Татьяна закатила глаза:
– Ну почему роза не может быть просто розой? Почему все должно уходить корнями в детство?
– Потому что обычно так и бывает. – Доктор Джи подалась вперед и улыбнулась ободряющей улыбкой. – И мой кабинет – то самое место, где вам не опасно говорить об этих чувствах.
Некоторое время Татьяна колебалась, но, когда она все же решилась открыть душу, слова вдруг полились сами собой:
– Моя мать постоянно надеялась, что он вернется, ждала хоть какого-то известия – телефонного звонка, письма, хотя бы упоминания о его местонахождении в разговоре с общим знакомым, – только этим она и жила. Я ненавидела ее за то, что она по нему скучает. Тогда я поклялась, что никогда не позволю ни одному мужчине вот так меня сломить.
По щекам Татьяны полились слезы. Она стала вытирать их тыльной стороной руки.
– Мне казалось, что всякий раз, когда она смотрела на меня, она думала о моем отце и злилась на меня за то, что я о нем напоминаю. Иногда я вспоминаю некоторые вещи, которые она мне говорила, и те чувства, которые это вызывало, и у меня появляется бешеная решимость сделать так, чтобы... ну, понимаете... чтобы Итан и Эверсон никогда, то есть вообще никогда не почувствовали себя так, как я тогда. Я всегда буду на их стороне. Всегда!
Доктор Джи взяла ее за руку.
– Это прекрасное решение.
Татьяна попыталась сдержать новый поток слез, но ей это не удалось. В конце концов она перестала сдерживаться и дала слезам волю. Доктор Джи протянула ей несколько бумажных носовых платков, а один оставила себе, чтобы вытирать свои собственные слезы.
– Боже, видел бы нас сейчас кто-нибудь!.. – Татьяна усмехнулась сквозь слезы. – Я реву, как будто сижу дома и смотрю по телевизору сериал «Провидение».
Доктор Джи крепко сжала ее руку. Татьяна вытерла глаза, глубоко вздохнула и отчаянно попыталась хоть немного разрядить обстановку:
– Итак, вы предлагаете... дать Энрике прибавку к зарплате?
На этот раз доктор Джи рассмеялась по-настоящему, от души:
– Нет, это всецело на ваше усмотрение.
Она замолчала. После паузы Татьяна вдруг выпалила:
– Вы думаете, что меня к Джеку влечет!
– В ваших устах это звучит как обвинение.
– Может быть, так оно и есть.
– Я вам вот что скажу: на мой взгляд, если Джек начнет встречаться с Констанс Энн, вам будет очень трудно с этим смириться.
Татьяна недобро усмехнулась:
– Это не бог весть какое открытие. Я ее хорошо знаю. Если Джек станет с ней встречаться, ему самому будет трудно с этим смириться.
Доктор Джи выдержала паузу.
– Хорошо, я выражусь по-другому... я думаю, вам трудно будет смириться с тем, что Джек начал встречаться с какой бы то ни было женщиной.
– Почему? Потому что он нужен мне босым и беременным на кухне?
– Нет, потому что эта ситуация поднимает на поверхность некоторые чувства, близкие к ревности.
Татьяна нервно заерзала на кушетке и подняла голову, готовая защищаться.
– Я вас умоляю!
– Татьяна, я вас не осуждаю. Ревность, если ее направить в нужное русло, очень полезная эмоция.
Она может сделать отношения более глубокими, высечь искру страсти и склонить чашу весов в пользу преданности. Тот факт, что вы ревнуете и что Джек ревниво относится к вашему будущему роману с Грегом Тэппером, хотя это будет всего лишь спектакль для публики, говорит об одном: между вами существует эмоциональная связь.
– Да, нас связывают пятьдесят тысяч долларов в год. В глазах психотерапевта появился стальной блеск.
– Вы прекрасно знаете, что это просто бред собачий. Татьяна огляделась.
