбацких сетей огромные сооружения. Минуло много лет после ее отъезда — а они еще продолжали выситься на пляже, постепенно разрушаемые дождями и разбиваемые прибоем Медленное уничтожение, предусмотренное самой создательницей…
В день отплытия Китсии с дочерью из Провинстауна Пози и девушка пришли проститься с ними на паромную пристань. День был на редкость до прозрачности ясным. Китсия вглядывалась в горизонт, стараясь не смотреть на девушку, а глаза той были полны слез. Когда паром издал гудок, Пози взяла свою воспитанницу за руку и направилась к машине, а Китсия с дочерью взошли на паром. Но в последний момент девушка вырвалась, взбежала по сходням и сунула малышке какой-то сверток, потом умоляюще поглядела на ее мать, и Китсия услышала ее шепот:
— Спасите меня! Ради Бога, спасите!
Паром медленно отходил от берега. Сидя на палубе, мать и дочь сняли с подарка обертку, открыли спичечный коробок и увидели миниатюрные морские ракушки безупречных очертаний.
— Цветочки! — воскликнула девочка. — Мои цветочки!
— Да, они твои, — подтвердила мать.
Поселившись в нью-йоркском отеле, адрес которого Китсия передала в Бостон девушке, они стали ждать, когда она приедет, а потом все вместе уехали на Звар, где установился нерушимый распорядок, девушка ухаживала за ребенком, а когда малышка спала, позировала Китсии.
Как-то раз, возвратившись с базара, Китсия нашла свою дочь надрывающейся от плача; девушка же забилась в угол, откуда ее пыталась извлечь нагрянувшая без предупреждения Пози.
— Воровка! — набросилась Пози на хозяйку.
— Возьми ребенка и оставь нас, — приказала Китсия девушке.
Та повиновалась.
— Разве она твоя собственность, чтобы ее можно было украсть? — Китсия в упор смотрела на Пози. — Она уехала по собственной воле. Ей захотелось на свободу.
— Ты ничего не смыслишь в любви. Тебе этого не дано. Ты законченная эгоистка!
— Тебе ли рассуждать об эгоизме? Для тебя она всего лишь невольница, постельная грелка. Она заслуживает лучшей участи.
— Можешь говорить любые гадости, Китсия, но тебе она не достанется. — Пози протянула документ — судебное постановление, назначающее ее опекуншей девушки.
Китсия смяла бумагу:
— Здесь твои бумаги и твои суды не стоят ломаного гроша.
— Либо она возвращается со мной домой, либо я пойду к эмиру!
Китсия устремила на нее пронзительный взгляд. Приспичило же ей поведать Пози свою страшную тайну!
— Обеих тебе не сохранить. Выбирай! Иначе — помоги мне Господь! — я расскажу им про Кит.
— Ладно, бери то, за чем приехала.
Китсия долго старалась забыть выражение лица девушки, когда Пози волокла ее в лодку. По прошествии двух лет Пози нарушила молчание и сообщила в письме, что ее воспитанница поступила на первый курс колледжа Редклифф.
«Поздравляю с успехом научного эксперимента», — телеграфировала Китсия в ответ.
Потом пошли письма от девушки, написанные восхитительным, почти каллиграфическим почерком, но полные горьких жалоб.
«Я умоляла ее разрешить мне жить в Кембридже, рядом со студенческим городком, но она и слышать об этом не хочет. Я чувствую себя еще большей невольницей, чем прежде».
Как у всех заключенных, у нее появились саморазрушительные привычки. Она писала, что отдается любому, кто первым бросит на нее призывный взгляд. Ей нравилось вызывать вожделение у мужчин. Интересно, подозревали ли они о ее отношениях с Пози?
На самом деле она спала не со всяким, а только с выходцами из неимущих семей, получавшими стипендии, они напоминали ей нищих приятелей по Саут-Энду.
«Я как будто пытаюсь вернуться в прошлое, — писала она, — и похожа на собаку, валяющуюся в пыли, чтобы избавиться от хозяйского запаха. Пози — моя хозяйка, а мне надо стать хозяйкой самой себе!»
Сначала Китсия хотела снова перевезти ее на остров, но это было невозможно. Она ограничилась переводом денег и помощью в поступлении в Королевскую академию искусств в Лондоне. Детали были поручены Верньер-Планку, и Китсия не отвлекалась больше на реальную девушку, ежеминутно возрождая ее в своих работах.
Девушка же изучала живопись, чтобы сделать приятное Китсии, и признавалась в своих письмах, что еще никогда не была так счастлива. Когда, окончив учебу, она решила вернуться в США, Китсия сделала перерыв в работе и пересекла Атлантику вместе с ней. Затем девушка была доверена Хэмптону Беркли, старому другу и клиенту Китсии. Беркли поселил ее в своем доме и помог получить работу в музее. По настоянию Китсии Беркли с женой вычеркнули Пози из списка желанных гостей. Когда Китсия вернулась на остров, чтобы снова приступить к работе, ее ждала открытка:
«Как вам, не стыдно! Китсия, почему вы его от меня утаили Благодаря Хэму и Этель я познакомилась с чудеснейшим на свете человеком».
Вскоре пришла еще одна открытка:
«День за днем я все сильнее в него влюбляюсь».
