Фриско почудилось, что он слышит ее мысли: «Пялься сколько влезет, ковбой, но мне глубоко наплевать, какого ты обо мне мнения!» В другом месте и при других обстоятельствах Дэл расхохотался бы, но здесь, на кладбище, он просто перевел взгляд на младшую из дочерей.
Глаза девушки, обращенные на гроб с телом отца, обрамляли темные круги. Возможно, она одна из всех трех действительно испытывала скорбь или хотя бы делала вид, что скорбит, отдавая дань покойному. Дэл заметил, как на спинку стула, на котором сидела младшая из дочерей, легла мужская рука. Молодой человек, стоявший позади, наклонился и что-то шепнул девушке на ухо. Она не обернулась, не подняла взгляд, только ресницы ее встревоженно вспорхнули, и она застыла в напряжении. Ее затянутая в перчатку рука, доселе расслабленно лежавшая на коленях, сжалась словно в судороге, затем разжалась. Все так же, не поворачивая головы, девушка кивнула.
Мужчина безошибочно угадываемым жестом собственника небрежно похлопал по спинке стула и полез в жилетный карман свериться с висящими на цепочке часами. Уголки тонких губ приподнялись в подобии улыбки. Дэл решил, что молодой человек таким образом выражает свою радость по поводу того, что священник подготовил наконец покойного к погребению и проволочек не ожидается. Скорее всего этот мужчина был тем самым Уордом Хэмом, который, если верить портье в гостинице, ухаживал за Лестер Рорк, как говорится, с самыми серьезными намерениями.
Наконец Дэл остановил внимание на той из дочерей Рорка, которая больше других вызывала его беспокойство. Что сидела в инвалидной коляске. Только краткий миг он тешил себя надеждой на то, что инвалидное кресло — временная мера. Не опуская взгляда, она коснулась рукой в перчатке колеса возле подлокотника и легким движением чуть повернула коляску. Такого автоматизма можно достичь лишь долгой практикой: инвалидное кресло было неотъемлемым атрибутом ее существования.
Нахмурившись, Дэл отошел на несколько шагов в сторону, так, чтобы получше рассмотреть ее ноги. Из-под подола платья виднелся носок черного лакированного ботинка, а с правой стороны юбка падала свободно — там чуть пониже колена зияла пустота. Вопрос вставал ребром: сможет ли она ездить верхом?
Дэл перевел хмурый взгляд с ее ног на лицо. Эта женщина была аристократкой до мозга костей. Поскольку личности двух сестер Рорк были уже идентифицированы, получалось, что это — Александра Рорк Миллз, старшая из трех. За вознаграждение тот же портье информировал Фриско о том, что миссис Миллз жила на востоке, на территории, контролируемой янки, и о том, что прошлой весной она похоронила мужа. Портье ничего не сказал о том, что она прикована к инвалидному креслу.
Волосы цвета меда были разделены посередине надвое ровным пробором и стянуты в низкий, по моде, узел на затылке, под полями шляпки. Черный жемчуг на шее и в ушах ловил слабые отблески несильного зимнего солнца. Хотя лицо ее было повернуто в сторону священника, продолжающего бубнить молитвы монотонным, усыпляющим голосом, Дэл ясно видел высокие красивые скулы, прямой тонкий нос, правильный четкий профиль. В отличие от Фредерики Александра не выставляла эмоций напоказ, но посадка головы, осанка, манера держаться подчеркнуто прямо говорили о гордости, граничащей с гордыней. Эта сестра скорее всего не захочет признавать своих ошибок, и убедить ее поступать так, как лучше для дела, если это не соответствует ее собственным представлениям, будет особенно трудно.
Между тем гроб с телом Джо Рорка опустили в могилу, и Дэл похлопал по карманам жилета в поисках сигары, в последний раз окинув взглядом сестер. Ни одна из них не выглядела способной исполнить задание более трудное, чем, скажем, поднять наперсток. Дэл сомневался, что кто-то из этих женщин хотя бы раз в жизни объезжал норовистую лошадку или закидывал лассо. Он бы не удивился, узнай даже, что они и лонгхорна-то видели близко разве что на тарелке в виде отбивной. Два года назад Фриско махнул бы рукой на такую работенку без малейшего сожаления.
Служба закончилась, и пришедшие почтить память Джо Рорка обступили сестер. Каждый считал своим долгом сказать одно-два дежурных слова сочувствия и бросить горсть-другую техасской грязи на могилу. Фриско отошел в сторону, чтобы не путаться под ногами. Только сейчас он заметил еще одну женщину, которую не увидел раньше, потому что она, как и сестры Рорк, сидела во время церемонии, но на противоположной стороне от свежевырытой могилы.
Единственная женщина, которая осталась без должного внимания, была жена покойного Рорка, но Фриско никак не подумал, что сидящая напротив сестер — вдова: она была не в черном, как должно, а в темно-сером наряде. Кроме того, в светло-каштановом узле на затылке женщины не проблескивало ни ниточки седины, чего было бы вполне естественно ожидать от волос матери трех взрослых дочерей.