– Кажется, я слышала голос доктора Лауры?
– Мелина проработала у вас няней больше года, но вы едва упоминали о ней во время наших сеансов. Джек в этой должности совсем недавно, но он уже стал центром вашей вселенной.
– Он вовсе не центр моей вселенной. Для меня главное – моя актерская работа. И я скоро начну сниматься в самом главном фильме моей жизни.
– Это я понимаю. Но даже при всем при этом вы больше интересуетесь тем, что происходит в вашем доме. Джек олицетворяет все то, чего вы ждали от Керра, но так и не получили. – Доктор Джи посмотрела на часы. – На этом придется остановиться, наше время вышло.
В машине по дороге домой Татьяна решила позвонить матери. «Хватит уже оттягивать, в конце концов, неужели это так страшно? – уговаривала она себя. – Вообще-то это ужасно, но необходимо. Кроме того, разговор с матерью наверняка отвлечет меня от мыслей, навеянных сеансом у доктора Джи».
Вообще-то позвонить Джастин Боннер очень даже имело смысл. Последние пятьдесят минут были отданы тяжелейшей психологической работе, а разговор с Джастин – это вам не беседа за воскресным ленчем. Так почему бы не уместить все эмоционально тяжелые дела в эти два часа, и дело с концом?
Позвонить именно из машины тоже было бы очень умным ходом – при необходимости всегда можно найти короткий путь бегства: «Мам, я сейчас въезжаю под мост, надеюсь, связь не прерве...» Или более драматичный вариант: «Мама, на дороге перестрелка, в меня стреляют, мне надо спасаться...»
Татьяна приглушила громкость радио, собралась с духом и стала набирать номер.
– Алло?
Разумеется, мать ответила после первого же гудка, оставив Татьяне совсем мало времени на то, чтобы морально подготовиться. Первый дурной знак.
– Привет, мам.
– Алло? Кто это, я не слышу!
Старый трюк Джастин: притвориться, что она не слышит. Трюк был доведен до совершенства за годы, когда она пряталась от кредиторов. Дурной знак номер два.
– Мама, это Татьяна.
Татьяна заговорила громче: вдруг мать и правда не слышит? Не стоит обвинять ее без права на оправдание. – Кто?
У Татьяны мелькнула мысль повесить трубку, но потом она сообразила, что мать может определить, кто звонил, нажав несколько кнопок на своем телефоне. Она мысленно прокляла умника, придумавшего эту уловку.
– Не делай вид, что забыла мой голос, не так уж долго мы с тобой не разговаривали.
– Татьяна, это ты? Я тебя почти не слышу. «Неубедительно, совсем неубедительно. Даже Тори Валентайн сыграла бы лучше».
– А теперь слышно?
Ничего не изменилось, та же громкость, та же надежная связь.
– Да, теперь лучше. – Маленький спектакль окончен. К черту чувство вины! Тысяча один, тысяча два... – А я думала, ты теперь живешь большой голливудской жизнью и забыла семью. Чему обязана такой честью?
– Мама, ты могла бы не ждать моего звонка. Тебе надо купить современный телефон, ну, знаешь, в котором есть функция набора номера.
– Зачем мне звонить, когда у меня есть соседки, которые приносят мне вырезки из газет? У Алека Болдуина и Ким Бейсинджер была счастливая семья. Поздравляю, ты славно потрудилась.
– Мама, это не... – Татьяна резко затормозила, чтобы не врезаться в фургон «Федерал экспресс». По инерции ее бросило вперед, и телефон чуть не разбил ей губу. Она мысленно выругалась. – Алек и Ким разбежались давным-давно. Кроме того, по слухам, у меня был роман не с Алеком, а со Стивеном. Но и это полный бред, я с ним даже ни разу не виделась. Что касается Керра – это правда. Мы разводимся.
– Я знала, что ваш брак долго не продержится. С твоей стороны было большой глупостью за него выходить.
