Но именно тогда, когда мы думали, что дела идут так плохо, как и должны были быть, они стали еще хуже.
Однажды ближе к вечеру через несколько месяцев после того, как мы переехали в Ричмонд, мама пришла с работы раньше обычного. Я надеялась, что она принесет что-нибудь особенное нам на ужин. В тот день папа получил еженедельную зарплату, большая часть денег на предыдущую неделю уже была истрачена. Мы позволяли себе только раз или два в неделю поесть как следует, а теперь подъедали остатки. В животе у меня было пусто, так же, как у Джимми, но раньше, чем кто-нибудь из нас успел пожаловаться, дверь открылась и мы с удивлением увидели маму. Она остановилась, покачала головой и заплакала. Потом убежала в свою спальню.
– Мама, что случилось? – позвала я ее, но единственным ответом была захлопнутая дверь.
Мы с Джимми переглянулись, оба мы были испуганы. Я подошла к ее двери и негромко постучала.
– Мама?
Джимми встал рядом со мной и ждал.
– Мама, можно нам войти?
Я открыла дверь и заглянула.
Она лежала на кровати вниз лицом, ее плечи вздрагивали. Мы тихонько вошли, Джимми рядом со мной. Я села на кровать и положила руку ей на плечо.
– Мама?
Наконец она перестала рыдать и повернулась к нам.
– Ты потеряла работу, мама? – спросил Джимми.
– Нет, дело не в этом, Джимми. – Она села и вытерла слезы. – Хотя я больше не хочу оставаться на этой работе.
– Тогда в чем дело, мама? Скажи нам, – попросила я.
Она шмыгнула носом, откинула назад волосы и взяла наши руки в свои.
– У вас будет братик или сестричка, – объявила она.
У меня перестало стучать сердце. Глаза Джимми расширились, и он разинул рот.
– Это моя вина. Я все не обращала и не обращала внимания на признаки. Я никогда не думала, что забеременею, потому что после Дон уже не имела детей. Сегодня я пошла к врачу, и оказалось, что у меня беременность немного больше четырех месяцев. Теперь у нас будет еще один ребенок, и я не смогу работать, – она снова начала плакать.
– О, мама, не плачь. – Мысль еще об одном рте, который надо кормить, черной тенью легла на мое сердце. Как мы сможем управиться с этим? У нас и так ни на что не хватало.
Я взглянула на Джимми, подталкивая его сказать что-нибудь успокаивающее, но он выглядел ошеломленным и злым. Он просто стоял и смотрел.
– А папа уже знает? – спросил он.
– Нет, – сказала она и тяжело перевела дыхание. – Я слишком стара и слишком устала, чтобы иметь еще одного ребенка, – прошептала она и покачала головой.
– Ты злишься на меня, Джимми? – спросила мама. Он был такой мрачный, что я хотела ударить его.
– Нет, мама, я не злюсь на тебя. Это не твоя вина. – Джимми взглянул на меня, и я поняла, что он осуждает папу.
– Тогда обними меня, я так нуждаюсь сейчас в этом.
Джимми отвел взгляд в сторону и наклонился к маме, он обнял ее и пробормотал, что ему нужно где-то быть, и поспешил уйти.
– Ты должна прилечь и отдохнуть, мама, – сказала я, – а обед у меня уже почти готов.
– Обед. Что у нас есть из еды? Я хотела придумать что-нибудь сегодня вечером, попытаться получить хоть что-то в бакалее на счет, но с этой беременностью о еде забыла и думать.
– Мы все сделаем, мама, – сказала я, – папа сегодня получает зарплату, так что завтра мы поедим как следует.
– Мне очень жаль, Дон, – лицо у нее сморщилось, вот-вот она снова готова была заплакать. – Джимми совсем вне себя. Я вижу это по его глазам. У него характер Ормана.
