— Нам надо поговорить.— Я думала, мы и так разговариваем, — заметила она.— О той ночи, — уточнил он.На лице Шайлер ничего не отразилось. Но Трейса это не сбило с толку.— О ночи, когда мы встретились в беседке.— А что было той ночью?— Мы целовались.— Ну да.Трейс подошел на шаг ближе.— Знаешь, что особенно завораживает в поцелуях?Шайлер отрицательно помотала головой.— Они никогда не повторяются.Она коснулась рукой шеи.— Вообще-то я никогда не думала о поцелуях с этой точки зрения. Но возможно, ты прав.— Конечно, я прав. — Он придвинулся еще ближе. — Разве наш первый поцелуй не отличался от второго, третьего или четвертого?— Мы целовались всего однажды.Трейс негромко поцокал языком.— Это не совсем так.— Разве?— Возможно, мы целовались только однажды, но зато несколько раз.Шайлер тяжело сглотнула.— Я бы не сказала.— А я — да. — Он помолчал. — У меня есть теория. Хочешь узнать, в чем она заключается?— Думаю, ты ее изложишь независимо от моего желания, — произнесла она с едва заметной улыбкой.Трейс не обратил внимания на ее попытку обратить их разговор в шутку.— Я считаю, что самая распространенная ошибка, которую совершают и мужчины, и женщины, состоит в том, что они смешивают воздействие самого поцелуя с сопутствующими ему обстоятельствами. Они с легкостью поддаются очарованию романтической обстановки — на них влияют красота сада, тихая музыка, играющая в отдалении, аромат цветов в воздухе.— Лунный свет, — добавила Шайлер.— Лунный свет, — повторил он. — Но есть простой тест, позволяющий избавиться от иллюзий.— Тест?Трейс оставил ее вопрос без внимания.— Как ты думаешь, в чем разница между дневными и ночными поцелуями?— В количестве света?— Я говорю об ощущениях.Шайлер в задумчивости посмотрела на него:— Если говорить в целом, то ночью люди становятся менее сдержанными.— Ценное наблюдение. — Он, в свою очередь, тоже пристально посмотрел на нее — Что-нибудь еще?Шайлер поднесла руку, в которой она держала шарфик, к груди и прижала ее к сердцу, словно ожидая защиты от шарфика.— Ну, еще большинство людей становятся более раскованными.— Тоже верное наблюдение.— В ночи есть что-то чувственное, обольстительное, эротичное.— Как раз это я и имел в виду. Она вдохнула и тут же выдохнула.— А в чем заключается твой простой тест?Трейс сократил расстояние между ними до минимума.— Надо поцеловаться в наиболее неромантичной обстановке, какую только можно себе представить. Среди бела дня. — Шайлер подозрительно прищурилась. — А иначе как узнать, что это не было воздействием сада, музыки, аромата цветов…— Лунного света? — подхватила она.— Точно. Дело в лунном свете или в нас самих?Шайлер выпрямилась.— У вас, сэр, изощренный и коварный ум.Трейс прикинулся оскорбленным.Она поинтересовалась:— Ты всегда выигрываешь свои дела при помощи подобных доводов?Он ушел от прямого ответа:— Я мало участвую в судебных разбирательствах.Она продолжала упорствовать:— Но когда участвуешь, ты обычно выигрываешь?Сейчас было не время скромничать или лгать.— Всегда.— Я так и думала.Трейс улыбнулся:— Ну что, перейдем к тесту?Шайлер сжимала шарф уже с меньшим напряжением.— Наверное, я и сама хотела бы узнать, что произошло той ночью.— Есть только один способ выяснить это, — настаивал он.Долю секунды Шайлер колебалась. Затем сделала шаг ему навстречу, бормоча себе под нос:— Разве не любопытство сгубило кошку?..— Поверь мне, удовлетворив его, она спаслась.