– Ах, мама, большое тебе спасибо за моральную поддержку, мне ее очень не хватало. Может, будешь звонить почаще?
Джастин усмехнулась, но ничего не сказала.
– У меня есть отличная новость. Я получила роль в фильме, в настоящем фильме, я буду играть с Грегом Тэппером.
– Попробую угадать. Они хотят, чтобы ты раздевалась?
– Ну, вообще-то там будет несколько сцен с обнаженкой, но...
– Очередное порно.
– Мама, я никогда не снималась в порно!
– По мне, если ты голая катаешься с парнем по постели и при этом работает кинокамера, это и есть порно.
– Что, у тебя недавно побывал религиозный проповедник?
– Порно, порно. Порно!
– Фильмы, в которых я снимаюсь, относятся к категории R. А если хочешь посмотреть настоящее порно, поройся в гараже в запасах кассет твоего второго мужа. Думаю, ты найдешь там коробку с надписью «Домашнее видео Лэнгфордов». Надпись несколько вводит в заблуждение, если, конечно, порнозвезда Рон Джереми не его брат.
Некоторое время Джастин молча переваривала услышанное. Татьяна вспомнила поездку домой на Рождество. Пытаясь снять с полки в гараже коробку с елочными игрушками, она нечаянно свалила на пол Недовы запасы кассет с порнухой.
– Хватит о Неде. Как поживает Кристин?
– Она совершенно несносна. Недавно ее на несколько дней исключили из школы за прогулы, она во время уроков ходила на ленч с парнем из колледжа.
Татьяна захихикала:
– Ну, от этого она еще не становится закоренелой преступницей. Ей всего семнадцать, в ее возрасте я тоже прогуливала уроки и встречалась с парнем из колледжа.
– Ты прогуливала школу с профессором из колледжа!
– Он был всего лишь аспирантом. – Пауза. – Хотя и преподавал английский первокурсникам.
Татьяна вспомнила Эдди Бона и улыбнулась. Он потрясающе целовался, они могли заниматься этим часами.
– Ты уж с ней полегче, ладно? Не представляю, каково быть семнадцатилетней в наше время. Теперь девушкам гораздо труднее, чем было нам. Помню, – мне иногда казалось, что я живу в какой-нибудь шекспировской трагедии, но сегодня... Боже, сегодня они, наверное, как будто снова и снова проживают первый час фильма «Спасти рядового Райана».
Джастин хмыкнула:
– Ну, раз уж ты так сочувствуешь Кристин, может, возьмешь ее на время пожить у тебя?
Татьяна замотала головой:
– Нет, мама, я вовсе не это имела в виду. Мне просто хотелось убедить тебя, что ее жизнь – не подростковая версия фильма «Омен».
– Думаешь, у тебя получится лучше?
– Мама, я не говорила...
– Что ты вообще знаешь о Кристин? Ты видишься с ней в лучшем случае раз в год.
Татьяна замолчала, чувствуя себя виноватой. Джастин познакомилась с Недом, финансовым менеджером склада подержанных (пардон, ранее бывших в употреблении) машин, когда Татьяна училась в выпускном классе средней школы. Кристин появилась на свет через год, Татьяна тогда работала моделью в Европе, а потом переселилась в Лос-Анджелес и стала актрисой. Строго говоря, Кристин она толком не знала. Они были единоутробными сестрами, но при этом совершенно чужими людьми. Впрочем, поскольку обе росли с Джастин, они по крайней мере де-факто были товарищами по несчастью.
– Ты пробыла матерью, наверное, целых пять минут, – сказала Джастин, – так что, конечно, уже можешь считаться экспертом в этой области.
– Близнецы здоровы, спасибо, что спросила, мама.
В идеальном мире доктор Джи слушала бы их разговор по дополнительной линии и выступала бы в роли посредника. Хотя, пожалуй, в идеальном мире Татьяна бы отложила этот звонок до другого раза, а сегодня отправилась бы за покупками в бутик Фреда Сигала.