– Он просто удивлен, мама. Я позабочусь об обеде, – повторила я, вышла из спальни и закрыла тихо за собой дверь. Мои руки дрожали.
Малыш, маленький братик или сестренка! А где младенец будет спать? Как мама сможет ухаживать за ним? Если она не сможет работать, у нас будет денег еще меньше. Разве взрослые не планируют такие вещи? Как могли они позволить случиться этому?
Я вышла из дома, Джимми гонял по аллее резиновый мяч. Была середина апреля, уже было не холодно, даже вечером. На небе уже появились звезды. На углу зажглись неоновые огни над входом в «Бар и гриль»
Фрэнки. Иногда по дороге домой в жаркий день папа задерживался здесь, чтобы выпить холодного пива. Когда дверь отворялась и захлопывалась, оттуда доносились звуки смеха и музыкального автомата. Тротуар всегда был замусорен бумагой, конфетными обертками и прочим мусором, который ветер разносил из переполненных мусорных урн. В переулке вопили кошки. Какой-то мужчина осыпал ругательствами другого мужчину, высунувшегося из окна второго этажа в квартале к югу от нас. А тот лишь смеялся над ним.
Я повернулась к Джимми. Он был сжат словно кулак и выплескивал свою ярость ударами по мячу.
– Джимми? – Он не ответил мне. – Джимми, ты же не хочешь, чтобы мама чувствовала себя еще хуже. Не так ли?
Он поймал мяч в воздухе и повернулся ко мне.
– Ну зачем притворяться, Дон? Мы определенно не можем позволить себе еще одного ребенка. Посмотри, что мы будем есть на обед сегодня вечером.
Я поперхнулась. Его слова были, как холодный дождь.
– Мы не можем даже набрать детского приданого новому младенцу, – продолжал он, – нам предстоит купить ему одежду, пеленки и колыбель. И младенцы нуждаются во всяких присыпках и лосьонах, разве не так?
– Да, но…
– Так почему же папа не подумал обо всем этом? Он все просвистывает и пробалтывает со своими дружками, которые толкутся вокруг гаража, словно он пуп земли, а тут – вот теперь, – он сделал жест в сторону нашего дома.
«Почему же папа не подумал об этом?» – размышляла я. Я слышала о девочках, которые гуляли вовсю и становились беременными, но это потому, что они были девочки и многого не знали.
– Я думаю, это случилось нечаянно, – сказала я.
– Это не происходит просто так, Дон. Женщина не может просто проснуться однажды утром и обнаружить, что она беременна.
– А родители не планируют это?
Он взглянул на меня и покачал головой.
– Возможно, папа просто пришел однажды вечером пьяным и…
– И что?
– О, Дон! Они сделали ребенка, только и всего.
– И не поняли, что сделали?
– Ну, если они не каждый раз делают ребенка… Тебе следует спросить маму об этом. Я не знаю все детали, – быстро сказал он, но я понимала, что он знает. – Дома начнется черт знает что, когда папа придет домой, Дон, – прошептал Джимми, когда мы вернулись с улицы. Меня от его голоса пробрал озноб. Сердце забилось от плохих предчувствий.
Чаще всего, когда неприятности начинали сыпаться на нас, как снег, папа принимал решение паковаться и уезжать, но от этого мы не могли уехать. Поскольку ужин всегда готовила я, я понимала лучше, чем кто-либо иной, что у нас нет ничего, что можно было бы выкроить для малыша. Ни цента, ни крошки.
Когда папа в тот вечер пришел с работы, он выглядел более усталым, чем обычно, руки его были очень грязными.
– Я должен был достать трансмиссию из автомобиля и отремонтировать ее за один день, – объяснил он, не понимая, почему я и Джимми смотрим на него так странно. – Что-то случилось?
– Орман, – позвала мама, и папа поспешил в спальню.