Сначала они хотели удовлетворить лишь свое любопытство — и Трейс, и она сама. В конце концов, у нее и правда были сомнения насчет той ночи в беседке и своей реакции на его поцелуй.Шайлер хотела проверить и еще одну вещь, о чем Трейс, конечно же, не догадывался. Джонни целовал ее днем, и, хотя его поцелуй был приятен, сладостен и свеж, в этот раз в ней ничто не шевельнулось.«Хотя эпитет „приятный“, — решила Шайлер, — весьма сомнительный комплимент поцелую мужчины».Зависела ли ее реакция на поцелуй Трейса от стечения обстоятельств? Было ли то воздействием прохладной ночи — в конце концов, она тогда промерзла до костей, — или же звезд над головой, или аромата росы на траве, или запаха весенних цветов?Ночью цветы благоухают совсем по-другому. Почему же поцелуй мужчины тоже не может меняться с наступлением темноты?С одной стороны, нет смысла в возрасте тридцати лет, ну, или почти тридцати — ее день рождения будет в конце лета, — доискиваться причины страсти, охватившей ее в объятиях постороннего мужчины.С другой стороны, Шайлер чувствовала, что когда дело касается страсти, то такие понятия, как здравый смысл и логика, не имеют большого значения.Еще минуту назад она стояла в чулане Коры, наблюдая, как Трейс подходит все ближе и ближе, и размышляла, что означает загадочное выражение на его лице. А уже в следующее мгновение он целовал ее. И она поцеловала его в ответ.Это было как день и ночь.Шайлер убедилась, что ей нравится его запах, вкус его губ, касающихся ее губ то тут, то там, вначале лишь слегка, а затем сильнее, гораздо сильнее.Ей нравилось ощущать себя в его объятиях. Нравились чувствовавшаяся в нем сила, прикосновение его руки, которую он держал у нее на затылке.Нравилось ощущать соприкосновение их тел, когда ее грудь плотно прижималась к его груди, ее бедра — к его мускулистым ногам.Ей нравилось и то, что она, вне всяких сомнений, его волнует. Что он хочет ее. Что она хочет его. Что происходящее между ними безумие так чудесно и при этом, безусловно, взаимно.Сначала Трейс лишь касался ее кончиком языка, затем стал проникать все дальше, дальше и дальше в глубь ее рта, пока она не перестала понимать, кто из них дающий, а кто берущий.Он жадно впился в нее губами, зубами и языком. Она чувствовала себя выпитой до дна, почти поглощенной им, словно стала частью его плоти и даже крови И она охотно, с неистовой страстью, безрассудно растворялась в нем.Он погладил ее волосы, и Шайлер не могла бы с уверенностью сказать, произнес ли он слово «шелк» вслух или она просто прочла его мысли.Трейс обнимал ее плечи, касался ее рук, талии, бедер, ягодиц, стремясь прильнуть к ней как можно сильнее, притягивая ее все ближе, требуя, чтобы она плотнее прижалась к нему. Затем он приподнял ее и развел ее бедра.Их разделяла только ткань его белья и джинсов, ее тонкие брючки и еще более тонкие трусики. Шайлер слышала биение сердца Трейса, ощущала его желание, чувствовала его страсть. И свою — тоже.Она услышала, как он произнес ее имя — раньше никто так его не произносил: нежно, сильно, выразительно, страстно — словно в одном слове слились и вопрос, и ответ. И этим словом было ее имя — «Шайлер».Трейс понял, что ему совсем не важно, день на дворе или ночь. Целуя Шайлер, он вспыхивал, словно сухая лучина, к которой подносят спичку. И Шайлер тоже — вместе с ним.Самоконтроль, здравый смысл, рассудок и даже его обычная осторожность — все исчезло в единый миг, тот самый, когда он прикоснулся губами к ее губам.Ирония судьбы. Нет, это больше похоже на странную шутку, которую он сам ненамеренно сыграл с собой: когда дело касается этой женщины, он перестает держать себя в руках.