— Не бойся, любимая, — прошептал он, — эта боль не продлится долго, обещаю тебе.
Жаклин сделала глубокий вдох. Она чувствовала, как напряжение постепенно уходит из нее и боль ослабевает. Арман снова начал двигаться, разжигая то пламя, которое ни на секунду не угасало в ней. Его рука соскользнула туда, где их тела соединялись, а губы целовали ее со все нарастающей требовательностью, заставляя желать этих поцелуев еще сильнее. Они начали двигаться в одном ритме, и Арман проникал в нее все глубже и глубже. Жаклин видела, что доставляет ему удовольствие, и мысль о том, что они испытывают наслаждение одновременно, заставила ее отбросить всякое стеснение. Она начала тихо постанывать от возбуждения, в то время как Арман продолжал шептать ей на ухо какие-то слова; но Жаклин почти ничего не слышала, потому что ее дыхание участилось, тело начало двигаться быстрее, и она уже не могла думать ни о чем, кроме того, чего ей хотелось все больше и больше — чтобы он заполнил ее всю. Она двинулась навстречу, прижалась к нему, и тут что-то произошло у нее внутри. Сладостное, всепоглощающее ощущение разлилось по всему ее телу, заставляя ее содрогаться и кричать от восторга.
Арман прижался губами к ее раскрытому рту, ловя этот крик и упиваясь ее экстазом. Ему хотелось раствориться в ней, не выпускать ее из своих объятий, но он знал, что это только краткое мгновение, и как бы он ни желал продлить его, ему не нужно было контролировать себя. Он выкрикнул ее имя, вложив в этот крик все свое желание и отчаяние, и его тело тоже тряслось в экстазе.
Некоторое время они лежали неподвижно; их сердца громко стучали, а прерывистое дыхание звучало в едином ритме. Жаклин прижалась к нему: ей не хотелось верить, что все кончено. Она и не представляла, что это может быть так потрясающе.
Арман все еще находился на ней. Испугавшись, что ей тяжело выдерживать его вес, он осторожно перевернулся на бок, увлекая ее за собой и с наслаждением вдыхая тонкий аромат ее волос.
Жаклин лежала рядом с ним, ощущая, как тепло его тела проникает в нее через обнаженную кожу, и вдруг почувствовала, что ее заливает краска стыда. Тысячи мыслей закружили ей голову, смущая и одновременно возбуждая ее.
— Мне пора идти, — беспокойно прошептала она.
Ее слова вонзились в него как острый нож. Она хотела уйти. Но где взять силы, чтобы отпустить ее? Арман думал о том, что, когда Жаклин лежит рядом с ним, он может представлять себе, что она принадлежит ему, только ему одному. Впервые за долгое время ему хотелось уснуть и увидеть сон, отличный от тех кошмарных сновидений, которые постоянно терзали его, заставляя казнить себя за проступки, совершенные в прошлом. Сила страсти Жаклин помогла ему забыться и забыть. Он тоже мог бы заставить ее позабыть прошлое, но у него не было на это времени: мужчина, которого она хотела, за которого собиралась выйти замуж, находился во Франции, в тюрьме. Теперь ему придется рисковать своей жизнью, чтобы соединить их.
— Я должна вернуться до того, как проснутся слуги. — Жаклин чувствовала смущение оттого, что он никак не хотел выпустить ее из объятий.
Вместо ответа Арман еще сильнее прижал ее к себе. Он поднял руку и убрал прядь волос, упавшую ей на лицо. Она не помешала ему сделать это, словно у него было на это право. Не важно, что готовит им будущее: сейчас она принадлежит ему, и только ему.
— Поспи немного, — прошептал Арман ей на ухо. — Еще не слишком поздно, Я прослежу, чтобы ты проснулась вовремя и успела вернуться в дом Харрингтонов.
Жаклин колебалась. В его объятиях так уютно и тепло, а на улице так холодно… Ей не хотелось никуда идти. Сладкая истома разливалась по ее телу, вызывая зевоту.
— Ты уверен, что я не опоздаю? — спросила она, закрывая паза и устраиваясь поудобнее.
Арман улыбнулся и провел кончиками пальцев по ее щеке.
— Обещаю тебе.
Жаклин проснулась от стука в дверь. Она приподнялась, стараясь вспомнить, где находится, и, к своему ужасу, обнаружила, что лежит в кровати одна и совершенно голая. Армана в комнате не было.
Стук в дверь не умолкал.
— Мадемуазель де Ламбер, вы проснулись? — раздался негромкий голос, и на пороге появилась женщина средних лет с зажженным канделябром в руке. — Месье Сент-Джеймс просил разбудить вас в два часа, — сказала она. — Ваш экипаж уже готов. Я пришла, чтобы помочь вам одеться.
Жаклин закуталась в одеяло и встала с кровати; она была благодарна Арману за то, что он прислал служанку — это освобождало ее от необходимости просить помощи у него.