Затем Дэл обратил внимание на ее манеру держать одно плечо чуть выше другого и склонять голову к приподнятому плечу. Он знал одну рыжеволосую даму в Новом Орлеане с теми же особенностями осанки — ее он никогда не смог бы забыть.
Движимый любопытством, Дэл прошелся между надгробиями, обходя сестер кругами. Он уже увидел все, что хотел увидеть, но продолжал ходить вокруг да около, невольно откладывая мгновение, когда он смог бы взглянуть в лицо женщине в сером. Не может быть — Лола Фидлер! Джо Рорк мог провести недельку в ее постели, и Фриско вполне бы его понял, но чтобы жениться на такой стерве — этого он от Джо не ожидал. Как говорится, и на старуху бывает проруха, так что, видно, на Джо нашло затмение, если весьма рассудительный человек совершил подобный промах.
Разрази его гром, если это не она! Дэл Фриско не ошибся — судьба вновь свела его с той самой мошенницей Лолой Фидлер, из-за которой он, Фриско, едва не погиб. Она была одета подороже и накрашена поярче, чем тогда, когда они виделись в последний раз, но что касается всего остального… Пять лет жизни не прибавили ей солидности, а замужество за богатым человеком — благочестия. Ее бесстыдства все еще хватало на то, чтобы явиться в платье с декольте на похороны мужа, демонстрируя пышную грудь всем желающим. Выражение лица оставалось все таким же наглым. Законы писались не для нее, Лолы Фидлер, и, став Лолой Рорк, она по-прежнему продолжала плевать на приличия. Эти насмешливые глаза и поджатые губы будто заявляли окружающим: «Я не дам и коровьей лепешки за то, что вы, добропорядочные жители Клиса, обо мне думаете».
Словно почувствовав, что за ней наблюдают, Лола подняла голову и проводила взглядом людей, идущих мимо нее к могиле. Она скользнула взглядом и по Фриско, затем, словно споткнувшись, повернула голову и в упор посмотрела на него. Брови ее взметнулись вверх — она его узнала. Если Лола и была удивлена или раздосадована этой встречей, то она умело скрыла и удивление, и досаду. Напротив, Дэл готов был поклясться, что он увидел вспышку радости в ее глазах, и довольная улыбка на миг коснулась ее губ. В ответ Фриско прищурился и закусил губу, борясь с желанием плюнуть в ее бесстыжие глаза.
Медленно он поднял два пальца к полям шляпы, поприветствовав ее из вежливости, хотя едва ли она заслуживала и этой малости. Лола, будучи в своем репертуаре, в ответ на приветствие слегка наклонилась вперед, подставляя его взгляду грудь, весьма смело выставленную напоказ. По рядам участников церемонии прокатился негодующий ропот. Лола Рорк, едва появившись в Клисе, стала здешней скандальной достопримечательностью. Она никогда не подводила местных сплетниц, своим поведением регулярно давая пищу для все новых пересудов. Сегодняшний день не станет исключением.
Дэл бросил окурок сигары на покосившийся могильный камень, засунул руки в карманы и вновь посмотрел на сестер, проклиная судьбу, которая вверила его будущее в их неверные руки. Противно было чувствовать себя зависимым, тем более зависимым от женщин.
С другой стороны, в свете нового знания перспектива выглядела куда более обнадеживающей. У Дэла появился свой интерес в исходе соревнования, предложенного Джо Рорком. Теперь, когда он знал, что Лола Фидлер — та самая женщина, которой в случае неудачи сестер достанутся все деньги Джо, у Фриско появилась личная заинтересованность в том, чтобы помешать ей достичь желаемого. Следовательно, работая на сестер, он будет работать и на себя. Теперь зависимость от женщин уже не казалась столь тягостной. Взяв на себя руководство перегоном, он мог убить сразу двух зайцев: заработать и отомстить. Отправляясь в Клис, Фриско нуждался в работе. Теперь он еще и желал этой работы, что сильно меняет дело.
— Не может быть, чтобы все обстояло именно так, — повторила Фредди, хмуро глядя в окно гостиной на двух работников ранчо, гнавших в загон полдюжины лонгхорнов. — Не может быть, чтобы не существовало способа получить то, что является нашим по праву, в обход этого идиотского перегона.
Она скорее могла представить себя дефилирующей по главной улице Клиса в корсете и чулках, чем гоняющейся за быками.
— О каких обходных путях может идти речь? Ты же присутствовала, когда Лутер Морланд зачитывал завещание па, — раздался за спиной Фредерики голос Алекс. — Никаких разночтений быть не может. Завещание составлено предельно ясно. Не придерешься. Условия получения наследства расписаны весьма подробно. Если мы не выполним волю отца, эта женщина получит все.
