Гарольд Роббинс: «Парк-авеню 79»

Гарольд Роббинс
Парк-авеню 79



OCR Денис
«Гарольд Роббинс. Парк-авеню 79»: АСТ;
Оригинал: harold Robbins,
“Never Leave Me”

Перевод: А. Герасимов
Гарольд РоббинсПарк-авеню 79 «... стали уходить один за другим, начиная от старших до последних, и остался один Иисус и женщина, стоящая посреди. Иисус, восклонившись..., сказал ей: женщина! где твои обвинители? никто не осудил тебя? Она отвечала: никто. Господи! Иисус сказал ей: и Я не осуждаю тебя...» Евангелие от Иоанна, глава 8. «Park Avenue» 1955, перевод Т. Оболенской, Д. ФроловаЭта книга от начала до конца является продуктом творческой фантазии автора. Описанные в ней обстоятельства, связанные с азартными играми и проституцией, а также указанные события не имеют фактической основы. Все персонажи вымышлены, и если имя кого-то из них принадлежит реальному человеку, то это результат чистого совпадения.Для более наглядного обозначения временных рамок вскользь упоминаются такие видные деятели, как окружной прокурор Томас Е. Дьюи, но никто из них никоим образом не участвует в действии романа. Штат Нью-Йорк против Мэриен Флад Я свернул на стоянку около Криминального суда и не успел заглушить мотор, как служитель распахнул дверцу. Столь почтительное внимание с его стороны было для меня новостью. Я взял с заднего сиденья папку и не спеша вышел.— Прекрасный сегодня день, мистер Кейес!Над городом висело низкое декабрьское небо. Да, для любителей плохой погоды, к которым, впрочем, я никогда не относился, день действительно прекрасен: серый и промозглый.— Верно, Джерри.На мой рассеянный кивок он многозначительно улыбнулся. Все ясно: о том, что мне поручено вести процесс, здесь знают все, даже сторожа автостоянки. В этом разгадка необычайной услужливости старины Джерри.Я пересек улицу и направился к зданию суда.Интересно, кто им сообщил? Шеф получил мое согласие всего двадцать минут назад в госпитале, куда он угодил совершенно неожиданно для себя и всех нас.Я стоял возле его постели и старался не смотреть в серое, искаженное болью лицо.Некоторое время Старик молчал, потом от белых подушек до меня долетел шепот:— Ты все сделаешь сам. Все...Я покачал головой.— Нет, Джон. Извините. Не могу.Он прошептал с каким-то жутковатым присвистом:— Почему?— Вам известна причина.Подыскивая слова, я сделал короткую паузу и постарался ответить как можно тверже:— У вас много помощников. Отдайте дело кому-нибудь из них. На мне свет клином не сошелся.Шеф нетерпеливо поморщился и снова открыл рот для шепота, но вместо этого пронзительно засвистел:— Сошелся! Представь, именно на тебе. Все они — лизоблюды. Служат не закону, а этим выскочкам... политиканам.Сам знаешь, их мне силком навязали. Засунули прямо в глотку. А ты... Только тебе я могу доверить дело.Я знал, что все это — неправда, но спорить не стал. Вот уже много лет наша команда не ввязывалась ни в какие политические игры. Традиция повелась с тех времен, когда окружным прокурором был Том Дьюи. Если кто и грешил амбициями такого рода, так это он сам, мой теперешний шеф — окружной прокурор Джон Девитт Джексон.Джон смотрел на меня неподвижным тяжелым взглядом.— Помнишь нашу первую встречу? Ко мне пришел молоденький полицейский, совсем зеленый мальчишка с дипломом об окончании юридического факультета в руке. Меня тогда поразили две вещи: странное имя Миллард Кейес и башмаки на толстенной подошве. Когда ты открыл рот, чтобы попроситься на службу, язык словно прилип к горлу. Я спросил: «Почему именно ко мне?» Помнишь свой ответ? Ну?Конечно же, я прекрасно помнил тот день. Мне пришло в голову для большей солидности назваться своим полным именем Миллард вместо привычного — Майк. Я помнил все до мельчайших подробностей, но промолчал.Шеф тяжело оторвал голову от подушки:— Забыл? Могу напомнить. Ты сказал: «Мистер Джексон, для меня закон имеет только одну сторону». Я поверил и взял тебя. А теперь хочешь отсидеться в кустах, бросаешь меня...— Джон, я не бросаю вас, но именно это дело взять не могу. Я отказался от него с самого начала и, согласитесь, имею на то достаточно серьезные мотивы. Боюсь, что в такой ситуации не смогу честно выполнить свой долг перед вами.— Я никогда в тебе не сомневался: ни тогда, ни теперь. Тут он удрученно вздохнул и отвернулся:— Черт бы побрал проклятый аппендицит! Не мог подождать несколько недель.Глядя на этот спектакль, я невольно улыбнулся. Да, Старику хитрости не занимать. Чтобы уговорить меня, он был готов на любые уловки. Шел напролом. Мне не оставалось ничего, как выказать некую долю участия:— Ничего не поделаешь, Джон. Доктор считает, что на этот раз лед не поможет. Необходима операция.