— Идите к огню, здесь теплее, — сказала горничная, собирая с пола вещи Жаклин и помогая ей одеться. — Ну вот, а теперь посмотрим, что можно сделать с волосами.
У женщины были мягкие, почти материнские нотки в голосе, и Жаклин почувствовала себя на удивление спокойно.
Сев на стул, она доверила свои волосы ловким рукам, быстро расчесавшим и уложившим их в прическу. В комнате не оказалось зеркала, но Жаклин не сомневалась, что ее волосы в полном порядке. По крайней мере теперь она не была похожа М куртизанку, которая полночи занималась любовью.
— Скажите, как вас зовут? — спросила Жаклин, когда служанка заколола последнюю прядь.
— Мадам Бонар, — с улыбкой ответила та.
Жаклин внимательно посмотрела на нее. Тонкие черты лица, теплые зеленоватые глаза и светлые волосы, чуть тронутые сединой… Отчего-то ей казалось, что она знает эту женщину.
— Пойдемте, мадемуазель. — Мадам Бонар направилась к двери. — Экипаж ждет.
Жаклин спустилась на первый этаж. Служанка подала ей плащ, и она начала нервно застегивать пуговицы, ожидая, что с минуты на минуту появится Арман. И тут она увидела конверт, который лежал рядом с высокой хрустальной вазой, в которой стояла одинокая темно-красная роза: на конверте размашистым почерком было выведено ее имя. Смущенная тем, что он не вышел к ней, а оставил для нее записку, она раскрыла конверт.
«Дорогая Жаклин!
Я сделаю все, что в моих силах, чтобы привезти его к тебе, и если не вернусь, знай, что твое спасение было моим самым большим успехом. Прошу тебя, не жертвуй собой ради такой бессмысленной вещи, как месть.
Арман».
Смысл этих строк дошел до нее не сразу, но затем ледяной ужас сковал ее сердце. Он уехал спасать Франсуа-Луи. Но как же это? Сейчас, посреди ночи? Конечно, он где-то в доме.
— Где месье Сент-Джеймс? — дрожащим голосом спросила она у мадам Бонар.
— Уехал, мадемуазель.
— Уехал? Но куда?
— По делам в одно из своих северных поместий, — ответила служанка. — Сказал, что вернется примерно через две недели.
Жаклин замерла, сжимая в руке письмо Армана. Холодный порыв ветра ударил ей в лицо, когда мадам Бонар открыла входную дверь. Том уже ждал снаружи. Жаклин села в экипаж. Внутри было тепло, но Жаклин казалось, что она промерзла до костей. Ей стало страшно.
Итак, он уже отправился во Францию. Она выполнила свою часть договора, теперь он должен выполнить свою.
Глава 9
Пушистое снежное одеяло укутало Париж: хлопья снега покрывали купола соборов и крыши домов, красные колпаки простолюдинов и шляпы военных, бесчисленные мосты через Сену и даже сердца Парижа — собор Нотр-Дам. Снег падал на площадь Революции, когда снежинки попадали на еще дымящийся нож гильотины, то превращались в капельки воды. Густой снегопад скрывал нечистоты на давно не убиравшихся улицах и груды тел, сваленных возле места казни. Еще мгновение назад эти тела были мужчинами, женщинами и детьми, которые перед смертью в последний раз любовались причудливым танцем белых холодных лепестков.
Арман поднял воротник своей потрепанной куртки и подул на окоченевшие пальцы. Он стоял перед тюрьмой Палас-де-Люксембург и прикидывал в уме размеры ее окон и их высоту над землей. Со стороны он выглядел обычным уличным торговцем, мерзнущим ради нескольких ливров, которые надеялся выручить за свое домашнее вино. Не все виноделы могли позволить себе содержать магазин; те, кто победнее, выезжали на улицы с тележками и предлагали прохожим свое пойло. Купивший бутылку обычно получал в нагрузку кислый вкус и тяжелое утреннее похмелье. Арман торговал на этом месте уже шесть дней, и даже стражники, стоявшие перед входом в тюрьму, перестали обращать на него внимание. Новая маскировка, обрекая его на страдания от холода и боли в постоянно сгорбленной спине, позволяла часами наблюдать за местом, где содержался Франсуа-Луи.
Палас-де-Люксембург Мария Медичи построила после смерти мужа, когда решила больше не жить в Лувре: в 1615 году она велела возвести для себя здание в флорентийском стиле, к которому привыкла за годы, проведенные в Италии. Так появилось это изящное сооружение с огромными окнами, большим количеством украшений и двумя рядами колонн по всему фасаду. Революционное правительство сделало из него тюрьму, но даже столь странное превращение не могло лишить дворец его изящества. Эта тюрьма считалась одной из самых комфортабельных в Париже; здесь содержались представители высшей знати, которые до революции были завсегдатаями дворца.