Китсия дала телеграмму с просьбой опровергнуть ее ужасные подозрения, но было уже поздно. Итак, они поженились — порочная и проклятый.
Глава 6
Кит снится сон. Она снова в «Кларе» с Бренданом. Они сидят на террасе и любуются штормовым морем. Только что они любили друг друга. На Кит синий шелковый халат, и Брендан улыбается, когда от порыва ветра халат распахивается, обнажая ее грудь.
Потом она подает ужин: свинину, отдающую диким кабаном, которая мариновалась в красном вине с ягодами можжевельника, тимьяном и шалфеем, сорванными на склоне.
Она зачерпывает из синей глиняной миски густой соус с сельдереем и картофелем, передает Брендану морковь с укропом.
Брендан моет посуду. Кит сидит рядом, держа бокал с красным вином за тонкую ножку, и он обращается к ней, но его голос заглушен шумом моря. Он отворачивается от раковины, вытирает руки расшитым кухонным полотенцем.
— Раздевайся. Скорее!
Он врывается в нее.
Она испытывает острое наслаждение и громко кричит…
Услышав звонок. Кит сняла трубку.
— Доброе утро, мисс Рейсом. Вы просили разбудить вас в десять часов. Спасибо.
Кит сонно уронила трубку. Она бы с удовольствием поспала еще, но вместо этого пришлось брести в душ. Сон встревожил ее. Ей показалось, что она снова обрела Брендана. С каждым днем ей было все легче его вспоминать. Не то что два месяца назад, когда произошел разрыв. Тогда из памяти стерлось даже его лицо. А теперь вновь в ушах звучал его голос…
— Выключи чертов компьютер!
— Сейчас, сейчас! Я почти закончила.
Дело было утром в воскресенье, и она проверяла сборы субботних кинопремьер. Брендан готовил завтрак, а она просматривала данные, поступившие из разных городов.
— Эта дрянь сделает тебя бесплодной!
— Представляешь, за выходные мы можем заработать шесть миллионов! Только бы не подкачали малые города… — Кит никак не могла оторвать взгляд от дисплея. , — Бесплодие и слепота!
— Пойми, Брендан, для меня это важно. — Она села за стол и принялась за крохотные блинчики с яблоками.
— Неужели? — Вопрос долго оставался без ответа, пока не стало неудобно даже ему. — А я думал, что мы займемся «Последним шансом».
— Займемся, дай только позвоню Арчеру, расскажу о наших успехах.
Кит не стала пить молоко: слишком красиво смотрелся полный белый стакан между банкой малинового варенья и открытой масленкой.
— Ты еще не все продумала ? — спросил Брендан.
— Что именно ? — Кит потянулась к телефону.
— По-моему, никто лучше тебя не знает, как исправить сценарий. Никто не сумеет так хорошо сориентировать режиссера…
Кит прикрыла трубку ладонью.
— Спасибо…
Вытершись, Кит вернулась в спальню и надела серые брюки и белую мужскую рубашку.
Официант принес завтрак. Следом за ним в номер вошла Саша — юная, улыбающаяся, в оранжевом платьице спортивного покроя. Кит спросила, есть ли отклики на «Желтую реку»
— Да, и вам надо сразу их прочесть. До встречи с Ральфом Инглишем у вас остается… — Она посмотрела на часы, разливая кофе. — Ровно пятьдесят пять минут.
Кит яростно размешала в кофе сахар.
— Хорошо. А теперь кое-что запишите.
— Уже пишу. — Одной рукой Саша принялась орудовать ложечкой, разбивая скорлупу на яйце в подставке, другой взяла на изготовку ручку. — В колледже я научилась жевать и писать одновременно.
Кит отодвинула поднос и положила перед собой записки стопку желтых карточек, заполненных темно-синими чернилами — Сначала — для Миры Франклин, насчет «Штанов остряка»
— «Штаны остряка». — Саша быстро записывала.
— Потребуются кое-какие изменения. Я перечитала вечером сценарий и сформулировала несколько предложений. Первое. Ввести вторую главную героиню — Регги, Регину. Смена пола создаст необходимое напряжение между братом и сестрой в треугольнике. Второе. Во втором действии многовато говорящих голов. Найти способ оживить действие и вытащить героев из замкнутого пространства коттеджа. Третье. Предложить режиссуру Алану Пакуле. Направить ему сценарий с поправками Пакула не слишком эксцентричен, но сумеет придать вещи стиль которого ей не хватает. Пока что комедия грубовата. Если вы сможете устранить эти шероховатости, я постараюсь запустить проект в начале года.
Кит перевернула две карточки и продолжила.
— Теперь соображения для Джея Скотта — передайте их по факсу как можно быстрее. — Саша кивнула. — Речь о музыке к «Последнему шансу», мы говорили о ней по пути в аэропорт.
Ты так и не убедил меня, что Сондгейм хорош. Слишком изящно Где тема с барабанной дробью? Лучше использовать что-нибудь современное, например, тему Лейси. Джадду Брендана требуется женский противовес. Подумай об этом. Точка. Быстро прими решение. Точка.
Зазвонил телефон. Кит мгновенно схватила трубку.
— Скотти! Тут как раз о тебе речь.
— Я польщен, Кит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54