Он уныло кивнул:— Да, вот такие теперь доктора... Операция, да еще перед самым важным процессом во всей моей карьере!Я знал, что имеет в виду шеф. Через несколько месяцев по всему штату приступят к работе крепкие парни из команд кандидатов в губернаторы. Когда они, наконец, откроют в своих душных комнатах окна и свежий ветер выдует табачный дым и алкогольный перегар, будет назван новый избранник народа. Этот судебный процесс был козырной картой моего шефа. Он подготовил и выложил ее ни рано, чтобы нашумевшее дело не успело забыться, ни поздно, ибо для формирования общественного мнения необходимо некоторое время.Сегодня Старик испугался: блестяще задуманный план мог провалиться, а процесс — стать козырем в чужих руках.Этого он допустить не мог.Шеф измерил грустным взглядом длину своей больничной кровати и посмотрел мне прямо в глаза.— Майк... Послушай, Майк. Ты всегда выделялся среди них, и я гордился тобой, как своим сыном. Понимаешь, ты был моей единственной надеждой во всей нашей вонючей конторе, моим любимым мальчиком. Я уже не молод, и эти выборы — единственный шанс. Другого не будет. Я надеюсь на победу, но готов к неудаче и переживу ее спокойно. Значит, такова воля божья.Старик передернул плечами под белой больничной рубашкой и ненадолго замолчал, а когда заговорил снова, от немощного шепота не осталось и следа. Своим обычным голосом он твердо чеканил слова:— Но я не желаю, чтобы всякие шустряки, всякие проходимцы и сукины дети влезли по лестнице, которую я построил своим горбом!Некоторое время мы смотрели друг на друга.Старик не выдержал:— Майк, прошу тебя. Иди в суд вместо меня.Я молчал. Он почти умолял:— Даю тебе полную свободу выбора. Ты — хозяин. Если хочешь, попроси суд о снятии обвинения за недостаточностью улик. Выстави меня идиотом перед всеми этими гнусными писаками — плевать я на них хотел. Делай все, что сочтешь нужным, лишь бы ни один мерзавец не пролез по моим костям.Я тяжело вздохнул, поскольку понял, что дальнейшее сопротивление бессмысленно. Искренности в словах шефа было не больше, чем в любой хорошо сыгранной роли, но для меня это ничего не меняло. Я знал прижимистость, деспотизм, хитрость Старика, но любил его вместе со всеми недостатками. Он понял, что выиграл, и улыбнулся:— Ты сделаешь это, Майк? Для меня...Я опустил голову:— Да, Джон.Шеф сунул руку под подушку, вытащил оттуда листки — заметки по делу и заговорил будничным тоном, словно беседа происходила не в больнице, а в его кабинете:— Так, присяжные... Обрати внимание на номер три...Дослушать до конца не было сил.— Знаю. Читал его досье.Я пошел к двери и уже с порога обернулся:— Не забудьте, Джон, вы дали мне полную свободу.К зданию криминального суда ведет длинная лестница, но мне удалось беспрепятственно поставить ногу лишь на ее нижнюю ступеньку. В ту же секунду я оказался в центре галдящей толпы репортеров. Они тоже знали. По-видимому, Старик схватил телефонную трубку, едва за мной закрылась дверь палаты.— Мистер Кейс, нам стало известно, что вместо окружного прокурора процесс будете вести вы. Так ли это?Вот уж кому я ни за что не отвечу! Ненавижу людей, называющих меня «Кейсом». Моя фамилия — Кейес. Неужели так трудно запомнить? Со спокойной улыбкой на лице я продолжал молча пробиваться вверх. Вдогонку летел град вопросов. У входа пришлось остановиться.— Привет, ребята! Дайте отдышаться. Вы же знаете, что я вернулся из отпуска только сегодня утром.Толпа не унималась.— Господин Кейес, говорят, будто окружной прокурор поехал в госпиталь лишь после того, как вызвал вас телеграммой. Чем объясняется его поступок?Тут наконец мне удалось проскользнуть в крутящуюся дверь и оторваться от преследователей. В холле я повернул направо и почти пробежал мимо пресс-центра суда, но и здесь меня поджидала засада. Запрыгали фотоблицы. Пришлось прибавить ходу, следом неслись газетчики.К лифту мы подбежали одновременно.— Джентльмены, хочу сообщить, что к полуденному перерыву будет подготовлено заявление для прессы. После этого я постараюсь держать вас в курсе дел и отвечать на все вопросы... по мере сил. Но сейчас мне необходимо собраться с мыслями, и потому я прошу предоставить такую возможность. Джентльмены, я рассчитываю на ваше понимание, ибо оно — залог нашего плодотворного сотрудничества.Эти слова потонули в шуме — репортерская банда готовилась штурмовать лифт. Я успел нырнуть в него как раз вовремя, дверцы захлопнулись и кабинка взлетела на седьмой этаж.В конце длинного коридора возле двери моего кабинета маячила фигура Джоэла Рейдера — одного из тех, о ком так нелестно отозвался Старик. В характере Рейдера удачно сочетались способности и завидное упорство. Он был всего несколькими годами старше меня, но чудовищно честолюбив.