Я занялась ужином, но сердце мое билось так сильно, что я едва могла дышать. Джимми подошел к окну, выходившему на северную часть улицы, и застыл у него словно статуя. Мы слышали, как мама снова заплакала. Через некоторое время она успокоилась, появился папа. Джимми в ожидании повернулся.
– Что ж, вы оба уже знаете, я полагаю, – он покачал головой и оглянулся на закрытую дверь за собой.
– Что будем предпринимать? – спросил Джимми.
– Не знаю, – сказал папа. Глаза его потемнели, лицо стало приобретать то самое дикое выражение, губы искривились в уголках, сквозь них сверкали белые зубы. Он запустил пальцы в волосы и несколько раз глубоко передохнул.
Джимми шлепнулся на кухонный стул.
– Другие люди детей планируют, – пробормотал он. Папа сверкнул глазами. Я не могла поверить, что Джимми сказал это. Он знал папин характер, но мама говорила, что и у Джимми такой же. Иногда они были похожи на двух быков, разделяемых красным флагом.
– Не умничай, – буркнул папа и направился к двери.
– Куда ты собрался, папа? – спросила я.
– Я должен подумать, – сказал он. – Ужинайте без меня.
Шаги отца, доносившиеся из коридора, выдавали его ярость и растерянность.
– Он сказал: ужинайте без меня, фыркнул Джимми. – Овсянку и горох.
– Он пошел к Фрэнки, – предположила я. Джимми кивнул в знак согласия и откинулся на стуле, угрюмо глядя в свою тарелку.
– Где Орман? – спросила мама, выходя из своей спальни.
– Он пошел подумать, мама, – сказал Джимми. – Возможно, пытается прийти к какому-то решению и нуждается в том, чтобы побыть в одиночестве, – добавил он, надеясь облегчить ее состояние.
– Мне не нравится, что он ушел вот так, – пожаловалась мама, – это никогда не кончается добром. Тебе надо пойти и присмотреть за ним, Джимми.
– Присмотреть за ним? Я так не думаю, мама. Ему не нравится, когда я так делаю. Давайте поедим и подождем его возвращения.
Мама не была этим довольна, но села за стол, и я подала ей овсянку и горох. А добавила ей соли и немного жира от бекона, который сэкономила.
– Сожалею, что не смогла достать для нас чего-нибудь еще, – извиняющимся голосом сказала мама. – Но, Дон, золотце, ты просто замечательно приготовила это. Это вкусно. Разве не так, Джимми?
Он посмотрел поверх своей тарелки. Я поняла, что он ничего не слышал. Джимми мог погружаться в свои собственные мысли часами, и часами никто не донимал его, особенно если он бывал расстроен.
– А? Что? Ах, да, это хорошо.
После ужина мама слушала радио и читала старые журналы, которые приносила из мотеля. Каждый раз, услышав хлопанье двери или звук шагов, мы ожидали прихода папы. Но становилось все позднее и позднее, а он все не появлялся.
Я наблюдала за мамой. Лицо ее было печальным. Наконец она встала и объявила, что идет спать. Она глубоко вздохнула, прижав руки к груди, и направилась в свою спальню.
– Я тоже устал, – сказал Джимми и пошел в ванную готовиться ко сну. Я начала разбирать софу, но потом остановилась, подумав о маме, лежащей в своей постели, расстроенной и напуганной. Я открыла дверь тихонько и пошла искать папу.
Я колебалась возле дверей «Бара и гриля» Фрэнки. Я никогда не была в баре. Моя рука дрожала, когда я протянула ее к ручке двери, но, прежде чем я успела нажать, она распахнулась настежь, на пороге появилась бледная женщина со слишком густым слоем губной помады и румян на лице. Из угла ее рта свисала сигарета. Завидев меня, она задержалась и улыбнулась. Я заметила, что у нее не хватает зубов.
– Что ты здесь делаешь, милая? Здесь не место для таких молоденьких, как ты.
– Я ищу Ормана Лонгчэмпа, – ответила я.