Арман не мог сдержать своего раздражения оттого, что Франсуа-Луи находился в этом месте, а Жаклин и Антуан были брошены в самую отвратительную тюрьму из всех, которые ему доводилось видеть. Все знали, что те, кто ждал своего приговора в тюрьме Палас-де-Люксембург, жили так, словно были у друзей: целые дни они проводили в общении друг с другом, за карточным столом и тому подобными занятиями. Конечно, периодически кого-то из них вызывали в суд и приговаривали к смерти, но зато они не знали, что такое зловонная еда, холод, болезни и все те ужасы, которые ждали узников других парижских тюрем.
Непосвященным эта тюрьма казалась довольно скучным местом, которое почти никто не посещал и не покидал. Арман уже несколько раз перекидывался парой слов со стражниками, страдавшими от скуки и холода — двух, вещей, которые могли помочь ему проникнуть внутрь. Он не торопил события, выбирая подходящий момент — сутулый торговец вином изо дня в день продолжал потирать озябшие руки и переминаться с ноги на ногу, дожидаясь вечера. Все это время воспоминания о Жаклин не оставляли Армана, но только по ночам, лежа без сна, он позволял себе думать о ней. Арман представлял ее то измученной заключенной, то переодетым мальчиком, то неуклюжей беременной крестьянской женой, то изнеженной и капризной аристократкой, которая ни на секунду не допускала, что все люди рождаются равными. Но самое большое наслаждение доставляло ему воспоминание о той волшебной ночи, когда она предстала перед ним обнаженной. Его память запечатлела образ прекрасной женщины, стоявшей перед камином, — во взгляде ее читалась возбуждающая смесь стыда и желания.
Он хотел ее и получил, но эта ночь сделала его еще более беспокойным, раскаивающимся и неудовлетворенным. Его жажду было невозможно утолить. Арман знал, что она согласилась прийти ради спасения Франсуа-Луи, но то была не единственная причина. Возможно, интуиция или мужское тщеславие нашептали ему, что любовница не может с такой страстью отдаваться мужчине, которого не любит.
Он с раздражением отгонял эти мысли. Жаклин не принадлежала ему и никогда не будет принадлежать — она выйдет замуж за другого мужчину, обладающего титулами и высоким положением.
Высокая коренастая женщина с обветренным лицом подошла к нему и спросила цену на вино, возвращая его к реальности. После непродолжительных торгов она купила две бутылки и ушла. Арман решил, что солдаты, охраняющие тюрьму, уже достаточно устали и замерзли: значит, он может заговорить с ними.
Ощутив знакомое возбуждение, которое возникало у него при начале каждой операции, Арман подвез свою тележку поближе к воротам тюрьмы.
— Добрый день, граждане! — прокричал он сиплым голосом, обращаясь к двум молодым солдатам, охранявшим вход.
— Что, неудачный денек выдался? — спросил один из них. Арман поставил тележку и развел руками:
— Хуже некуда. Все этот чертов снег. Люди мерзнут и не останавливаются, чтобы что-то купить. Боюсь, будут у меня сегодня проблемы, — добавил он, откидывая кусок ткани, прикрывавшей бутылки.
— А что за проблемы? — с интересом спросил другой стражник.
— Жена, — со вздохом признался Арман. Оба солдата дружно захохотали.
— Я тебя понимаю, гражданин, — сквозь смех проговорил тот, что постарше. — Моя супруга так может двинуть, что мигом окажешься в могиле. Только там и отдохнешь от нее. — Он снова засмеялся.
Арман тоже начал хохотать, но тут его остановил сильный кашель. Он прочистил горло, сплюнул на землю и беспомощно взглянул на солдат.
— Я уже стар, граждане, и промерз до костей, блуждая по улицам, но мне нельзя возвращаться домой с полной тележкой, иначе жена задаст такую трепку, что будет слышно на весь Париж. — Он достал из тележки бутылку и вытащил из нее пробку. — Мне этого совсем не хочется, поэтому я предлагаю вам одно дельце — если вы согласитесь, то всем нам этот вечер не покажется таким уж скучным.
Оба стражника с интересом посмотрели на старика.
— Какое еще дельце?
— В тюрьме скоро будет ужин, ведь так? — осторожно начал Арман.
— Да, и что с того?
— Возможно, бывшие аристократы купят у меня немного вина, чтобы скоротать вечерок. — Арман протянул открытую бутылку одному из стражников. — Если вы разрешите мне предложить им мой товар, то за каждую проданную бутылку я отдам одну доблестной охране, а сам вернусь домой с полным кошельком и пустой тележкой. В результате все останутся довольны. Не брезгуйте, попробуйте, я сам его делаю; это вино куда лучше тех помоев, что продают в Париже в наши дни.
Солдат поднял бутылку и начал пить из горлышка, отчего по его щекам потекли две алые струйки. Отпив изрядную толику напитка, он протянул бутылку своему напарнику.
— Что ж, винцо у тебя неплохое, — сказал тот, в два больших глотка допив оставшееся и вытирая рот рукавом.
— А я что говорил? — довольно кивнул Арман.
— Ладно, по рукам, если только ты дашь нам по две бутылки за каждую проданную, — заключил охранник.
Улыбка медленно сползла с лица торговца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40