Тяжелые портьеры на окнах пропылились и пропитались запахом дыма. Запах был настолько силен, что Фредди почти верила: вот сейчас за спиной у нее стоит Джо и смотрит в окно, любуясь своим драгоценным ранчо. Поджав губы, Фредди отвернулась от окна и, подойдя к камину, протянула руки к язычкам пламени, лизавшим чугунную решетку.
— Предположим, мы согласимся выполнить волю отца. И что это изменит? Вы верите, что нам удастся преуспеть в этом безнадежном деле? — спросила Фредерика, переводя взгляд с Алекс на Лес. — И вы не верите. И па не верил. Вот это меня и бесит. Па знал, что мы не сможем превратиться в ковбоев. В итоге все получит Лола, как ни дергайся. Все-все…
Фредди обвела рукой воображаемые земли, дом, амбары, загоны для скота, стада и постройки. От бессильной ярости нижняя губа ее подрагивала.
— Черт его подери! Это несправедливо!
— Прошу тебя! — воскликнула Лес, поднося руку к виску. — Па два дня как в могиле. Если ты не можешь сказать о нем что-то хорошее, лучше не говори ничего. И зачем употреблять бранные выражения? Ты же знаешь, я не выношу, когда ругаются.
— О, не извольте гневаться, — язвительно заметила Фредди. — Я не хотела задеть ваших нежных чувств.
Фредди картинно закатила глаза, но, по правде сказать, ей не было никакого дела до того, что чувствует Лес Или что думает насчет ее любви к крепкому словцу. Когда-то давно Фредди решила, что раз все в городе, включая членов ее собственной семьи, считают ее, Фредерику Рорк, аморальной женщиной, она должна и вести себя соответственно.
— Хватит уже защищать папочку. Теперь тебе в этом нет никакой корысти, — язвительно добавила Фредди.
— Помолчи! Ты всю жизнь только и делала, что заставляла его краснеть за тебя. Не понимаю, откуда такое зазнайство! За что па было тебя любить? Ты даже жить здесь, на ранчо, не пожелала. Конечно, куда нам до тебя! Мне на роду написано нюхать навоз, ты же нашла себе местечко в городе. — Лес встала, нервно сжимая кулаки и пряча их в складках юбки. — Могла бы по крайней мере приезжать сюда по воскресеньям на семейные обеды!
— Чтобы общаться с этой тварью, на которой он женился? Ты знаешь, что о ней говорят в Клисе?
— Ты знаешь, что в Клисе говорят о тебе?
— Прекратите, — усталым голосом сказала Алекс. — Вас слышно за милю.
Фредди вспыхнула, покраснела даже шея.
— Мне не нравилось, что ты командуешь, когда мы были детьми, и тем более мне это не нравится сейчас!
Все две недели, с тех пор как Алекс вернулась домой, сестры жили, повинуясь с детства усвоенным привычкам. Алекс, пользуясь своим «высоким» званием старшей, выносила суждения, критиковала, указывала и приказывала. Она по своей воле внесла изменения в церемонию похорон и определила момент, когда Лутер должен был прочесть завещание. Это она, Алекс, убедила Лолу оставить дом и пожить в городе хотя бы до срока исполнения завещания. Алекс настояла на том, чтобы Фредди осталась на ранчо до тех пор, пока все не будет улажено. Фредди и Лес безропотно отошли в сторону, предоставив Алекс роль лидера.
Фредди презрительно фыркнула. Алекс все еще чувствовала себя хозяйкой над ними, считала, что она в ответе за всех троих. И в данном случае не имело значения, были ли принимаемые Алекс решения мудрыми, важно было уже то, что она вернулась домой после пятилетнего отсутствия и тут же перехватила бразды правления, словно никогда и не уезжала.
Сложив руки на коленях, Алекс изучала разгоряченное лицо сестры.
— Я попрошу тебя не высказывать вслух личных претензий, когда нас слушает прислуга.
— Почему ты только ко мне обращаешься? Я что, сама с собой разговариваю?
Действительно, сколько Фредди себя помнила, столько на ней лежала обязанность присматривать за малышкой. Лес давно выросла из пеленок, но все оставалось по-старому. «Позаботься о маленькой», «Ты должна защищать Лес». Фредди тошнило от этого.
— Ты всегда сама начинаешь, Фредди, — поджав губы и вздернув подбородок, заявила Лес. — Не успокоишься, пока не перевернешь все с ног на голову, не заваришь какой-нибудь каши!
— Вам не кажется, что вы обе могли бы немного погодить с выяснением отношений и обсудить сложившееся положение?
Алекс подъехала к маленькому столику и налила себе чаю, воспользовавшись серебряным сервизом, принадлежавшим ее, Алекс, матери.
Внезапно Фредди ее гнев показался преувеличенным и вздорным, вспышкой необоснованной детской ярости, когда хочется неизвестно почему кричать и топать ногами. Сейчас в ней говорила детская обида, но ведь они давно выросли. Глядя на сестру, Фредди попыталась представить, каково это:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54