– Никогда не слышала о таком, – сказала она. – Не оставайся здесь долго, милая. Это не место для детей, – добавила она и прошла мимо меня, обдав запахом сигарет и пива. Я смотрела некоторое время ей вслед, а затем вступила в заведение Фрэнки.
Я заглядывала сюда однажды на мгновение, когда кто-то открывал дверь, и знала, что справа была длинная стойка с зеркалами и полками, заставленными бутылками с напитками. Я видела вентиляторы под потолком и опилки на грязном досчатом полу. Но я никогда не видела столики с левой стороны.
Двое мужчин в конце стойки обернулись, когда я вошла. Один из них улыбнулся. Бармен, лысый коротышка, прислонился к стене, скрестив на груди руки.
– Что ты хочешь? – спросил он, перегнувшись через стойку.
– Я ищу Ормана Лонгчэмпа, – сказала я. – Я думала, что он здесь.
Я одним взглядом обежала стойку, но не увидела его.
– Он поступил в армию, – саркастически заметил кто-то.
– Заткнись, – прервал его бармен. Потом снова обернулся ко мне.
– Он вон там, – сказал он и кивнул головой на столики с левой стороны.
Я взглянула туда и увидела папу, привалившегося к столу. Но я боялась зайти дальше в бар.
– Разбуди его и забери домой, – посоветовал бармен.
Некоторые из мужчин за стойкой повернулись, чтобы посмотреть на меня, словно это было какое-то вечернее представление.
– Пропустите ее, – скомандовал бармен.
Я прошла между столиками к папе. Он положил голову на руки. На столе стояли пять пустых бутылок из-под пива и одна недопитая.
– Папа, – тихо позвала я. Он не шелохнулся. Я обернулась на стойку и увидела, что мужчины потеряли к этому интерес. – Папа, – повторила я громче. Он шевельнулся, но не поднял головы. Я тронула его осторожно за руку. – Папа, – он вздрогнул и медленно поднял голову.
– Чего?
– Папа, пожалуйста, пойдем домой, – сказала я. Он протер глаза и взглянул на меня.
– Чего… Что ты тут делаешь, Дон? – спросил он.
– Мама уже легла в постель, но я знаю, что она не спит и ждет тебя, папа.
– Ты не должна была приходить в такое место, – резко проговорил он, так что я вздрогнула.
– Я и не хотела приходить, папа, но…
– Ладно, ладно. Полагаю, я ничего путного не в состоянии сделать в эти дни, – добавил он, покачивая головой.
– Пойдем домой, папа. Все будет хорошо!
– Да, да, – он уставился на свое пиво, а потом оттолкнул его от себя по столу. – Я должен увести тебя отсюда. Тебе не следует здесь находиться. – Он попробовал подняться, но тяжело рухнул на место.
Папа снова и снова разглядывал бутылки из-под пива, затем вытащил из кармана деньги, быстро пересчитал их и покачал головой.
– Потерял контроль за тем, что я тратил, – сказал он больше себе, чем мне, но от его слов озноб пробежал у меня по спине.
– Сколько ты потратил, папа?
– Слишком много, – простонал он. – Боюсь, мы не сможем хорошо питаться эту неделю, – закончил он. Он снова оттолкнулся от стола и поднялся. – Пошли, – сказал он. Папа не мог идти прямо, пока мы не достигли двери.
– Выспись как следует! – крикнул ему один из мужчин за стойкой.
Папа открыл дверь, и мы вышли. Никогда я не была так рада свежему воздуху, как сейчас. От запаха в баре меня мутило. «Почему папе вообще нужно было ходить туда и проводить там так много времени?» – размышляла я. Папа тоже обрадовался свежему воздуху и сделал несколько глубоких вдохов.
– Мне нравится, что ты пошла в такое заведение, как это, – сказал он. Неожиданно он остановился и посмотрел на меня, качая головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43