Джоэл протянул руку:— Здравствуй, Майк. Удачи тебе.Я ответил рукопожатием.— Спасибо, Джоэл. Сегодня удача нужна, как никогда.Мы вошли в кабинет.— Как Старик?Я попытался улыбнуться, однако помимо воли губы сложились в кривую ухмылку.— Ты ведь знаешь его — вечно ноет и жалуется.Джоэл расхохотался:— Майк, ты не застал главного! Когда доктор сообщил ему диагноз, мы думали, что Старик от ярости свернет бедняге шею. Умора, да и только!— Представляю.Я швырнул пальто и шляпу на деревянную скамью рядом со столом, устало сел и посмотрел Джоэлу прямо в лицо.— Я не хотел перебегать тебе дорогу, Джоэл.Он через силу улыбнулся:— Не бери в голову, Майк... Ты никому ничего не перебежал. Раз вы со Стариком вдвоем раскрутили это Дело, кому его вести, как не тебе? Я ведь все понимаю...Я тоже все понимаю. С одной стороны, Джоэл был бы не прочь оказаться на моем месте, а, значит, в газетных заголовках. С другой, он не любил рисковать и играл только наверняка. Сегодняшний процесс как раз из таких, в которые Рейдер предпочитал не влезать.— Джоэл, а где Алекс?Алекс Картер вместе с Джоэлом помогал Старику на судебных заседаниях.Джоэл пожал плечами:— Ты что, не знаешь, где сейчас Алекс? Но он оставил тебе кое-какие бумаги. Посмотри.Посредине стола аккуратной стопкой лежали листки с записями Старика.Я, конечно, же знал, где Алекс Картер — в туалете. Там он проводил многие часы перед началом каждого суда, и причиной этой странности являлись необыкновенно нервные, если не сказать — истеричные почки. Самое же загадочное состояло в том, что с началом заседаний мочеизнурение резко прекращалось, и даже очень долгий процесс Алекс высиживал без малейших затруднений.Сейчас мне было не до Картера с его почками и вообще не до кого. Я хотел остаться один.Джоэл понял это без слов и, не дожидаясь моей просьбы (его больное самолюбие не могло допустить такого унижения), бросил уже от двери:— Майк, я буду у себя. Если тебе понадобится помощь, имей это в виду.— Спасибо, Джоэл.Я проводил его взглядом, быстро закурил и взял бумаги. Сверху лежало обвинительное заключение. Перед глазами запрыгали жирные черные буквы:«Народ штата Нью-Йорк против Мэриен Флад, обвиняемой».Внезапно в сердце ударила резкая боль. Вот она, страшная минута. Все разом куда-то ушло. Пустота... Осталось только судебное дело, с которым мне предстояло прожить несколько недель, дело по обвинению Мэриен Флад.Как я казнил себя за то, что поддался на уговоры Старика! Боль сидела в груди, словно прочно вбитый гвоздь.До начала заседания оставалось совсем немного времени и мне его с трудом хватило бы на обдумывание кое-каких деталей процесса, но в голове было другое... Я как будто вернулся в день нашей первой встречи.Иногда мне кажется, что с той поры прошло сто лет, но на самом деле я увидел Марию не так давно — летом 1935 года.То было тревожное время. Свирепствовала безработица. Изнурительный июльский зной словно сгущал ядовитую атмосферу озлобленности и страха.Отца постигла участь многих — он потерял место, а найденная после долгих мытарств должность управляющего домами всего за два года состарила его и изменила до неузнаваемости.Чтобы помочь семье, мне приходилось подрабатывать в газетном киоске на перекрестке 86-ой улицы и Лексинггон Авеню. Там я один раз в неделю с девяти вечера субботы до десяти тридцати следующего утра комплектовал воскресные многостраничные номера.Мне уже шел семнадцатый год, но я был послушным сыном и, стараясь не огорчать свою набожную маму, посещал утренние воскресные службы в церкви Святого Августина, что неподалеку от нашего дома.Тот день начался как обычно. Закончив работу, я едва успел к началу мессы, прокрался на задний ряд и мгновенно заснул. Сладкий сон был прерван решительным толчком в бок.Не разлепляя век, я вяло подвинулся, освободив опоздавшим край скамьи, но от второго толчка все же открыл глаза.В начале ряда топтались две женщины — наверное, им мешали пройти мои ноги. Пришлось поджать колени.Старшая почти не задержалась в сознании — тусклые серые, точно запыленные волосы, блеклое унылое лицо. Невнятно бормоча какие-то извинения, она протиснулась мимо меня и тяжело опустилась на скамью. В общем, эта неинтересная увядшая женщина не заслуживала и капли внимания, но ее дочь... Мое сердце оборвалось.В этой девушке поражало все: тяжелые, тускло мерцающие золотистые волосы, растянутый в полуулыбке яркий рот с изящно очерченными губами и прекрасными зубами, высокие нежные скулы, подведенные коричневым карандашом веки и даже тонкий прямой носик с широковатыми ноздрями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36