Он услышал звук ее имени, произнесенного голосом, совершенно не похожим на его:— Шайлер.— Трейс, — прошептала она в ответ.Не важно, что она говорит, важно, что она делает с ним. Шайлер выпустила из рук шарф, который до этих пор создавал между ними тончайшую преграду. Незамеченный, он упал к ее ногам. Потянувшись, она обвила его шею руками. Ее прикосновение показалось ему таким прохладным на его разгоряченном теле.Трейс жаждал ее прикосновения. Желал его. Но ему хотелось больше, чем ощущать невинную ласку ее рук у себя на шее и в волосах или чувствовать, как ее легчайшее дыхание касается его слуха. Он хотел, чтобы она коснулась его тела.— Шайлер, — выдохнул он, — дотронься до меня.— Я и так касаюсь тебя, — прошептала она.Он слегка отклонился, долгим пристальным взглядом посмотрел ей в глаза и повторил свою просьбу:— Коснись меня.— Как?— Как будто ты меня хочешь.— Я и так хочу тебя. — Затем, чувствуя, как у нее перехватило дыхание, спросила: — Где?Трейс напрягся.— Здесь. — Он положил руку на свою грудь. — Здесь. — Он двинулся ниже, остановившись в области ребер. — И здесь. — Его ладонь замерла на животе.Шайлер исполнила его желание. Она провела рукой по его плечу, вдоль руки, до кончиков пальцев, и обратно.Потом она поменяла направление и медленно прошлась пальцами по его груди, на мгновение задержавшись, когда наткнулась на уплотнение твердого мужского соска под его рубашкой, а затем с любопытством пустилась на поиски второго.Трейс задрожал.Вытянув пальцы, Шайлер постаралась накрыть ладонями как можно большую площадь его тела и стала осторожно и медленно ласкать его — плечи, грудь, ребра и, наконец, живот, где ее руки замерли без движения.Они оба чувствовали, насколько он возбужден, — его эрекция была несомненной, бесспорной, реальной и неопровержимой.Трейс не мог говорить. Он молча поднял руки и нежно опустил их на плечи Шайлер. Затем с мучительной неспешностью провел ими вдоль ее тела.У нее было прекрасное тело: ладное, крепкое, не слишком худое и при этом нежное и податливое. Он хотел видеть ее обнаженной, хотел касаться ее в таких местах, о которых до сих пор мог только мечтать.Руки Трейса покоились на ее бедрах, когда они услышали стук двери неподалеку. Вероятно, это пришла очередная команда женщин, которые ежедневно чистили и скребли Грантвуд под бдительным оком миссис Данверз.Чувственные чары были разрушены.Трейс про себя чертыхнулся и опустил руки. Затем развернулся и пошел к выходу из чулана.— Куда ты? — спросила его Шайлер.— Принять душ, прежде чем мы отправимся к сестрам Фрик. — Он вдруг почувствовал досаду на нее, на себя, на весь этот чертов белый свет. — «Холодный душ», — добавил он про себя. Глава 15 Создание, встретившее их у двери большого викторианского особняка, напомнило Шайлер экзотическую птицу. Ида Фрик предстала перед ними во всем фиолетовом: от шелковой веточки сирени в волосах и аметистовой броши на фиолетовом в горошек платье — до лиловых туфель на ногах.— Это наши гости, сестра, — провозгласила она, прежде чем поздороваться с ними. — Добрый день, мисс Грант, мистер Баллинджер. Проходите, пожалуйста.— Добрый день, мисс Фрик. Надеюсь, мы не слишком опоздали? — Трейс Баллинджер был сама любезность.— Опоздали? — Женщина вдруг заволновалась. — Я бы не сказала. Я не смотрела на часы в последние несколько минут, но я абсолютно уверена, что вы не опоздали. — Она немного помолчала и затем прибавила: — Я бы также не сказала, что вы пришли слишком рано.