– Насколько я понимаю, они все еще у тебя?
– Мама, это дети, а не свитера. Я не могу сдать их обратно в магазин и потребовать вернуть деньги.
– Ну почему ты все время умничаешь?
Татьяна вдруг вспомнила стратегический ход, который доктор Джи предлагала использовать, чтобы разрядить обстановку враждебности. Правда, этот конкретный разговор далеко вышел за границы враждебности и вступил в радиоактивную зону, но попытаться все равно стоило.
– Ладно, давай объявим перемирие и попытаемся мило побеседовать. – Татьяна глубоко вздохнула. – Расскажи, что интересного происходит сейчас в твоей жизни?
– Начинается очередная серия «Судьи Джуди». Татьяна сосредоточилась на своей задаче – нужно говорить оживленно и доброжелательно.
– Вот видишь, теперь мы разговариваем как нормальные люди. Я не видела ни одной серии, это твой любимый сериал?
– Они зачитывают первое дело. Мне нужно идти. Щелчок в трубке.
– Мама?
Тишина. Татьяна снова включила радио громче и забарабанила пальцами по рулю в такт песне Сантаны. И вдруг ее осенило. Джастин убежала не сериал смотреть, она бросилась прямиком в гараж и теперь роется в коробке с надписью «Домашнее видео Лэнгфордов».
Татьяна рассмеялась и всю дорогу до дома жала на газ.
Глава 11
Джек набрал запретный номер и усмехнулся. Пока Татьяна отвлеклась на Тори и Муки, он быстренько наклонился и собрал с пола все кусочки визитной карточки Констанс Энн до последнего. Маленькая головоломка плюс немного липкой ленты, немного игры в головоломки – и карточка готова.
Он следил за Итаном и Эверсон. Близнецы играли с пластмассовым игрушечным гаражом.
Время от времени Джеку приходилось вмешиваться и выступать в роли рефери, например, когда Эверсон вдруг решала, что Итан не должен трогать маленьких человечков, а это случалось примерно каждые пять минут. Сработал автоответчик.
Черт подери! Как назло именно тогда, когда он чувствовал себя совершенно неотразимым. Несмотря на разочарование, Джек все-таки решил оставить сообщение:
– Констанс Энн, это Джек. Джек Торп. Мы познакомились на Родео-драйв. Послушайте, я бы с удовольствием с вами встретился и поговорил о ваших тренировках... или о любых других потребностях, в которых я, на ваш взгляд, мог бы помочь. – Он засмеялся. – Это была шутка. Понимаю, шутка неудачная, но что поделаешь, я не очень хорошо умею общаться с этими аппаратами. Позвоните мне, меня можно найти в доме Татьяны. – Эверсон вдруг завопила что есть мочи. – Мне надо бежать!
Джек выключил телефон и принялся изображать врача, который лечит всяческие «бо-бо».
– Что случилось? – Джек старался говорить мягко и спокойно, он уже знал по опыту, что столкновения и падения пугают ребенка гораздо больше, если взрослый суетится и выказывает свою тревогу. Он погладил девочку по голове и почувствовал небольшую шишку.
– Ой, – прошептал Джек.
Он обнял Эверсон и быстро отпустил. Она немного успокоилась.
– Па... па. Джек замер.
– Все хорошо, Эв, Джек с тобой.
Эверсон замотала головой, выражая свое несогласие.
– Па... па.
Джек постарался срочно отвлечь ее внимание:
– Смотри-ка, вон та красивая леди, кажется, хочет прокатиться на пожарной машине.
К счастью, его уловка сработала, Эверсон отвлеклась. Джек глубоко вздохнул и мысленно спросил себя, почему он не предвидел такой поворот событий и, что еще важнее, не предугадал, как он может при этом себя почувствовать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39