— Не приставай с пустяками, Ида, — послышался более низкий и спокойный голос Элламей Фрик. Из-за спины Иды вышла ее высокая сестра и уставилась на Шайлер. — Мы слышали, как ваша машина подъехала к дому. — Она переключила внимание на Трейса. — Вы как раз вовремя.Что ж, хотя бы этот вопрос разрешился к вящему удовольствию всех присутствующих.— Мы не должны держать мисс Грант и мистера Баллинджера на пороге, — недовольно пробубнила Ида, прищелкнув языком.Ее сестра сгладила ситуацию:— Сегодня мы будем пить чай в большой гостиной. Сюда, пожалуйста.Мисс Ида Фрик взмахнула руками — как машет крыльями птица, собирающаяся взлететь — и прощебетала:— Я считаю, что принимать гостей — ни с чем не сравнимое удовольствие, вы согласны? — Казалась, она была очень горда собой. — Я специально испекла кекс в честь вашего визита. Надеюсь, вам нравится кокосовый крем.Трейс заверил ее, что так оно и есть.Шайлер тем временем пыталась угадать, скольких гостей одновременно обычно принимают сестры Фрик.Ида продолжала взволнованно щебетать:— В детстве у нас были такие чудесные чаепития. Мама пекла всевозможные печенья, готовила разные лакомства. В гостиной накрывали стол для дам, а лимонад для детей подавался на кухне или на веранде, в зависимости от погоды. — Она повернулась к сестре: — Ты помнишь мамины чаепития, дорогая?Элламей выпрямила и без того прямую, как жердь, спину.— Конечно же, помню.Ида взяла руку Шайлер в свои ладони и постучала по ней кончиком указательного пальца:— Вы ведь не забыли о своем обещании, мисс Грант?Шайлер замялась:— О своем обещании?Доверительным шепотом женщина пояснила:— Поделиться со мной рецептом салата из лобстера.— Ах да, конечно. — Шайлер открыла сумочку. — Миссис Данверз любезно написала его для вас.— Спасибо! — воскликнула Ида Фрик, накинувшись на листок с рецептом, как голодная птица на червяка. — У меня просто нет слов.Трейс положил на стол блестящую подарочную коробку.— Я решил, что немного шоколада может доставить вам удовольствие.Глаза Иды загорелись интересом.— Как это мило. Такая забота с вашей стороны. — Она приняла подарок за обеих сестер. — Элламей, скажи нашим гостям, чтобы они чувствовали себя как дома.— Сюда, пожалуйста, — указала высокая и тощая мисс Фрик.— Я присоединюсь к вам через несколько минут. — Ида взмахнула руками и, быстро миновав длинный коридор, вошла в дверь помещения, которое, похоже, было кухней.— Какой прелестный дом, мисс Фрик, — сказала Шайлер, когда, войдя в большую гостиную, они вдруг очутились в мире, где время, казалось, остановилось.Красочный, пестрящий узорами ковер на полу, богато изукрашенная громоздкая мебель, безделушки, беспорядочно расставленные по всей комнате, кружевные салфеточки — все эти вещи принадлежали ушедшей эпохе.— Спасибо, мисс Грант. Мы с Идой прожили в этом доме всю нашу жизнь. Собственно говоря, мы обе родились в угловой спальне на верхнем этаже, — сообщила она, присаживаясь на покрытый темно-бордовым бархатом диван со стеганой спинкой и такими же подушечками. — «Маленькая Лощина» раньше была летней дачей нашей семьи. — Помолчав, она прибавила: — Шесть наверху и шесть внизу.— Шесть?..— На каждом этаже по шесть комнат, — пояснила женщина. — Во время обвала на фондовой бирже в 1929 году и последовавшей за ним Великой депрессии от нас, Фриков, удача отвернулась, впрочем, как и от многих других семей на том этапе американской истории.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27